Вот пришел папаша Зю…

— Я так думаю, Геннадий Андреевич, что результат будет положительным. Самым, что ни на есть положительным. Я думаю, тут сомнений ни у кого быть не может. Это очевидно. Вот так. — После кратковременной паузы Гробачёв продолжил: — И еще, что я хочу сказать. Я так полагаю, Геннадий Андреевич, что вы должны прикрепить меня к какому-нибудь распределителю. Раиса Максимовна не может ходить за продуктами и стоять в очередях. К тому же, говорят, из магазинов опять всё исчезло. Я так полагаю, что как ветеран партии я имею право получать партийный паёк.

«А Гардай сказал, что магазины завалены импортной продукцией, — вспомнил Зюзюкин. — Что ж, Егор всегда был кабинетным учёным, и магазины видит только из окошка».

И ещё Геннадий Андреевич подумал, что будь он Львом, он бы как стукнул кулаком по столу и как заорал бы: «Вон! Вон отсюда разрушитель, путаник и приспособленец! Президент-резидент! Как мы устали от вашей бесконечной говорильни! Ещё паёк себе требует!»

Но Геннадий Андреевич был Рак. Он подумал, что если бы не этот человек, сидящий сейчас перед ним и требующий партийного пайка, то ему, Зюзюкину, конечно, никогда бы не вознестись так высоко, никогда бы не стать президентом России. Неисповедимы пути Господни. Своей карьерой он косвенно обязан этому человеку и отказать совсем он ему не может. И Геннадий Андреевич сжалился.

— Конечно, Михаил Сергеевич, ваши заслуги перед страной переоценить невозможно, — сказал он. — Вот вам записка. По ней вам выдадут талоны на продукты питания. Каждый месяц по месту жительства вы будете получать продуктовый набор. Ну, а к праздникам — 7 Ноября, Новым годом и Девятого мая — хорошие ветеранские наборы с бутылкой шампанского.

Когда за Гробачёвым закрылась дверь, Зюзюкин взял в руки пурпурную папочку и невольно ею залюбовался: в доперестроечные времена такие выдавались каждому делегату партийных съездов. Сейчас это уже раритет. Геннадий Андреевич вынул из раритетной папки мелко исписанную пачку листов, папку сунул себе в портфель, а листки положил в нижний ящик стола.

Михаил Сергеевич долго искал адрес, который ему сообщили в приёмной Зюзюкина, когда он получал талоны на продукты. Наконец, уже совсем к вечеру, на задворках овощного магазина, возле сложенных пустых ящиков из-под моркови он обнаружил небольшую дверь, оббитую железом.

«Маленькая железная дверь в стене», — вспомнил Михаил Сергеевич название чьего-то романа.

О чём был роман, он совершенно не помнил, — но вроде бы не о льготных наборах. Возле железной двери стояло человек восемь ветеранов с авоськами. Простояв всего сорок минут, Михаил Сергеевич получил два килограмма гречки, две банки сгущённого молока, пачку цейлонского чаю, банку растворимого кофе, шпроты, палку копчёной колбасы и бульонные кубики. У него не было с собой пакета, и полученные продукты пришлось рассовать по карманам пиджака.

Так, с оттопыренными и отвисшими карманами, но очень счастливый, Михаил Сергеевич вернулся к Раисе Максимовне.

Сонька Московская и Sонька Сибирская

Татьяна, как обещала сестре и матери, взялась заинтересовывать отца. Конечно, это могла быть только идея возвращения в девяносто восьмой год. Все, находившиеся в их команде в тот уже далёкий день двадцать пятого августа девяносто восьмого года, узнав, что SОНЬКА очень повреждена, захандрили, а иные просто пришли в отчаяние.

Но самым неприятным было то, что куда-то исчез Гений Безмозглый. Татьяна пыталась созвониться со своими «собратьями по временным перемещениям», но с этим переселением по коммунальным квартирам о машине не то, чтобы забыли, но было не до неё. Наконец, Татьяна вышла на Валентина Юнашева. Тот был занят поисками работы: нужно было как-то кормить семью. Первый вопрос Татьяны был: «Где машина?»

Оказалось, что хитроумный Пал Палыч Бородкин, этот завхоз Кремля, сдавая ключи своему коммунистическому преемнику, объяснил ему, что ещё в то время, когда у власти был трезвенник Гробачёв, по его распоряжению стал создаваться музей самогоноварения на Руси. Но, как и всё остальное, это начинание генсека осталось незавершённым. Пал Палыч давно, мол, собирался вывезти куда-нибудь на свалку эти народные промыслы, да всё руки не доходили. Но после своего ухода он не хочет оставлять в Кремле всякий хлам, и, если новый завхоз не возражает, он, конечно же, уберёт после своего хозяйствования эту груду металлолома. Новый коммунистический завхоз не возражает. Мало того, он собирается выделить транспорт для вывоза этого «хлама» на ближайшую свалку. И вот он, Юнашев, разыскал Ястребженского, и тот в данный момент занят поисками подходящего места для SОНЬКИ в окрестностях той свалки, куда расторопный коммунистический завхоз собирается снарядить транспорт.

— Валя, ты гений! — радостно воскликнула Татьяна, готовая бросится на шею Юнашеву.

— Увы! — вздохнул Валентин Борисович. — Если бы Гением был я, мы бы тут не сидели. С истинным нашим Гением пока дело швах: он исчез.

Еще через пару дней Сергей Ястребженский нашёл замечательный погребок у одной одинокой старушки в посёлке, недалеко от свалки. Старушка, Арина Родионовна, ещё достаточно крепенькая и проворная, согласилась за кое-какие харчи сдать свой всё равно пустующий погребок под «секретную лабораторию». И вот Пал Палыч на предоставленных комуняками машинах вывез их драгоценную SОНЬКУ якобы на свалку, а на самом деле, сунув водителям двух грузовиков по десятке, велел свернуть в указанный им посёлочек и скинуть этот «металлолом» в погребок к его «родной бабушке».

Дело оставалось за малым: отыскать Геньку, который как сквозь землю провалился.

В один прекрасный вечер семья Ёлкиных-Доченко (за исключением Бориса Николаевича, категорически не желавшего слушать коммунистические новости) смотрела по телевизору всё более и более причёсываемую программу «Время». Татьяну весьма заинтересовал один сюжет в финале передачи под рубрикой «курьёзы». В нём рассказывалось, как под стенами Кремля задержали какого-то бомжа. Он пытался проникнуть в Кремль, ссылаясь на то, что там осталась его женщина. По его словам он оставил эту женщину, по имени Софья, в одной из секретных кремлёвских лабораторий. Ещё он сыпал именами Бориса Николаевича Ёлкина и его ближайшего окружения. Себя же он называл ни много, ни мало, просто гением. Мужчина без определённого места жительства пока помещён в психиатрическую больницу, но к нему проявляют также интерес органы госбезопасности. После проверки, если не окажется ничего интересного ни для психиатров, ни для органов, мужчина без определённого места жительства будет отправлен в Сибирь, где, якобы, он проживал прежде.

Татьяна бросилась сначала к телефону, а потом с Валентином Юнашевым и Сергеем Ястребженским в поиски их драгоценного Геньки Безмозглого, потому что лицом без определённого места жительства, тоскующим под стенами Кремля о своей «женщине», был, разумеется, он. Только благодаря своим прежним связям и влияниям удалось вызволить из психушки их главного конструктора.