Рай: Потерянный рай. Возвращенный рай
Потерянный рай
Книга первая
СодержаниеЭта первая книга излагает вкратце главный предмет – непослушание человека и потерю вследствие этого Рая, в котором он жил; затем она касается первой причины его падения – змеи или, точнее, Сатаны в образе змеи. Сатана, восстав против Бога и привлекши на свою сторону многие легионы Ангелов, был по повелению Божию низвержен, со всею своей ордой, с Небес в глубокую бездну. Не вдаваясь в описание этого события, поэма быстро переходит к главному действию, изображая Сатану и его Ангелов в Аду, который описывается здесь лежащим не в центре Земли (так как предполагается, что небо и Земля еще не созданы и, конечно, еще не прокляты), а в месте величайшей тьмы, которое лучше всего назвать Хаосом. Здесь Сатана с его Ангелами лежат в пылающем озере, пораженные и оглушенные громом. Через некоторое время он оправляется от своего смущения и обращается к лежащему около него Ангелу, который по чину и достоинству ближе к нему, чем все прочие; они беседуют о своем жалком падении. Сатана пробуждает все свои легионы, которые все еще лежат в беспамятстве. Они встают. Описывается их численность, боевое вооружение; поименовываются их главные вожди, соответствующие идолам, которые впоследствии почитались в Ханаане и соседних странах. Сатана обращается к ним с речью, утешает их надеждой на завладение Небесами снова и в заключение говорит о новом мире и предполагаемом новом роде созданий, согласно древнему пророчеству и рассказам, бытующим на Небесах (дело в том, что, по мнению многих древних Отцов Церкви, Ангелы существовали задолго до появления видимых созданий). Для исследования истинности этого пророчества и для принятия решения, что следует делать ввиду этого, Сатана предлагает собрать великий совет. Его сообщники принимают предложение. Возникает из бездны Пандемониум, дворец Сатаны, внезапно построенный его слугами, и адские вельможи держат в нем свой совет.
О первом непокорстве человека,О запрещенном древе, о плоде,Которого смертельное вкушеньеСмерть в мир внесло и с ней все наше горе,С утратою Эдема, до поры,Когда он Величайшим ЧеловекомНам будет возвращен, когда мы будемВновь обладать обителью блаженства, –Об этом всем поведай песню, МузаНебесная, которою когда-тоБыл вдохновлен с таинственных высотХорива иль Синая древний пастырь,Избраннику-народу рассказавшийО первых днях, как Небо и ЗемляВозникли из Хаоса! Иль, быть может,Живешь ты на Сионской высоте,Иль обитаешь там, где СилоамскийРучей течет у Трона Божества;Где б ни витала ты, я призываюТебя помочь моей отважной песне,Полет которой гордо воспаритПревыше гор Аонии[1], касаясьПредметов, не достигнутых поднесьНи прозою, ни звучными стихами.И Ты первей всего, Ты, Вышний Дух,Который сердце чистое всем храмамПредпочитаешь, – Ты меня наставь!Ты знаешь все; в начале всех началТы был; подобно матери-голубке,Над выводком любовно распростершейЛелеющие крылья, реял Ты,Творя миры, над бездной бесконечной!О, просвети все, что во мне темно;Что низко, то возвысь, чтоб я, достигнувВершины долгой повести моей,Мог подтвердить всю Промысла премудрость,Пути Его раскрыть перед людьми.Поведай – ибо ни в эфире Неба,Ни в бесконечной Ада глубинеНичто от взора Твоего не скрыто, –Поведай о причине, побудившейВеликих прародителей, блаженствомСтоль взысканных, любимых Небесами,Поставленных владыками в сем мире, –Внезапно от Создателя отпастьИ преступить запрет – запрет единый!Кто их вовлек в постыдный тот мятеж?