Штосс (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сколько возьмешь?

– Как везде – двести тысяч.

– А можно деньги потом, после победы в конкурсе?

– Обижаешь, Мишка. Свои все-таки люди. Верю. Так будешь кодироваться?

– Буду! – Чубей рванул майку на груди с выражением лица короля Людовика, готовившегося к казни на гильотине. – Кодируй! Все одно – подыхать!

Циркулев усадил пациента на колченогий табурет. Встал позади Мишки и принялся раскачивать его за плечи, приговаривая:

– Не пей, сука! Не пей! Будешь пить – сдохнешь под забором. Не пей, сука! Будешь пить, падла?!

Заключительным аккордом кодирования стал крепкий подзатыльник.

– Ну, будешь теперь пить?

Чубей посмотрел на Циркулева просветленным взглядом.

– Не буду. Не… Не буду! Ура! Не буду!

Оторвин выскочил из-за сарая и исполнил перед мужиками нечто среднее между мазуркой и вальсом. Потом от полноты чувств расцеловал всех в небритые щеки.

– Что это он? – перешептывались удивленные нижнечмыринцы. – Видать, совсем плох…

– Вот так живешь, живешь, а тут бац – переклинило и на «дурку».

– Бедолага…

Чубей себя бедолагой не чувствовал. После поцелуев, он встал на лавку и объявил:

– Теперь все к конторе! Будем требовать то, что нам положено! За мной, мужики!

Революционный настрой Оторвина моментально передался массам. Толпа двинулась к конторе, готовая смести на своем пути любые препятствия. Гриня вновь отличился. Он принес откуда-то старый китель и отдал его Мишке.

– Набрось, а то в своей майке смотришься так, будто только что из вытрезвителя вышел.

Чубей напялил китель, застегнул пуговицы и стал похожим на персонажа фильма о репрессиях 37-го. Сон оказался вещим. Оторвин получил форму соответствующую своему новому положению. Теперь он точно знал, что вперед его ведет не какой-то удар мячиком по башке, а длань судьбы. В голове неожиданно всплыли строки песни, услышанной когда-то в детстве.