Через открытую дверь доносились звуки кадрили, хохот и визг. Где-то там был и лорд Марсден. Тоже веселился, наверное.
— Неужели он настолько жесток? И как мне потом служить ему, если он и правда ее убьет?
— Те, кто живет в стеклянных домах, не должны кидаться камнями, — заметил старший вампир. — Иначе и самому можно оцарапаться, когда рухнут стены. К хрустальным дворцам это тоже относится.
— Никогда не понимал эту поговорку, — пробормотал Фанни.
— Она означает, что не стоит осуждать других, если сам далек от совершенства. Как в твоем случае, Фрэнсис. Ты предатель. И завтра вечером ты поступишь в соответствии со своей природой. Или свою любимую предашь, или господина. Осталось решить, кто тебе дороже.
Глава 20
То был один из унылых дней, когда кажется, что ночь до сих пор не закончилась, просто ее размазали на целые сутки. Солнце попыталось пробиться сквозь облака, как квелый голубенок через скорлупу, но, потерпев фиаско, оставило все, как есть. Город погрузился в полумглу, когда уже не разберешь, кто перед тобой, и пройдешь мимо знакомого, так и не подняв шляпу. Выморочную тишину прерывал лишь цокот копыт и скрип экипажей, да сиплые крики метельщиков или торговцев печеной картошкой.
Вереницы прохожих двигались медленно, словно от сырости замшели их кости и разжижилась кровь. И никто не обращал внимание на девочку, что, поджав босые ноги, сидела на перилах Лондонского моста, который уже не первый век грозился упасть, но все никак не решался. Впору сделать вывод о людском жестокосердии, но увы, моральный урок из этой ситуации вряд ли получится извлечь. Дело в том, что девочка была невидима для людских глаз.
Почти для всех.
Мимо прошествовала бонна, за которой гуськом следовали шестеро мальчишек, как вдруг младенец на ее руках заморгал и скуксился. Бонна похлопала его по спине — колики, наверное — но малыш продолжал хныкать, покуда существо на перилах не показало ему козу. Тогда он вновь заулыбался. Что бы там ни сидело, по крайней мере, оно было дружелюбным.
Потом к ней подошла дородная дама и, подмигнув, положила рядом свою визитку.
Так Харриэт сидела уже третьи сутки. Призракам не занимать терпения. Требуется недюжинная выдержка, чтобы веками обретаться на чердаке, разгоняя скуку звоном цепей.
Она наблюдала за взрослыми.
Она пыталась их понять.
Как только мистер Стивенс передал Томми своему приятелю, а тот, крепко держа мальчугана за руку, повел его по Уайтчапелу, Харриэт не отставала от них ни на шаг. Джентльмен ее пугал. Она чувствовала в нем какую-то непонятную глубину, еще один слой, невидимый никому, кроме нее. Как будто что- то роднило его с ней. Что-то, связанное с его глазами. Но вглядываться в него было страшновато. Вот если он хоть пальцем тронет Томми — тогда да, она его наизнанку вывернет, а так… и, может, все обойдется? Может, он просто отпустит Томми?
Джентльмен руки не распускал, но и отпускать мальчика не торопился. У чугунных ворот, за которыми виднелся дом с острой, как обломанный клык, крышей, он нетерпеливо позвонил. На крыльце показалась заспанная женщина в сером стеганном халате поверх ночной рубашки. На щеках и на лбу женщины протянулись морщины, которые возникают, если ежедневно произносить слова «маленький негодник.» Ясно было, что она здесь за экономку.
Ей-то доброхот и сунул мальчика, попросив передать мистеру Барку сердечные пожелания от Генри Томпсона. Когда экономка разлаялась, что, дескать, ни о каком Томпсоне она слыхом не слыхивала, и уместно ли беспокоить директора в такой час, джентльмен ответил, что она-то вхожа в спальню директора в любое время, а в позднее тем более. Ремарка мистера Томпсона отрезвила женщину. Она тут же изобразила книксен, а после, толкнув Томми в спину, погнала его в приют. По-прежнему невидимая, Харриэт последовала за ними, дожидаясь подходящего момента, чтобы перехватить мальчика.
Экономка повела Томми по лестнице с выщербленными ступенями. В спальне для мальчиков она велела ему сбросить «тряпье», забираться в койку и не издавать ни писка, если он не желает провести ночь в комфортабельной обстановке карцера. Испуганный мальчишка юркнул под одеяло. То ли повинуясь приказу грозной матроны, то ли от усталости, но, вероятнее всего, от холода, он уснул, как только голова коснулась плоской подушки. Пробормотав, что беспризорники принесут обществу пользу, только если все разом перемрут, надзирательница покинула спальню. Харриэт осталась у двери.