Длинная Серебряная Ложка,

22
18
20
22
24
26
28
30

— А ты как думал?

— И что, уже не вернешься? — еще тише спросил мистер Стивенс.

— После таких шалостей в Европу мне путь заказан. Может, фроляйн приедет меня навестить, хотя зачем ей тащиться в такую даль ради служанки? У нее будет своя жизнь, у меня своя… очень надеюсь.

Оба замолчали.

— Все будут скучать по тебе, — сказал Уолтер, делая шаг вперед. Теперь он стоял к ней так близко, насколько позволял пышный кринолин, охранявший ее честь лучше любой дуэньи.

— Правда? — переспросила Эвике недоверчиво.

— Я уже скучаю.

— Глупый! Чего ж скучать, когда я еще здесь? — заметив выражение его лица, она догадалась. — А, ты вот в каком смысле. Если так, то я сама по себе скучаю. Знаешь, я уже начинаю понимать, как они мыслят. Мне кажется, я понемногу превращаюсь в вампира.

— Этого не случится. Она не сможет вытеснить тебя.

— А хоть бы и вытеснила! — выкрикнула девушка. — Я могла бы остаться Бертой Штайнберг — все лучше, чем подкидышем безродным. Тогда бы все меня полюбили. Ну кроме Изабель, но ведь остальным же я понравилась. У меня наконец могла быть семья.

— Нет, не лучше! — перебил Уолтер. — Я не знаю Берту, но я знаю тебя. Я хочу чтобы ты вернулась! Никуда тебя не отпущу! И… и… я люблю тебя, Эвике.

Эвике собиралась что-то ответить, но так и застыла на месте, а Уолтер вдруг притянул ее к себе, сминая ее юбки. Она даже не пыталась сопротивляться — наоборот, вцепилась в него обоими руками, прильнула к его груди, то ли обнимая, как любовника, то ли ища защиты, как ребенок у взрослого. В ее груди словно что-то растаяло. Уолтер наклонился, и ее губы распустились у него во рту, будто диковинный цветок.

Они обнимались несколько минут — а может и весь час, тут не до математики — пока Эвике не спохватилась и, что есть сил отталкивая Уолтера, не прокричала:

— Да какие вольности вы себе позволяете, сударь?!

Сейчас она была даже краснее своего платья. Поколебавшись, она все таки влепила нахалу хлесткую пощечину, подобрала юбки и бросилась бежать.

Это происшествие ознаменовало закрытие бала. Вскоре Гизела направилась к себе в комнату, пить капли от мигрени, ее примеру последовал и граф, а гости разбрелись по спальням. Наиболее предприимчивые захватили остатки колбасы, чтобы было чем закусить во время полуденной бессонницы.

* * *

Филомена Генриетта Элизабет Аркрайт была истинной английской леди. И как любая английская леди, она не могла удержаться, чтобы не сравнить это живописное местечко с еще более прекрасными местами в Альбионе. Разумеется, в пользу последнего. И уж конечно этот бал и в подметки не годился ни одному из тех балов, которые она посещала в родном королевстве. Тем не менее, она мужественно сносила все лишения, на которые ее обрекла эта поездка.

"В конце концов," — размышляла леди Аркрайт, пересекая Ла-Манш, — "не так уж и плохо отдохнуть от постоянных дождей и тумана."

"Возможно, деревня в Трансильвании отличается особым колоритом и… мм… самобытностью," — с уже с бОльшими сомнениями думала она, делая пересадку на вокзале Будапешта. — "Во всяком случае, это такое необычное путешествие!"

"Кому только в голову пришло устраивать бал в таком захолустье! Какой здравомыслящий вампир поедет сюда?" — рассердилась она, поджидая карету, которая даже не думала приезжать, потому что ровно час назад у нее отлетели два колеса на особо ухабистом ухабе, а менять их никто не торопился.