— Откидываетесь назад — тха’арши снижаются, наклоняетесь вперед — поднимаются. Что с поводьями делать, и так знаете, — коротко проинструктировал Вэрд.
На ощупь коняга оказалась костлявой, как пересушенная вобла, а учитывая, каким местом я ее щупала, до конца недели мне предстояло ходить в раскорячку. Гибкостью Смолки она не обладала и, хотя алчно облизнулась на мое яблоко, внезапным выпадом выхватывать его из рук (чем частенько грешила ее коллега) не стала. Сжалившись, я отдала ей огрызок и правильно сделала: стоило Вэрду вскочить на коня, как тот сделал высокий размашистый прыжок и земли уже не коснулся. Остальные тха’арши, не раздумывая, рванулись за ним — под вскрик не успевшей подобрать поводья Орсаны и сочные комментарии Вала, в последнюю секунду едва успевшего оседлать свою животину — хотя бы задом наперед.
Бесподобные ощущения — ты рывками, вслед за мощными взмахами крыльев, поднимаешься ввысь, а желудок остается внизу и догонять тебя что-то не торопится.
— Смотри только вперед или вверх, пока не привыкнешь! — Серый жеребец почти коснулся меня крылом и снова вильнул в сторону. Судя по зеленоватому лицу Лёна, это знание досталось ему методом проб и ошибок.
Тха’арши набрали высоту и распростерли крылья в воздушном потоке, помогая ему редкими плавными взмахами. Рывки прекратились, сменившись ровным гулом бьющего в лицо и отдающегося в ушах ветра. Я с приятным удивлением обнаружила, что сидеть стало гораздо удобнее — при полете острые грани хребта ушли куда-то внутрь, между крыльями образовалась удобная впадина.
Тролль наконец-то развернулся лицом вперед и в отместку так сжал своенравную скотину коленями, что та беспрекословно признала тяжелую хозяйскую ногу и перестала метаться из стороны в сторону, путая строй.
Мы ровным клином понеслись на запад. Берег удалялся с угрожающей быстротой, но, когда он окончательно скрылся из виду, переносить скорость стало гораздо легче. Вокруг одно море, безбрежное и бликующее, хоть стой на месте, хоть делай по сто верст в час. Правда, когда мы обгоняли изумленных чаек, становилось как-то не по себе, но новый способ передвижения определенно начал мне нравиться. Приноровившись (по крайней мере, мне так показалось), я выпрямила спину и молодцевато дернула за левый повод. Дъерри скосила на меня сиреневый глаз: «Ну, если действительно этого хочешь… но потом не говори, что я тебя не предупреждала!». И так круто завалилась набок, что горизонт стал вертикальным.
Выпав из стаи, десятью саженями ниже кобыла выровнялась и только тогда повернула влево. Но мне уже ничего не хотелось — кроме, разве что, небольшого ведерка. С трудом загнав вглубь это не слишком геройское желание, я с куда большей осторожностью взялась за поводья.
А вот так я рисую:
(рисунок не загружается)
А ишшо я на пианине одним пальцем могу….:-))))))))))
#
Про лыжи:-)))
Степень раскаяния: склерозно-вспоминальное
С огромным удивлением обнаружила, что эта запись, сделанная еще в прошлом году, в моем ЖЖ до сих пор отсутствует (кто найдет — скажите, я этот постинг удалю…. (Свернуть)
Я вхожу в спортивную команду нашего института, а, как говорится, назвался спортсменом — полезай в лыжню. Поэтому очередная авантюра Петрова (это глава нашей команды, 70-летний пенсионер, обладающий удивительным сплавом маразма и любви к спорту), втравившего нас в лыжный забег (до этого были стрельбища, бассейн, стометровки, кроссы, 3-, 4- и пятиборья), меня вовсе не удивила. Поскольку я уже убедилась, что бывают люди, еще менее созданные для спорта, чем я, и не утруждающие себя изнурительными тренировками, опозориться я не боялась, хотя последний раз каталась на лыжах классе эдак в пятом, и, насколько я помню, закончилось это времяпровождение оледеневшим задом, поскольку я с потрясающем упорством тормозила именно им, а не лыжными палками.
Итак, дело происходило, само собой разумеется, в зимний период. Надо заметить, очень зимний — в шесть утра столбик термометра норовил забиться в самый кончик, замерзнув на отметке -16. К семи утра значительно потеплело — на целых два градуса. К тому времени я успела изрядно накулиться, успешно замаскировавшись под колобка-переростка, и всерьез подумывала о гангстерской шапке с прорезями для глаз, чтобы не мерзли щеки. В шкафу нашлись фамильные мамины лыжные ботинки; складывалось впечатление, что по их носам проехал небольшой каток (я еще ни разу не одевала лыжи с профессиональным креплением). Итак, сложив лыжи, палки и завязав все это веревочкой, я отправилась на автобусе к месту сбора. Как и следовало ожидать, при входе в автобус веревочка развязалась и лыжное имущество намертво закупорило дверь и едва не выбило глаз заходящему вслед очень интеллегентному дядьке (неинтеллегентный не ограничился бы простой констатацией факта). Все девять остановок я пыталась собрать лыжи, и вроде бы собрала, но на выходе оказалось, что это далеко не так. На этот раз мне попалась неинтеллегентная старушка и, не торопись я на сбор, одной неинтеллегентной старушкой стало бы меньше, а веревочку подшили бы к делу.
В 7.30, как и велел Петров, я была на месте сбора (возле Музкомедии). Увы, торопилась я совершенно напрасно — у Музкомедии не было никого вообще. Упав духом и справедливо предположив, что я что-то напутала, я уныло обошла вокруг Музкомедии в тщетной надежде обнаружить хотя бы одного спортсмена. Кругу эдак на третьем меня остановила застенчивая женщина с ребенком, и робко поинтересовалась, не еду ли я в Раубичи. Возрадовавшись друг другу, мы продолжили нарезать круги вокруг Музкомедии. В 8.15 выяснилось, что это и есть время Х — на площадке перед зданием начал скапливаться бомжеватого вида народ с лыжами наперевес. Обругав Петрова последними словами, невысказанными вышеупомянутым интеллегентом, я пристала к одной из групп. Вскоре появились мои коллеги, привычно начхавшие на Петрова и заявившиеся на площадь когда им было удобно. В 8.30 приехали 4 автобуса и один — микро, куда Петров с привычно-неиссякаемым энтузиазмом запихнул наши лыжи, а самих загнал в один из автобусов. По дороге к Раубичам народ веселился, курил и комментировал предстоящие бега во главе с президентом, организовавшим это народное гуляние для показа народу себя, любимого, с неизведанной лыжной стороны.
В Раубичах нам стало еще веселей. Во-первых, светило непривычно-жаркое солнце, во-вторых, бесследно пропал микроавтобус с нашими лыжами. Обежав всю стоянку (автобусов 100, со всего города съехались), мы обнаружили его в запертом состоянии и без лыж. Лыжи нашлись в стороне, под чахлой елочкой, для конспирации присыпанные снежком.
Раубичи состояли из полей вперемешку с лесами и горами, густо заросшими ельником. С гор там и сям поднимались дымки, которые были неправильно приняты мной за стоянки снежных человеков, подающих друг другу экстренные и, несомненно, угрожающие сигналы. При ближайшем рассмотрении человеки оказались не снежными, а лыжными — это жарили шашлыки предусмотрительные молодые люди, прихватившие помимо лыж по паре поленец в рюкзаках, и справедливо полагающие, что лыжный пробег прибавит им аппетита.