То Адский Змий был; то его обманМать рода человеческого лестьюПленил, когда за гордость он своюСо всей толпою Ангелов мятежныхНизвергнут был с Небес. На помощь ихНадеясь твердо, он мечтал, став вышеКнязей своих, сравниться со Всевышним,Противостав Ему; честолюбивоПоставив целью Трон и Царство Бога,Повел он нечестивую войнуНа Небесах и в бой вступил надменно.Но тщетно он пытался! ВсемогущийНизверг его во пламени стремглав,Разбитого, сожженного ужасно,С высот Небес в бездонную погибель,Чтоб там лежал в алмазных он цепях,Терзался бы в огне неугасимомЗа то, что вызвал Вышнего на бой.И девять раз уже сменилось время,Которым смертный мерит день и ночь,Как он со всею ратью побежденнойЛежал, вращаясь в пламенной пучине,Сражен и уничтожен, хоть бессмертен.Но худший суд еще был впереди:И мыслью об утраченном блаженствеТерзался он, и болью страшных мук.Вокруг себя водил он взор свой мрачный,В котором отражалось униженьеГлубокое, но вместе с тем и гордостьУпрямая, и ненависть была;И сколько взор охватывал бессмертный,Он видел вкруг лишь дикую пустыню,Со всех сторон лишь страшную тюрьму,Пылавшую огнем, громадной печиПодобно; но огонь тот был без света, –Он порождал лишь видимую тьму,В которой лишь возможно было видетьКартины горя, области печалиИ скорбной ночи – край, где никогдаНи мира, ни покоя, ни надежды,Повсюду проникающей, не будет,Где лишь царит мученье без концаИ огненный поток, который серой,Горящей вечно и неистощимой,Питается. Таков был тот приют,Который был мятежным уготованПредвечной справедливостью, – темницаОтведена в удел им в крайнем мраке,Который от небесного сияньяИ Бога трижды столько удален,Как полюс отстоит от центра мира!О, как несходно это место с тем,Отколь они низвергнуты! И вскореВ волнах огня крутящихся он видитВокруг себя собратий по паденьюИ узнаёт, что, корчась, рядом с нимЛежит один, к нему из всех ближайшийПо чину и по преступленью, – тот,Который был известен в ПалестинеВпоследствии и звался Вельзевулом.К нему-то обратился Архивраг,(На небе имя Сатаны стяжавший),Прервав молчанье страшное вокруг,С такою речью, дерзкой и надменной:«Ужели это ты? О, как ты пал!Как страшно изменился ты, которыйСияньем ослепительным своимПревосходил в блаженном царстве светаДругих, сиявших ярко, мириады!Ты ль это, кто соединен со мнойСоюзом, мыслью, планами, надеждой,Отвагой в нашем славном предприятьи,А ныне – униженьем и бедой!Теперь ты видишь сам, в какую пропастьС высот Небес низвергнул нас СильнейшийСвоим ужасным громом; но дотолеКто ж знал всю силу этого оружьяЖестокого? Однако ж ни оттого,Что пали мы, ни оттого, что далееЕще способен причинить нам в гневеМогучий победитель наш, нисколькоЯ не раскаюсь и не изменюсь,Хотя б мой внешний образ изменился.Я сохраню навек всю твердость мыслиИ гордое презренье в оскорбленномДостоинстве моем; я буду твердВо всем, что мне служило побужденьем,Чтоб против Всемогущего восстать,Что привело бесчисленные ратиВооруженных Духов к состязаньюОтважному. Дерзнули эти ДухиВласть Вышнего открыто не одобритьИ, предпочтя иметь вождем меня,Противостав великой силе силой,В сомнительном бою в равнинах НебаПоколебали Трон Его. ПускайМы потеряли эту битву – что же?Не все еще потеряно: есть воляНесокрушимая, есть жажда мести,И ненависть бессмертная, и храбрость,Которая вовек не подчинитсяИ не уступит никому, – и мало ль,Что есть неодолимого у нас?И эту нашу славу не исторгнетНи ярость, ни могущество Его.