Солнце и Снег

- Разрешите Вас спросить! - к Игорю подошел какой-то проповедник с нездоровым выражением лица. Похоже, что проповедник еще больше, чем Синицин, потерял связь с реальностью: он явно путал двадцатый век с первыми веками нашей эры, когда на Руси еще ничего не знали о христианстве.

Синицин посмотрел на него. Совсем молодой человек с бегающим взглядом пустых остекленевших глаз, очень сутулый, с подкашивающимися ногами. Он странно приближал лицо прямо к лицу Игоря, но его глаза при этом тщательно отворачивались в сторону. У Игоря появилось ощущение, что он смотрит на вурдалака.

- Вы верите в Бога? - прокаркал юноша, нездорово гримасничая лицом.

На вопрос такой силы было невозможно отвечать словами. Задавать такие вопросы, по мнению Синицина, могут только близкие люди, или праведники, обладающие большой внутренней силой.

Игорь не стал ничего предпринимать, но позволил накопленной силе проявить себя. Его рука легла ладонью на лицо не в меру любознательного юноши, и мягко толкнула прочь. Еще секунда - и Синицин уже растаял в толпе.

Проповедник проморгался, и стал выискивать другие жертвы. Сидящий внутри него сожалел, что ему досталось такое нерасторопное человекоорудие.

Спустя двадцать минут Синицину стало очень трудно идти, не опуская глаз. За его взгляд цеплялись, старались подтащить к себе разные неприятные личности. Даже какой-то бомж с всклокоченной бородой что-то хотел от него добиться, а потом долго кричал вслед. Коротко стриженные качки настойчиво предлагали Игорю взять у них явную “куклу” - пачку неровно нарезанной бумаги с наклеенным сверху фальшивым долларом. Один из них, небольшого роста, но с очень солидно раскачанной грудной клеткой, даже стал тянуть его за рукав куртки. Игорь равнодушно посмотрел и, вырвав рукав, пошел дальше, сразу упершись в бритого наголо кришнаита. Тот тыкал Игорю в лицо Бхагават-гитой и настойчиво предлагал купить полное и окончательное просветление. Игорь отрицательно покачал головой, глядя в наркотически суженные зрачки последователя Кришны. Чтобы сохранить цельность своего биополя, Игорю пришлось прикладывать уже значительные усилия. Выйдя на Цветной бульвар, он уже с трудом контролировал свой взгляд. Какая-то неведомая сила притягивала его внимание, мягко уговаривала, уводила в блаженное забытье:

- Не стоит быть таким гордым, зачем сопротивляться! Купи что-нибудь!

Игорь собрался, выпрямил спину, слегка прищурил глаза. Ноги стали держаться тверже, цепко удерживая контакт с землей. Игорь понял, что сможет проложить себе путь, даже если люди бросятся физически его останавливать. Его взгляд стал жестче и безжалостнее. Теперь он уверенно отсекал от себя всю клеющуюся шушеру, заставляя их самих спешно отводить глаза.

Его взгляд уверенно скользил по лицам людей, продавцов, рэкетиров, милиционеров. Он повернул голову влево, потом вправо, собираясь перейти через бульвар. И, уже поворачивая голову в другую сторону, он встретился взглядом с такими же, как у него, слегка прищуренными глазами.

Девушка с затянутыми в тугую косу волосами шла ему навстречу. В ее взгляде была та же сила, отгораживающая ее от толпы людей, стремящихся обмануть и ограбить другого.

Я - не с вами! - говорил ее взгляд.

Они с Игорем сразу узнали друг друга, и улыбнулись одновременно.

Глава 34

Ли Шен расширяет круг знакомств. Юкигата-сэнсэй прощается со своей работой. Ночные кошмары Ли Шена. Акико овладевает инициативой.

Ли Шен закончил зимнюю сессию. К своему удивлению, он безо всяких проблем сдал экзамены по русскому языку, порадовав преподавателей своими знаниями. Ли был достаточно реально мыслящим человеком, и понимал, что его первые месяцы в холодной северной стране прошли довольно неплохо. Его перспективы заняться выгодным бизнесом становились все менее и менее радужными, однако с каждым днем Ли все больше верил в свои силы, и ему казалось, что его жизнь разворачивается в правильном направлении. Благодаря Сунь Цзиню он познакомился со многими живущими в Москве китайцами и стал часто бывать в гостях у Ян Гуйсян - самой красивой в их общежитии китайской студентки.

Дверь в блок, где жила молодая красавица Ян, была открыта почти всегда. Обычно все посетители смело проходили прямо через коридор и оказывались на просторной кухне, уже заполненной многочисленными гостями. Все сидели и пили зеленый чай. Чай у Гуйсян был не простой, а специальный жасминовый. Все жившие в Москве китайцы находили его великолепным. Ароматный чай постоянно досыпался в огромный фарфоровый чайник подмосковного производства, и снова и снова доливался кипятком. Кипяток производили два железных чайника, сменяющие друг друга на горящей неугасимым огнем плите. Пока один чайник закипал, другой уже был выпит, и компания ждала новую порцию. Особенно много чая выпивалось в морозные дни, когда температура в общежитии заметно снижалась, и студенты мерзли в своих холодных комнатушках, где гуляли сквозняки из окон и коридора.

Входившему наливалась кружка горячего чайку, он хватал ее в замерзшие руки и терпеливо дожидался своей очереди поговорить с хозяйкой, а то и просто заводил праздный разговор с сидящими рядом товарищами. Часто в жилище Ян вваливались с грудой товара ее знакомые, или знакомые знакомых, которых она видела в первый раз. Человек получал чашку, заводил разговор, и через пару часов он уже был пристроен к кому-нибудь жить, а привезенный товар на следующий день уже висел в какой-нибудь китайской лавке.

Иногда в скромное студенческое жилище заявлялась официальная делегация посольства из десяти-двенадцати человек. Только у Ян Гуйсян можно было найти хорошего переводчика, если переводчик из посольства волею судеб (очень часто) терялся в занесенном снегом городе. Официальные лица были одеты в одинаковые черные костюмы, держались строго, не садились и чай не пили. Они дожидались своего руководителя, стоя в тесной комнате, похожие на сборище пингвинов.

Руководитель, как правило, пил уже десятую чашку, пока кто-нибудь из гостей не брал на себя почетную, но малооплачиваемую роль. В китайском государстве принято, что Родине следует помогать бесплатно. В крайнем случае с делегацией приходилось отправляться самой Гуйсян. Когда она покидала свою комнату, народ на кухне и не думал расходиться.