Тень слабеет, Кит напрягается. Последний бой, в конце которого только один вернется обратно.
— Я больше не ненавижу себя и не ненавижу его. Я не слабее Вечности и тем более не слабее тебя.
Они схватились в последней дуэли. Кит оттеснял двойника далеко, в темный уголок. Нанес последний удар, и тень разбилась, растеклась и растворилась, оставив после себя облако праха.
— И правда, — сказала я, — Дело не в пожаре.
Кит обнял меня и сжал крепко-крепко.
— Не терпится дождаться утра, — сказал он, — Я посмотрю наконец в зеркало.
— Приятно почувствовать себя музой, — сказала я, — Хотя я ничего не сделала, только ткнула мордой в тень.
— Звучит знакомо, — отозвался Кит.
Он скорчил обиженную мину.
— Так нечестно. Это я должен тебя спасать!
— Разобьёшь за меня своё сердце?
— Нет, по посуду могу, — ухмыльнулся Кит.
Скоро Вечность ушел. Тихо, по-английски, забрав с собой сияние звёзд. Несуществующий двинулся вслед за ним, и под руку вел Февраль, которая была уже не безмолвной тенью и воплощенным желанием, а живой девочкой из плоти и крови.
Воспоминания стерлись, как записи карандашом под ластиком. Сначала я забыла их лица, потом голоса, потом имена. Несколько дней меня преследовало чувство, будто я что-то забыла.
По мере исчезновения зеркального отражения Отступницы мне становилось хуже. По утрам она не могла вспомнить своё имя и не узнавала себя в зеркале. А один раз я не увидела лица в её отражении. и тогда поняла, что дело плохо.
— Где я? — спрашивала она, — Что за страшная женщина надо мной нависает? Когда закончится этот страшный сон…
— кто ты? — спрашивала я.
— Я пять тысяч лет прожила, — говорила она, — Я уже стара и дряхла. Быть может, я и родилась такой? Потому что ни детство, ни молодость я не помню. А помню только тягучую и зябкую старость.
Это было странно, потому что выглядела она ребенком.
— Тебе 15 лет, — говорила я, — Посмотри на себя.