Халюкин успел отпрыгнуть. Палить благоразумно не стал. Близоруко щурясь, нервно дёргался, стоя в паре метров от животного.
Собачка прыгнула к доктору, придавила его лапой к земле. Разинула смердящую клыкастую пасть:
— Ты не успеешь, Андрюха!
— Успею! — доктор извернулся и брякнул «магический ошейник» на голову пса, точно между острых ушей. Атрибут нежно скользнул на шею, легко провалившись через массивный череп. Собачка замерла будто статуя, ни в силах даже тявкнуть. Да здравствует парализация!
— Есть! Антох, давай шлюху!
— Сейчас! — Халюкин заметался у костра, проклиная свою близорукость.
— Скорей! Гадина мне все рёбра отдавила!
— Вот! — прокурор, наконец, подал книгу, обернутую в газету.
— Приятного аппетита! — врач всадил томик в клыкастую пасть.
То что мистику не внесли в различные Кодексы — ещё не доказывает то, что её не существует. От книжки повалил густой зеленый дым. Дикий женский плач заполонил пространство. Вспыхнуло зеленое пламя, пожирая сладострастные страницы и распространяясь на животное.
— Чёрт! Как бы не поджариться! — заволновался доктор, пытаясь спихнуть с себя чудовище. Халюкин кинулся на помощь, но огромная туша не двигалась.
Земля под доктором затряслась. На ней… проявились трещинки, ширясь и множась. Рядом с Бутербродовым открылась расселина, из которой высунулась трёхпалая огненная ручища, размером со слона.
— Мать твою!
Ручища схватила животное, оно потащило за собой доктора. Халюкин схватил друга за ногу, но… с ботинком Бутербродова остался наверху, тогда как всё иное ушло вниз. Земная дрожь прекратилась, расселина самозаделалась. Стало тихо, потрескивал лишь костёр.
Очкарик в отчаянии выкрикнул, колотя докторским ботинком по осенней травке:
— Ээй, вы чего беспредельничаете?! Мы всё сделали по вашим правилам! Верните моего друга, и немедленно!
Землица опять завибрировала. Прокурор, на всякий случай, шагнул назад. Из вновь появившейся щели вылетело тело Бутербродова. Врач приземлился на Халюкина, что избавило обоих от переломов. Снова всё стихло.
В аду всё просто. Тут на убийство молятся, а убийцам поклоняются. Однако подобная диалектика до сих пор пугает гомо сапиенс. Халюкин вылез из-под друга, нашарил разбитые очки. Близко поднёс их к носу, осмотрел и отбросил:
— Ты как, Бу?
— Да вроде ничего… кажется, только нога вывихнута, — Бутербродов перевалился с живота на бок, отер закопченный лоб. — Жарко там… внизу.