Склонить главу, молить о милосердьи,Став на колена, и боготворитьВладычество Его – Того, КоторыйНедавно сам в той власти усомнилсяИз страха перед нами, – это было бДействительно позорно; это было бБесславьем и стыдом гораздо худшимВсего паденья нашего. СудьбаВелела, чтоб богов святая силаИ сущность их небесная былаНеистребима; ныне мы имеемИ опыт, нам доставленный событьемВеликим тем; оружьем не слабее,Лишь осторожней стали мы теперь;Тем с большею надеждою мы можемОтважиться на вечную войну,Решить ее иль силой, иль коварством,Не примирясь с врагом великим нашим,Хотя и торжествует ныне ОнИ, предаваясь радости великой,Царит один над небом, как тиран».Так говорил отступник-Ангел, громкоХвалясь средь мук, хотя его внутриГлубокое отчаянье терзало.Ему собрат отважный отвечал:«О Князь, о вождь князей могучих многих,Которые, ведомые тобой,Вели на битву войско СерафимовВооруженных! Грозными делами,Бесстрашные, поставили ониВ опасность царство Вечного Владыки;Не побоялись испытать, на чемОсновано его все превосходство –На силе, или счастье, иль судьбе.Я слишком вижу, слишком сожалею,Как горестен исход попытки нашей,Какое понесли мы пораженье,Какой удар позорный нас лишилНебес и наши доблестные ратиВ ужасном разрушеньи низложил!Погибли мы, насколько могут богиИ существа небесные погибнуть;Останутся, конечно, ум и духНепобедимы, сила вновь вернется,Хотя потухла слава и блаженствоПоглощено безмерною бедой;Но я боюсь, чтоб Он, наш победитель(Его готов всесильным я считатьЗатем, что лишь всесильный был способенТакие силы одолеть, как наши), –Чтоб не оставил Он нам дух и силуЛишь для того, чтоб мы сильней страдалиИ муки наши тяжкие неслиВ угоду гневной мести; чтоб, по правуВойны, Ему рабами были мы,Служили б больше прежнего, свершаяЕго веленья в самом сердце Ада,Его желанья – в этой бездне тьмы!Тогда что пользы, если наша силаНе меньше стала, наше бытиеВсе так же вечно – лишь для вечной муки?»Ему ответил быстро Архивраг:«О падший Херувим! Кто слаб, тот жалок,Страдает он иль действует; но знай –Теперь для нас одно лишь несомненно:Добра творить не будем мы вовек;Творить лишь Зло – все наше утешенье,Затем что этим мы противостанемВысокой воле нашего врага.Как только пожелает ПровиденьеИз Зла, от нас идущего, создатьДобро, мы силы все свои приложим,Чтоб эту цель благую извратитьИ в самом благе отыскать возможностьДурного. Если это будет частоНам удаваться, может быть, ЕгоМы огорчим; быть может, помешаемСвершению взлелеянных Им планов.Но посмотри: наш грозный ПобедительПослушных слуг возмездья и погониУж отозвал назад к вратам Небес;Град серный, вслед нам сыпавшийся бурно,Уж перестал, и пламенные волныПучины, нас приявшей при паденьиС Небес, уж улеглись, и страшный гром,Крылами красных молний нас разивший,Быть может, стрелы все свои истратилИ бушевать уже перестаетСреди громадной бесконечной бездны.Воспользуемся случаем, которыйДает нам враг – быть может, из презренья.А может быть, уж свой насытив гнев.Ты видишь эту страшную равнину,Пустынную и дикую, жилищеОтчаянья, в которой света нет,Коль не считать сверканья синеватыхОгней, дающих бледный, грозный отблеск?Пойдем туда, уйдем от колебаньяВолн пламенных – там отдохнем немного,Насколько здесь нам отдых и покойВозможен; там, собрав все наши силы,Обдумаем, что сделать можем мы,Чтоб отомстить врагу как можно больше;Как наши все потери возместитьИль перенесть жестокое несчастье,В надежде силы новые найтиИль почерпнуть в отчаяньи решимость».Так Сатана к ближайшему собратуВел речь, главу из пламени подняв;Глаза его метали искры, тело жВ волнах огня на много десятин,Чудовищно громадно, простиралось,Подобно исполинам древних мифов –Сынам земли, титанам, воевавшимС Юпитером, или Бриарею[2], ильТифону[3], что в пещере укрывалсяВ соседстве Тарса[4] древнего, иль чудуМорскому, что зовут Левиафаном[5],Которое всех прочих Божьих тварей,Что в океане плавают, громадней.