Двое верных друзей вышли.
Труп Агафьи бесстрастно взирал пустыми глазницами. А Иваныч всё же поборол желание писать заявление в СБ о служебном несоответствии. Не спеши исполнять приказ по зову долга, за него могут и наказать. Неизвестно, как с этим в других местах, но в полицейских кругах именно так.
***
— Чеснок. Базилик. Укроп. Вообще, каков срок действия у раствора?
— Думаю, на несколько часов хватит. Книгу обернул?
— Да, — Халюкин достал из ящика стола томик, завернутый в газету.
Диалог происходил на кухне очкарика. Алиса поддерживала Иришу в сей трудный час, а верные друзья вели свои мистические подготовки. По ходу отошли на перекур к фортке. По стеклу застучали капельки с небес. То ли там наверху уже панихида, то ли слезы радости… не узнаешь раньше, чем исполнишь.
— Дождик заморосил, блин. А газета на книге должна быть абсолютно сухой.
— Спрячешь за пазуху, только и всего.
— А на месте? — риторика осталась без ответа. Так всегда (к слову), когда она состязается с практикой.
Доктор засучил рукава, и стал натирать ладони вязкой жёлтой массой, с непередаваемым запахом.
Халюкин взял с подоконника бутылку и налил гранёный стакан до краёв:
— Вздрогни, Андрюх, от нервячков.
— Ты прав, могу забздеть, — легко согласился Бутербродов. — Минуту.
Андрей Васильевич открыл и закрыл спичечный коробок, ласково огладил книжку, и с наслаждением нюхнул ручки:
— Так. Пепел волос тётки Агафьи. Нимфоманка в газете. Оберегающая мазь. Всё в сборе, — доктор нервно перекрестился. — Очкарик, теперь давай водку.
47. Финальная схватка
Светила полная луна. Игривых облачков не наблюдалось, и небосклон мерцал яркими космическими звёздочками. Невдалеке от злосчастной крестовой пылал костёр, над ним — котелок, в коем что-то булькало. Бутербродов сосредоточенно помешивал похлебку черпаком.
В какой-то момент к вершинам деревьев взлетели слова, сказанные глухим голосом:
— Надо же, купец! Я уж не надеялся!..