Череп Субботы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что вам от меня нужно? – без особой надежды спросил он.

– Тебе ж сказали, – душевно повторил толстый, – выкладывай чего знаешь.

Сандов немного подумал, оценивая обстановку.

– Хорошо, – прошептал он, оглядываясь. – На самом деле государь наш батюшка ни хрена не смыслит в экономике. Он умеет пиво покупать в ресторане, но это максимум. А так у него позиция: «Давайте сидеть и ждать, пока кризис закончится». Он даже таблицу умножения не знает, не то что экономику. Но вы никому не говорите, это страшная тайна за семью печатями. Кроме того, один из двух сенбернаров императора – не настоящий. Собаку давно похитили, подсунув робота, напичканного электроникой…

– Это мы и так в курсе, – прервал излияния Сандова тонкий. – Ты лучше поведай, голубчик, для чего сделал четыре дипломатических паспорта?

Лицо пресс-секретаря поменяло цвет на красно-белый. Вкупе с синими губами оно вполне могло бы сойти за национальный флаг империи.

– Дипломатических паспорта? – автоматически переспросил он.

– Да, лапушка, – охотно кивнул тонкий. – Полгода назад, используя связи при дворе, ты за взятку получил в МИДе бланки этих паспортов, с полномочиями министра-посланника – «в целях государственной важности». Такие фишки в Кремле используются сплошь и рядом, если чиновнику требуется провезти через границу произведение искусства в личную коллекцию – дипломатический багаж не досматривают. И, разумеется, в Кремле закрыли глаза, после «откатов» размером в десять миллионов подобные вещи – невинные шалости. Так вот, первый паспорт № 227 445 8Ъ. В день налета на гробницу Наполеона в Соборе Инвалидов некая Елена Червинская прибыла в Париж по обычным документам, а улетела уже как дипломат – по этому паспорту. На фото она – точь-в-точь как та девица, что ограбила могилу Джексона. Имена во всех четырех паспортах разные, фото тоже… но если постараться, вполне можно узнать – это все та же мадам Червинская. Чиновник МИДа, что за бабло выдал тебе бланки, вскоре выпал из окна.

Обер-камергер хватал ртом воздух. Его лицо стало мокрым от пота.

– Для твоего ареста хватит одного этого факта, – вступил в разговор толстый. – Но мы располагаем еще кой-какой информацией. Именно ты позвонил в морг МВД патологоанатому и попросил его вернуть мозг мертвого профессора Мельникова обратно в череп. Парень знал тебя лично. В тот же вечер патологоанатом исчез, а сегодня его тело всплыло в Москве-реке… После звонка он отбил жене эсэмэску: «Едем в Хургаду, 20 штук евро в кармане». Что было дальше? Полная сумятица – перемещение трупа на Тверскую, гибель купца Чичмаркова и кража тел мертвецов из морга. Времени много – рассказывай, запишем в лучшем виде. Куда ты дел трупы? Зачем грабил могилы знаменитостей? Хотел выкуп – или что-то другое?

На протяжении монолога Сандов не издал ни единого звука, глядя прямо перед собой. Взяв в руку стакан воды со стола, толстый выплеснул его содержимое в лицо обер-камергеру. Тот захлопал мокрыми ресницами.

– Мы нашли у тебя в кармане распечатку электронного билета первого класса, – деловито сообщил тонкий. – И свежий, уже пятый диппаспорт – на имя Майкла Кувшинникова. Вылет сегодня поздно вечером, из Хельсинки. Сначала прямиком в Майами, а там в аэропорту пересадка – Порт-о-Пренс, Гаити… Поведай нам, дорогуша, что ты собирался делать в такой глуши? А ладно, можешь не рассказывать. Посмотри-ка на этот документик (тонкий захрустел листом). Данные о «деле Хабельского». Ты проходил по нему как свидетель, хотя, по мнению следователя, лично принимал участие в ритуалах секты «Самеди». Думаешь, папа тебя отмазал, так про это забыли?

Стало слышно, как по стене подвала сползают капли воды.

– Хорошо, – бесцветным тоном произнес Сандов. – Я все расскажу. Но если вы не возражаете, я хотел бы это сделать в письменном виде. Мне так легче.

– Не возражаю, – легко согласился тонкий. – У меня широкая душа.

– Развяжите меня, – всхлипнув, попросил обер-камергер. Его мертвый взгляд выражал полную подавленность и отрешенность от происходящего.

Тонкий зашел за спину узника, разрезав веревку. Тот потер затекшие кисти. Взявшись за табуретку, Сандов вздохнул и обреченно поволок ее к столу.

…Как правило, в триллерах пишут: «Прошла целая вечность, но в действительности минуло лишь двадцать секунд». Это, конечно, банальность, однако без нее не обойтись – последующие события именно столько секунд и заняли. Рывком подняв табуретку, Сандов обрушил ее на тонкого – тот свалился на пол. Не теряя времени, обер-камергер схватил со стола ручку и ткнул ею в глаз толстого. Тот успел дернуться в сторону, стержень пронзил щеку, кровь смешалась с чернилами. Сломав пополам ножку табурета, Сандов бросился на толстяка в маске, держа «оружие» наперевес, как копье. Тот сдавил спуск пистолета, но раздался лишь щелчок – владелец забыл снять «пушку» с предохранителя. С неожиданным для многопудового тела проворством, толстяк нырнул под локоть Сандова – вкладывая весь свой вес в кулак, он ударил противника в лицо. Обер-камергера отбросило, как от разряда электрического тока, Сандов опрокинулся на спину.

Он упал прямо на обломок дерева, торчащий из табурета.

Щепка – острая, словно бритва, вышла из середины груди пленника. Сандов захрипел, схватившись за нее обеими ладонями. Ножка табурета откатилась в сторону… прошла пара секунд, и из губ пресс-секретаря хлынула кровь.