Когда вблизи норвежских берегов,Так повествуют моряки, он дремлет,Порою штурман маленького судна,Крушенье потерпевшего в ту ночь,Его за остров примет в полумраке,В чешуйчатую кожу якорь броситИ к стороне подветренной пристанет,Чтоб переждать, пока все море мглаПокрыла, день желанный отдаляя.Так точно Архивраг лежал, простертыйВо всю свою громадную длину,К пылающему озеру прикован;И никогда б не поднял он главу,Не встал бы, если б не соизволеньеНебесной воли, правящей всем миром,Которое его освободилоДля мрачных, злобных замыслов его,Чтоб он, возобновив свои злодейства,Свое лишь осужденье усугубил,Чтоб он, стараясь Зло принесть другим,Лишь к своему же бешенству узрел бы,Что все его коварство послужилоЛишь к проявленью благости безмерной,Любви и милосердья к человеку,Им соблазненному; а на негоВтройне излился б дождь смущенья, гневаИ мести. Вот во весь он рост встаетИз озера, по сторонам стекаетСпиральными с него струями пламя,И волны раздвигаются, оставивВ средине яму страшную; а он,Расправив крылья, свой полет могучийВвысь устремляет, в темный воздух, нынеВпервые эту чувствующий тяжесть,И наконец становится на сушу,Насколько можно сушею назватьТо, что всегда сухим огнем пылает,Как озеро огнем пылало жидким.А цвет той суши был таков, как будтоПодземным вихрем от Пелора[6] холмОторван был иль от гремящей ЭтныБок откололся и открылась разомВся внутренность горючая ееИ вдруг, воспламенясь с ужасным взрывом,Парами минеральными взвиласьИ вихрем обожженную пещеруПокинула, оставив дым и смрад.Такую-то нашла себе опоруПроклятая нога. За ним воследВступил сюда его собрат ближайший,И оба тем гордилися они,Как будто волн Стигийских избежалиОни, как боги, собственною силой,Не попущеньем Вышней Силы Сил.«Ужели эта область, эта почва, –Сказал Архангел падший, – будет намЖилищем вместо Неба, мрак плачевныйЗаменит нам сияние Небес?Пусть будет так: кто ныне воцарился,Тот всем располагает; от НегоЗависит, что считаться будет правом.Чем дальше от Него, тем лучше; умИмеет Он нам равный; только силаПоставила Его превыше равных.Простите же, блаженные поля,Где радость вечно царствует! Привет вам,О ужасы, привет, о Адский мир!Прими, бездонный Ад, прими отнынеТы нового Владыку своего!В себе он носит дух, не изменимыйНи временем, ни местом; этот дух –Себе сам место: Небо может АдомСоделать он, Ад – в Небо превратить.Не все ль равно, где быть, когда все тот жеЯ сам – таков, каким я должен быть,Слабее лишь Того, Кто стал сильнееБлагодаря лишь грому своему?Что ж, здесь, по крайней мере, мы свободны;Не столь прекрасным сделал это местоВсесильный, чтоб завидовал Он нам,И, верно, нас отсюда не прогонит;Здесь царствовать спокойно будем мы,А царствовать, по мне, для честолюбьяДостойная есть цель, хотя б в Аду:Царем в Аду быть лучше, чем слугоюНа Небесах. Но что же медлим мы?Зачем друзьям нелицемерным нашим,Союзникам, делящим наш урон,Даем лежать мы в озере забвеньяВ оцепененьи, не зовем их встать,Чтоб разделить в печальном сем жилищеУдел наш, иль еще раз испытать,Собрав все силы, что вернуть могли быМы в Небе или потерять в Аду?»Так Сатана промолвил; Вельзевул жеСказал ему: «О Вождь блестящих войск,Которых мог осилить лишь Всесильный!Едва они услышат голос твой,Любимейший для них залог надеждыВ опасности и страхе, столько разИм в крайности звучавший, в буре битвыИ на краю погибели вернейшийСигнал во всех атаках, – вмиг ониВсе оживут, к ним мужество вернется,Хотя теперь лежат они все ниц,В том озере горящем пресмыкаясь,Как мы с тобой лежали, смущены,Оглушены; и странного нет в этом:С такой они упали высоты!»