– Куда?
– Увидишь.
– Э… я это! – попытался возразить Кинсли.
– Не бойся. На шухере постоишь.
– На чем?
Мы подошли к валунам. Кинсли спрятался за ближайшим деревом, отдав мне мешочек с кресалом. Я протиснулся между валунами и, стараясь двигаться тихо, добрел до того самого места, где свет сиреневого неба почти не пробивался сквозь щель. Там, стало быть, и гнездо. До грахманского лежбища, свитого из больших веток и целых деревьев, было метра три.
Кинсли остался снаружи и из-за дерева следил за гнездом грахмана. Тот, судя по чавканью и хрусту, ужинал дома и отлучаться не собирался. Ждать пришлось около часа. Встречая вечер, сиреневое небо потемнело и стало фиолетовым.
– Давай! Улетел! – прокричали мне в пупок. – Я тебе машу-машу, ты хоть бы хны.
Оказалось, Кинсли, не дождавшись, пока я замечу его в темноте, ко мне прокарабкался.
– Поможешь? А то темнеет, один не справлюсь, – сказал я.
– Ох… Куда ж с тобой деться.
Я поджег стрелу, обмотанную сухой травой, потом выстрелил в гнездо. Стрела до цели не долетела и, рассыпая ошметки пламени, упала около нас.
– Это и был твой замысел? – просипел Кинсли. Он сидел на корточках, прикрыв голову руками.
На этот раз я целился дольше, а лук натянул сильнее. Стрела вонзилась в гнездо.
Третья стрела воткнулась рядом со второй, и огонь запылал. На нас посыпались горящие ветки, кусочки травы и прочий горящий мусор. Ждать, пока обвалится дно гнезда, пришлось недолго. Задыхаясь от дыма, мы вылезли наружу.
– Если сейчас прилетит грахман, нам кранты, – прохрипел я, плюясь и кашляя. – Он хорошо в темноте видит?
– Думаю, нормально, – сказал Кинсли. – Снова в щель залезем. Лучше от дыма сдохнем.
– Оптимистичненько, – одобрительно кивнул я. – Но я с другой целью пожар устраивал.
Когда огонь поутих и стало можно дышать, мы вновь протиснулись в щель и, при свете тлеющих углей, разыскали красный кристалл. Я отпихнул его в сторону, а когда он остыл, схватил и спрятал за пазуху.
– Там еще много чего интересного, – сказал Кинсли.