Люс-А-Гард

22
18
20
22
24
26
28
30

— Он Хью Зеленой Ветки, — сказал вожак. — Но это те самые лук и рожок! Других таких нет. Если меня подстрелят, я их передам Черному Джеку.

— Твой рожок сейчас у меня, — и Люс положила руку себе на грудь, где под тонкой замшей топорщился сигнальный рожок.

— Это не мой, я взял его для юного лорда у Гари Кочерыжки. Мой — всегда при мне. А может, Робина подстрелили слуги короля, или люди шерифа, или его выдал какой-нибудь предатель. А то и женщина…

— Почему же тебе дали это имя?

— Наверно, потому, что люди не очень разбираются в наших лесных делах и не знают, кто из нас жив, кто помер, а кто состарился и ушел. И они считают — раз сорок лет назад ватагу водил Робин Гуд, то он и теперь — самый меткий стрелок и самый выносливый бегун. Пускай зовут! Если Робин Гуд был таким замечательным стрелком и таким лихим вожаком, то для меня носить его имя — честь, правда?

— Честь… — отвечала Люс и больше уж не задала ни одного вопроса.

— Как странно, — заметил Том. — Мы с тобой все время говорим то о схватках, то о засадах, то об оружии…

— А о чем бы ты хотел? — выпустила колючки Люс. — Рассуждать с тобой о нежных чувствах я не стану. Спасибо, твое мнение о себе я уже слышала.

— Я никогда не думал, что смогу полюбить такую худышку, — признался Том. — По мне, это все равно, что с мальчишкой обниматься. Пусть итальянцы своих мальчишек любят! У нас этому их пороку не место. Но вот смотрю на тебя — и сам не понимаю, что меня к тебе вдруг потянуло. Или наконец-то я разглядел тебя?

— Чего тут разглядывать? — не унималась Люс. — Ни грудей как две ковриги, ни бедер в три обхвата, ни задницы как круп графской кобылы!

— Сердись, сердись, — усмехнулся стрелок, — имеешь полное право! Да, всего этого у тебя нет и не предвидится, и все же моя тяга к тебе все сильнее… А ведь вроде и выпил немного… Что ты со мной сделала? Может, ты действительно ведьма?

Люс фыркнула — за привидение ее сегодня уже принимали. Вдруг она услышала шорох веток и шаги.

— Прячемся! — шепотом приказала она. — Там кто-то идет! Не хочу, чтобы видели, как мы с тобой обнимаемся!

Конечно, можно было просто встать вдвоем за толстый древесный ствол и затаиться. Но Люс с такой запланированной неловкостью присела за кустом шиповника и потянула за собой вожака, что он сразу же растянулся на траве, а Люс совершенно естественно прилегла рядом с ним.

Мимо прошли, пытаясь беседовать, Серебряная Свирель и кто-то из стрелков. Закутанный в зеленый плащ до ушей стрелок соловьем разливался, а она отвечала коротко, потому что еле начала осваивать язык, и по ее голосу Люс поняла, что сумасбродная певица еще ничего не решила, а ухажеру грозит суровый конфуз. Свирель искала в этой жизни не любви, а победи, и удивительно, что Люс слишком поздно поняла основной элемент ее характера.

— Лежи, лежи, — прошептал Том, когда она попыталась приподняться на локте. — Хочешь, я подстелю тебе свой плащ?

— Подстели, — согласилась Люс. — И сам тоже не лежи на сырой траве, простудишься.

— Такого еще не бывало, чтобы лесной стрелок простудился, — усмехнулся Том и расправил знаменитый зеленый плащ.

— И все-таки, — устраиваясь в его объятиях поудобнее, продолжала язвить Люс, — как это ты можешь обнимать тощую женщину? Уму непостижимо! Тебя же ватага засмеет! Или сердце все-таки не считается с глазами? А может, ты и вовсе поумнел?

— Наоборот, — серьезно отвечал стрелок, распутывая тесьму, стягивающую ворот грубой рубахи. — Я будто пьян… Хотя пил только эль! И то немного, кувшина два всего. Должен же хоть кто-то в ватаге всегда оставаться трезвым. И проповедовать молодцам воздержание я тоже не могу, я не отец настоятель, а Шервудский лес — не обитель…