Вершины жизни моей!
Сая-но накаяма!”
- Прекрасный рисунок. - Тонкие пальцы Саламандры соприкоснулись с кончиками пальцев молодого японца. Руки Сато тоже были очень изящны и красивы.
- Я всегда мечтала рисовать в традиционном японском стиле. Был такой русский поэт и художник, Максимилиан Волошин. Он изучал японскую технику живописи.
- Знаю. Волошин, Коктебель, - проговорил Сато, глядя Саламандре прямо в глаза.
Ли Шен подошел к ним и потряс Ёшинаку за грудь:
- Книгу давай! Оглох, что ли?
Ешинака очнулся и уставился на Ли. Он изумлением обнаружил, что кроме него и Саламандры, в комнате еще кто-то есть.
- Какую книгу? Ах, книгу! Возьми, она в столе. Верхний ящик. - Он вновь обернулся к Саламандре:
- Мне очень нравится Крым. Я люблю Россию. Мои родители православные.
- У нас много общего, - прошептала Соня. Ее глаза лучились. Она вся замирала, боясь вспугнуть близкое счастье.
Народ в комнате толпился, рассматривая древний манускрипт. Посреди сутолоки Сато и Саламандра сели рядом друг с другом.
- … А мои родители живут в Питере. Отец - известный хирург, мама - преподаватель университета, - рассказывала Саламандра.
- Когда я был маленьким, я тоже хотел быть врачом. У нас в Японии это очень почетно.
Ван подошел к суетящимся любителям ушу:
- Тише, тише! Давайте отсюда. Дайте людям поговорить.
Он боялся, что парочка начнет целоваться на глазах у всех. Между Соней и Ешинакой заметно “искрило”.
В комнате Сунь Цзиня все с ума сходили от радости.
- Вот она, вот она голубушка, - приговаривал Сунь.
Андрей Михайлович что-то почтительно сообщал Вану, Белкин важно разъяснял адептам содержание книги, Кузяев суетился с вином.