Едва окончил он, как Враг верховныйУж к берегу пошел; тяжелый щитЭфирной ткани, круглый и массивный,Висел за ним; широкая окружностьБыла подобна месяцу, когдаМы смотрим на него в трубу, подобноТосканскому искуснику[7], которыйРассматривал луну по вечерамС высот Фьезолы или из Вальдарно[8],Надеясь на ее пятнистом шареУвидеть страны новые, иль реки,Иль горы. Сатана держал в рукахКопье свое, в сравнении с которымИ самая высокая соснаИз тех, что рубят на горах норвежскихДля адмиральских кораблей, могла бТростинкой показаться. ОпираясьНа то копье, неверными шагамиОн по горячей почве шел – не так,Как по небесной он шагал лазури!Горячий воздух, вкруг огнистым сводомНависший, жег болезненно его,Но он, терпя ту боль, дошел до краяПучины пламенеющей и, став,Воззвал к своим сраженным легионам,К тем ангельским телам, что там лежалиСлоями, листьям осени подобно,Которые на речках Валамброзы[9]Ложатся, опадая с темных сводовДерев этрусских, или как тростник,Раскиданный и плавающий в море,Когда могучим ветром Орион[10]Прибрежье моря Красного взволнует,Чьи воды потопили в оны дниБузи́риса[11] и всадников Мемфисских,Что в вероломной злобе понеслисьВслед жителям Гесема[12], безопасноСмотревшим с высоты береговойНа всплывшие их трупы и колесаРазломанных волнами колесниц.Так рать его, раскидана, покрылаВсе озеро; лежат они, дивясьПостигшей их постыдной перемене.И к ним воскликнул громко Сатана,Так громко, что откликнулись на возгласВсе стены мрачной Адской глубины:«Воители, Князья, Державы, Власти[13],Цвет Неба, прежде нашего, а нынеУтраченного нами! НеужельТак может поразить оцепененьеБессмертных Духов? Или вы избралиЗдесь это место, чтобы отдохнутьОт трудной битвы, тем восстановляяИзмученную доблесть? Потому льВы здесь заснули, как в долинах Неба?Иль, может быть, простершись ниц так грустно,Вы поклялись боготворить Того,Кто победил нас, Кто теперь взирает,Как Херувим и Серафим в пучине,Оружье и знамена бросив, ждут,Чтоб разглядела быстрая погоняОт врат Небесных выгоду своюИ растоптала б вас, изнеможенных,Иль копьями грохочущего громаВас пригвоздила б в озере ко дну?Проснитесь же, иль вы навек погибли!»Услышали они и, устыдясь,Воспрянули и крыльями взмахнули;Так часовой, уснувший на посту,Разбужен тем, к кому он страх питает,Невольно отряхается, вскочив.Они, конечно, видели несчастье,В котором находилися они,И боль мучений чувствовали ясно;Но глас вождя бесчисленную ратьВ единый миг призвал к повиновенью.Как в дни великих казней для ЕгиптаАмрамов сын[14], поколебав над НиломМогучий жезл свой, тучи саранчиПризвал, несомой ветром от востока,И черною она повисла ночьюНад нечестивым царством фараонаИ мраком весь покрыла нильский дол,Так Ангелы бесчисленные злыеПод сводом Ада реют и витают;Под ними же, над ними и вокругОгонь пылает. Наконец по знакуВеликого монарха своего,Поднявшего копье, чтоб указать им,Куда направить путь, спускаясь плавноСо всех сторон, становятся ониНа твердый серный камень, наполняяРавнину всю, – несметная толпа,Какую даже север многолюдныйНе изливал от мерзлых чресл своихНа Рейн иль на Дунай, когда стремилисьИх варварские рати, как потоп,На знойный юг и разливались быстроЧрез Гибралтар до Ливии песков.