– Чем занимаешься, Чувак? – спросил Вингер.
– Я? Играю на скрипке!
– Тунеядец, – кивнул Вингер. Все удивленно на него посмотрели.
– Чего тунеядец-то? – обиделся Чувак. – Я человек творчества!
– Как скажешь, – разрешил Вингер. – Ну что, между первой и второй?..
Так они выпили по второй и по третьей и так далее. Застолье грозило перейти в глобальную пьянку. И вот тогда, когда Офзеринс уже, тихо уткнувшись носом в тарелку, бубнил про Августо и Кармелиту, когда Морлок молился в одном углу Нике, а Годоворд в другом – Богу, когда Кармэн, глупо хихикая, достал из своего чемоданчика отвертку, а Синеман цитировал «Особенности национальной охоты», именно тогда, и никак не раньше, Чувак подошел к Толе и, дыхнув ему в лицо перегаром, спросил:
– А как тебя зовут?
Вопрос был явно провокационным, и Толя задумался. В задумчивости он взглянул в свой пустой стакан.
– Понимаю, – спохватился Чувак и немедленно наполнил стакан.
Толя выпил, но мысль упорно не шла. Более того, весь мир вокруг становился каким-то странным, красочным, пугающим и непонятным. Зловещие тени выползали из углов…
Теперь он сам сомневался, кто он такой? Толя, ученик одиннадцатого класса? Или доктор Фекалиус, избранный, долг которого вылечить весь этот мир?
– Я – доктор, – наконец решил он.
– Это понятно, я халат вижу! Зовут тебя как? – не отставал Чувак.
Толя вновь задумался. Как его зовут? Толя? Фекалиус? Откуда-то еще наплыло имя О’Пэйн… И тут до него дошло.
– Вотзефак! – крикнул он. – Вотзефак, что там за самогон?
Вотзефак поднял голову и посмотрел на Толю.
– С кокаином, – сказал он.
За столом воцарилось молчание.
– С кокаином, – сказал Толя, повернувшись к Чуваку. Но Чувака уже не было. Он исчез.
– Ах ты, подонок! – произнес Толя.