— А я? — спросила она.
— Что ты?
— А я какую роль буду играть в вашей дружбе?
— Ты будешь его сестрой.
— Как это замечательно! — воскликнул Кисляков, глядя заблестевшими глазами на Аркадия и изредка на Тамару. — Ты знаешь, я именно так представлял себе это, когда шел сюда в первый раз.
— Ну, вот и извольте говорить друг другу ты, как брат и сестра.
— Очень скоро, я так не могу, — сказала Тамара, с улыбкой взглянув на Кислякова.
— Нет, изволь сейчас же сказать ему ты! — закричал Аркадий и налил ей рюмку. — Говори: «Ты, Ипполит».
— Ну я не могу! Я сама скажу. Только немного погодя.
Но вдруг встала, подошла к Кислякову с рюмкой в руке и сказала, глядя ему в глаза:
— Я пью за нашу с тобой дружбу.
Аркадий захлопал в ладоши и схватил их обоих за плечи, чтобы заставить поцеловать друг друга, но Тамара отскочила в сторону.
После этого они втроем сидели на диване и уютно говорили. Причем Тамара положила локти на стол, а на них свою голову и смотрела то на мужа, то на его друга.
Никогда еще Кисляков не чувствовал такого приятного состояния. Ему вдруг стало хорошо от мысли, что в их отношениях все пойдет теперь по тому руслу, которое достойно честного, порядочного человека.
А он хорошо помнил, что в первый момент каждый раз ждал ее взгляда и не отводил глаза, пока она на него смотрела. Потом, когда она пролезала на диван между ним и столом, он убрал с дороги свои ноги, но так, чтобы она все-таки задела его колени своими коленями.
Теперь же он чист перед другом даже в самых сокровенных своих помыслах. Они могут смело и просто смотреть друг другу в глаза, потому что это будут только братские взгляды.
Он чувствовал необычайную, скорее отеческую, чем братскую, нежность к этой молоденькой женщине-девушке и радость от того, что он может называть ее на «ты», как свою маленькую сестру.
Тамара зачем-то пошла в кухню.
Выждав, когда она скрылась за дверью, Кисляков сказал, обращаясь к Аркадию:
— Как я тебе благодарен! Я уже давно не испытывал того, что испытываю сейчас!