Затем от всех полков, от каждой ратиНачальники к их общему вождюСпешат скорей, – божественные лики,Красы сверхчеловеческой, осанкиВеликолепной, царственной: ониКогда-то в небе занимали троны,Хотя навеки в летописях НебаИзглажены с тех пор их имена,Исключены они из книги жизни;И, верно, даже меж сынами ЕвыОни бы не нашли себе имен,Когда б во время долгих, долгих странствийПо всей Земле, долготерпеньем БогаК великим искушеньям человека,Подпав обману гнусному и лжиС их стороны, племен людского родаБольшая часть не впала бы в развратТакой, что даже Бога позабыла,Создателя, и превратила славуНезримую, святую БожестваВо образы животные, украсивРаспутные религии своиИ роскошью, и златом; вместо БогаТут стали люди бесов почитатьИ разные названья им давалиЯзычники, чтя идолов своих.По именам тем назови их, Муза,Кто первый, кто из них последний всталОт сна на ложе пламенном по зовуВеликого владыки; как ониПо чину, по порядку подходилиВдоль берега бесплодного, меж темКак прочая толпа вдали стояла.Главнейшие меж ними были те,Которые, уйдя из адской бездны,Бродили по земле, ища добычи,И ставили свои жилища дерзкоВ соседстве близком Божеских жилищ,Близ алтарей Его воздвигнув смелоСвои: они, как боги, были чтимыОкрестными народами; не страшенИм был и гром Еговы от Сиона,Царящего меж Херувимов! ДажеВнутри Его святилищ воздвигалиОни порой свой жертвенник, – о мерзость!Проклятыми делами осквернялиОни Его святые торжестваИ чистые обряды; свет небесныйСвоим дерзали мраком унижать.Из них Молох[15] был первый – царь ужасный,Который был пролитьем гнусным кровиЖертв страшных человеческих запятнанИ горькими родителей слезами,Которые не слышали, увы,Сквозь грохот барабанов и кимваловСтенаний их младенцев, в честь кумираСвирепого сжигаемых. Он былУ Аммонитян чтим в равнине Раввы,В Аргобе и Басане, до истоковАрнона. Не довольствуясь, однако,Таким соседством дерзким, соблазнилПремудрое он сердце Соломона,Который пышный храм ему воздвигНапротив храма Господа и этимНавек соседний опозорил холм.Ему и рощу посвятил он такжеВ долине восхитительной Еннома,И рощу эту, образ Ада, звалиТофетом или черною Геенной.Вслед за Молохом шел бесстыдный Хамос[16],Страшилище сынов Моава, чтимыйОт Ароера вплоть до Нево, такжеВ пустыне Аворима, дальше к югу,И в Езевоне, и в Оронаиме,И в области Сиона, где лежитБогатая вином долина Сивмы;На озере асфальтовом он такжеБыл в Елеале почитаем. ОнБыл тот, кого под именем ФегораВ Ситтиме чтил Израиль соблазненныйВ пути от Нила, на беду своюПриняв его веселые обряды.Распространились оргии егоВплоть до холма позорного, до рощиМолоха кровожадного; развратС убийством рядом поселился. ДолгоЦарил он там, пока благочестивыйИосия его не выгнал в Ад.За ним шли духи, что от пограничнойРеки Евфрата древней до реки,От Сирии Египет отделявшей,Ваала или Астарета имяНосили[17]: если мужеского родаОни считались – им Ваала имяДавалось, если женского – тогдаТем духам имя Астарет давали.Ведь духи могут, если захотят,Пол принимать любой иль оба вместе:Субстанция их так нежна, эфирна,Что членами не связана она;Не бременит их тягостное мясоНа хрупком и тяжелом костяке;По произволу принимая формы,То расширяясь, то сжимаясь, светомОкружены иль тьмой покрыты, могутЭфирные намеренья своиОни свершать – дела любви иль злобы.По их вине израильский народТак часто забывал Живую СилуСвою, ее святые алтариНе посещал и низко поклонялсяПред божествами скотскими, за чтоИ должен был склоняться столь же низкоВ бою перед копьем врагов презренных.И вот в союзе с этими врагамиБыл Аштарет, которого Астартой[18]У финикийцев звали и царицейНебес считали, наделив ееРогами полумесяца; девицыСидонские, сбираясь по ночамПеред ее блистательным кумиромПри лунном свете, пели песни ейИ приносили ей свои молитвы;Ее в Сионе также воспевали:Ей дерзко храм поставил на гореЖенолюбивый царь[19], чье сердце – правда,Великое – в угоду сладким чарамПрекрасных идолопоклонниц, впалоВ служенье гнусным идолам. ЗатемТаммуз[20] явился, божество Ливана,Прельщенные которым каждый годВ дни летние сирийские девицыО тяжкой ране плакали его,Любовно пели жалобные гимны,И, так как от родной горы стремитсяРека Адонис к морю, в красный цветОкрашена, сложилося поверье,Что каждый год Таммуза кровь течет.