Отраженное мироздание. Тринадцатый воин

– Ангел? – поразился он. – Сколько лет, сколько зим!

Ангел хмуро посмотрел на него и, не говоря ни слова, коснулся его гитары. Что-то сверкнуло, и струны инструмента упоенно загудели.

– Что это? – спросил Мишут; он чувствовал, что гитара как будто потяжелела, но не так, чтобы оттягивать руки, а совсем напротив: теперь она стала какой-то цельной, сильной, такой, как нужно.

Ангел не ответил на вопрос. К избранным, предавшим свое избрание, он относился отрицательнее отрицательного. Ангел исчез. Мишут обескуражено погладил струны гитары, и те отозвались на его прикосновение требовательным гулом. Мелодия просилась наружу, и Мишут не мог позволить ей пропасть.

Щелкнули затворы. Офзеринс упал на колени, закрывая голову руками. Мишут действовал быстро и по наитию: он совершил резкий выпад вперед, падая на одно колено, и одновременно ударил по струнам. Адский, немелодичный звук разорвал предсмертное затишье, и словно воздушная волна прошла от гитары по всему залу. Четырех изготовившихся к стрельбе охранников смело с пути. Один просто отлетел прочь метра на три и рухнул на пол. Другим повезло меньше. Их с приличной силой впечатало в каменные колонны.

– Augusto live! – заорал лорд, кидаясь к одному из упавших автоматов.

Мишут не обратил на него внимания. Он с любопытством глядел на свой инструмент. Гитара словно говорила с ним на незнакомом, но тем не менее интуитивно понятном языке. Сейчас, например, Мишут понимал, что гитара не совсем довольна его поступком. Эти струны не хотели убивать зло его оружием.

Послышались хлопки дверей, шаги. Офзеринс выпустил куда-то автоматную очередь, и, дождавшись ответной, с воплем отскочил поближе к Мишуту.

– Нас сейчас убьют! – заорал он.

Мишут не обращал внимания. Он с улыбкой смотрел на гитару. «Что же мне сыграть?» – мысленно спросил он у инструмента. И ответ пришел.

Мишут поднял голову и обвел взглядом людей, окруживших их. Это были уже не охранники, а простые обитатели крепости. Бандиты и убийцы, готовые убить кого угодно ради дона, своего благодетеля. Сколько их было? Пятьдесят? Сотня? Они все продолжали и продолжали бежать из всех дверей. Никто пока не стрелял, но по лицам было видно, что долгих диалогов не будет. Просто сейчас их превратят в две кучи кровавого свинца. Так, чтобы даже воспоминаний не осталось.

– Ну, что, ублюдок, споешь, иль как? – спросил один из них, поглаживая ствол своей винтовки.

– Три-четыре, – шепнул Мишут, и ударил по струнам.

Простая, незамысловатая, но вместе с тем невыносимо трогательная мелодия разлилась по залу. Акустическая гитара заменяла и электричество, и бас, и барабаны. Первые ряды стоящих в окружении бандитов почувствовали непонятное давление. Они не успели насторожиться, не успели нажать на курки – очередной рифф разметал их в разные стороны. Послышались стоны, отдельные выстрелы. Теперь, когда строй был нарушен, музыка уже не оказывала такого влияния. Каждый в отдельности мог подняться. И тогда Мишут запел:

Нарисуй кусочек неба В своем черновике! Нарисуй кусочек мира, И неси его ко мне! Нарисуй мне лучик света, Как играет свет с водой! Нарисуй немножко неба, Да раскрась его весной! Обязательно – улыбок Озорных смешных детей! Да разбавь все это смехом, Чтобы стало веселей!

Непонятной силой бандитов носило по залу, поднимая то к самому потолку, то протаскивая в сантиметрах от пола. Эта новая сила не убивала – она просто играла с теми, кто считал силой себя. Уже больше сотни людей с сумасшедшей скоростью летали по залу, лавируя между колоннами…

Нарисуй ты мне мой город, Только в радужных тонах! Чтобы город мой смеялся, Чтобы утонул в цветах! Нарисуй мне революцию, Только не на кулаках! Только не на баррикадах, А революцию в мозгах! И тому лысому генералу Нарисуй мир без сволочей, Без военных самолетов, Без военных кораблей!

Фундамент крепости дал трещину. От колонн летела каменная крошка, тоже включаясь в безумный хоровод. Разлетелись вдребезги окна…

Посмотри, какое небо У тебя над головой! Расскажи, чем пахнет лето, Как уютно нам с тобой! Про серебряную зиму, Да про март, апрель и май! Расскажи, как солнце встало, Да закат не прозевай!

Лорд, спиной прижавшийся к спине Мишута, с открытым ртом созерцал это невероятное действо. Даже его натура, открытая для любого безумия, поражалась такому зрелищу.

Нарисуй мне кошку Нюрку, Что играется с луной! Расскажи, что есть надежда, Расскажи мне про любовь! Как огибает радуга город, Что увидел я вчера! Нарисуй мне бабье лето, Да прохладные вечера! И рассветы и закаты Во всей своей красе! Нарисуй босые ноги, Что ступают по росе!

Две ближайшие колонны с жалобным треском переломились пополам, чудом никого под себя не подмяв. Тогда Мишут замолчал. Буря улеглась. Бандиты со стонами попадали на пол. Невероятной музыкой с них сорвало всю одежду; автоматы превратились в бесполезные комья железа. Да и сами бойцы были какими-то вялыми – ползали по полу, мотая головами, и даже не пытаясь встать.

– Пошли, – сказал Мишут Офзеринсу. – Надо помочь нашим!

– Ага! – согласился лорд и, оглядываясь на недавних врагов, поспешил за Мишутом.