– А можно сначала, – снова блок, – объяснить… – попытался я придать беседе светскость, отклоняясь от удара в лицо.
– Нечего объяснять, – прошипела красавица, – из-за твоих дурацких подвигов разгневанный грахман напал на деревню. Пострадали люди. У Си́лка переломаны кости!
Кинсли попытался промямлить что-то успокаивающее, но девчонка его не слушала, а выхватила из-за пояса длинный нож и снова бросилась на меня.
Сделав шаг навстречу, я перехватил ее руку с ножом, резко повернулся к валькирии спиной и нанес удар ребром ладони в пах. Не надо думать, что удары в пах только для мальчиков болезненны. Поднырнув под рукой с ножом, я резко вывернул ее за спину девчонке. Она сопротивлялась, пыталась со всей силы наступить мне на ногу, но я уже не шутил и дрался всерьез.
Да, всех нас учили, что девочек бить нельзя. Но на тренировках карате гендерных различий не делали: девочка или мальчик перед тобой – бейся.
Я дернул вверх ее вывернутую руку, и валькирия разжала кисть, роняя нож.
– Может, все-таки вернемся к диалогу? – почти эротично прошептал я на ухо нападавшей.
– Шахвраз! Букх! Малиндагр! – выплюнула проклятия она.
«Татарский, что ли? Или тюрский какой-нибудь?» – подумал я.
– Шайна, – наконец заговорил Кинсли, уши которого от страха были крепко прижаты к щекам, – этот мальчишка ни в чем не виноват!
– Тогда кто? Ты, что ли?
– Шайна, – я оттолкнул девчонку, отпуская руку, – карлик не прав. Я виноват, это я разрушил гнездо грахмана.
– Карлик?! – возмутился Кинсли. У него даже уши выпрямились.
То-то же. Не будет мальчишкой называть.
– Думаешь, я этого не знаю, подонок? – Шайна, разминая пострадавшее плечо, наклонилась за ножом.
– Могу спросить – откуда? – Я снова уселся, надеясь, что драка окончена.
– Сначала скажи, откуда ты вылез, ублюдок, – проворчала девчонка, усаживаясь за стол напротив меня, – что, как младенец, ничего не знаешь? И правда, что ли, из матки махральны? А задницу я тебе еще надеру, – закончила она вдруг.
Пахнуло плохим Голливудом.
– Он из другого мира… – начал Кинсли.
– Да. Я у вас всего третий день. Что касается моей задницы, – добавил я хмуро, – она когда угодно в твоем распоряжении.