Сиона дщери также заразилисьЛюбовным пылом сказки древней той;В своем виденьи в портике священномИезекииль безумства эти зрел,Когда ему явилися картиныСлуженья мрачным идолам ИудыОтступника. Затем явился тот,Который счел себе обидой тяжкой,Когда однажды в капище егоКивотом, взятым в плен, звероподобныйКумир его обезображен был:Лишенный рук и головы, валялсяОн на пороге храма, посрамляяЖрецов и восхвалителей своих.То был Дагон[21], чудовище морское;Имел он сверху человека вид,А снизу – рыбы; он высоким храмомВ Азоте был почтен и чтим был всюдуПо палестинским берегам – и в Гафе,И в Аскалоне, также в Аккароне,Равно и в Газе, до ее границ.Затем пришел Риммон[22], чей трон веселыйВ Дамаске живописном находился,На плодоносных, славных берегахАваны и Фарфары, рек прозрачных.Он также дерзко Божий Дом унизил:Утратив прокаженного раба,Царя своим поклонникам он сделал;Ахаз его безумный был сподвижник:Им соблазнен, низверг он Божий ХрамИ капище сирийское на местеЕго воздвиг, чтоб жертвы нечестивоТам сожигать и чествовать богов,Которых сам он побеждал. За этимВослед явилась демонов толпа,Чьи имена от древности глубокойИзвестны: Гор, Изида, Озирис[23]Со свитой их, чье волшебство и образЧудовищный в несчастье погрузилиЕгипет суеверный и жрецов,Которые считали, что их богиСкорей вселиться могут в вид животный,Чем в образ человеческий. И дажеИзраиль той заразы не избег,Когда тельца воздвиг он близ ХориваИз золота заемного. Тот грехЕще удвоен был царем мятежным[24],Который в Дане и Вифиле вздумалДать образ травоядного быкаСоздателю предвечному, Иегове,Который в ночь, когда он посетилЕгипет, поразил одним ударомВсех первенцев и всех богов блеющих.И наконец, явился Велиал[25],Который был всех хуже, всех распутнейИз Ангелов, отпавших от небес,И не стыдился только для порокаЛюбить порок. Он храмов не имел,И алтари ему не воскуряли;Но кто вредил у алтарей и храмовУжаснее, чем он, когда жрецыБезбожниками сами становились,Как Илия сыны? Кто наполнялРазвратом и насилием Храм Божий?Царит он также во дворцах, в палатахИ в пышных городах, где шум распутстваИ всякое нечестье и порокВосходят выше величайших башен;Когда ж вдоль улиц ляжет мрак ночной,Сыны и слуги Велиала бродятПо ним, полны нахальства и вина.Пример тому – Содом[26] и ночь развратаВ Гибее[27], где гостеприимный домСам выставлял на жертву мать семейства,Чтоб худшего насилья избежать.Все эти были первые по силеИ по значенью; прочих было б долгоПеречислять, хоть слава их былаОбширна. Были между ними богиИонии, которым поклонялосьИаваново потомство[28] (хоть моложеОни считались, чем Земля и Небо,Их славные родители), – Титан,Перворожденный Неба, с необъятнымСвоим потомством, первенства лишенныйСатурном, младшим братом; а СатурнаЛишил престола сын его и Реи,Юпитер, как сильнейший; захвативПрестол, один стал царствовать Юпитер.Сперва на Крите только и на ИдеИх знали; после выбрали ониСебе вершину снежную ОлимпаИ правили в средине атмосферы,Не поднимаясь выше в небесах.Они царили и в ущелье Дельфов,В Додоне и во всей земле дорийской;Другие же с Сатурном-старикомОттоль за Адриатику бежали,Чтоб в Гесперийских жить полях иль дальше –У кельтов, вплоть до крайних островов.Пришли они и многие другие,Потупив грустно взоры; но в глазахУ них все ж искра радости мелькала:В Вожде своем не видели ониОтчаянья, – потерю сознавая,Не потеряли все ж самих себя.Он это видел, и хоть тень сомненьяСлегка скользила на его лице,Но, гордости привычной вновь набравшись,Цветистой речью, более достойнойПо внешности, чем сущностью своей,Он постарался их испуг рассеятьИ мужество искусно возбудить.Затем поднять немедленно велел онПри звуках труб военных и рожковМогучий стяг свой боевой; гордилсяВысокой честью быть знаменоносцемАзазиил, высокий Херувим.И вот с древка блистательного знамяОн развернул; взвилось оно, сверкая,Как метеор, по ветру развеваясь,Богатое каменьев драгоценныхОбилием и золотым шитьем,Изображавшим славу и трофеиБессмертных Серафимов; в это времяМеталла звуки трубные гремели.Все войско испустило громкий крик,Торжественно потрясший своды АдаИ вне его заставивший дрожатьВсе царство древней Ночи и Хаоса.И в этот же момент сквозь адский мракВзвилось знамен блестящих десять тысяч,Переливавших яркими цветами,И вслед за ними вырос копий лес,И шлемов тьмы несметные явились,И стройно щит теснился ко щитуВ неизмеримом множестве. ФалангойСомкнувшися, идут они при звукахДорийского мотива флейт и нежныхГобоев – дивной музыки, какаяГероев древних в битве вдохновляла,Внушая им не бешеную ярость,А доблесть лишь сознательную: смертьТогда была им не страшна, и бегстваИль отступленья не было для них;Была в ней сила также и к смягченьюТоржественной мелодией своейМятежных дум, тревог, печали, скорбиУ смертных и бессмертных. Так, дышаЕдиной силой, думою единойОбъяты, молча двигались ониПри звуках флейт, смягчавших сладким пеньемИм боль шагов по раскаленной почве.И вот они все стали перед нимЩетинистым и грозно длинным фронтом,Как старые бойцы, блестя оружьем,В порядке строгом копий и щитов,И ждут вождя могучего команды.Испытанным он оком их обвел,И рассмотрел всю массу мощной ратиИ всех ее частей расположенье,Божественный их облик и осанку,И наконец число их сосчитал,И гордостью его взыграло сердцеИ подкрепилось видом этих сил.С тех пор как люди созданы, не виделНикто еще таких огромных полчищ,Которые, в сравненьи с этой ратью,Не походили б на полки пигмеев,Когда-то воевавших с журавлями,Хотя бы вся гигантская толпаИз Флегры[29], и герои ИлионаИ Фив, и все союзные их богиСоединились, и примкнули б к нимВсе те, которых сказки и романсыОб Утеровом сыне[30] воспевают,И с ними храбрых рыцарей БританскихИ Арморийских славный круг[31], и все –Неверные иль христиане, – в битвахТурнирных знаменитые в Дамаске,Иль в Аспрамонте, или в Монтальбане,В Марокко, в Трапезунде, или те,Которых войско выслала БизертаОт африканских берегов, когдаВеликий Карл и все его вельможиПри Фонтарабии разбиты были.Вся эта рать, столь славная, сильнейИ доблестней всех смертных без сравненья,Смотрела все ж на грозного ВождяСо страхом и почтеньем; он, всех вышеПо облику и по осанке гордой,Стоял подобно башне. Лик егоЕще не вовсе потерял сияньеПриродное свое; в нем виден былЕще Архангел прежний, хоть отчастиЕго уж слава потемнела. СолнцеТак при восходе смотрит сквозь туманНа горизонте или при затменьи,Покрыто лунным диском, тускло светитНа половину лишь земного шараИ призраком зловещих переменЦарей пугает. Так, хоть помраченный,Архангел все же ярче всех сиял;Лицо его, однако, сохранялоГлубокие рубцы от страшных молний,А щеки побледнели от забот;Но под бровями с гордостью упорной,С неукротимым мужеством и жаждойОтмщения суровые глазаСмотрели, хоть сквозили в них невольноИ угрызенья совести, и жалостьК собратьям – иль к сопутникам, вернее,По преступленью, – к тем, кого он виделИными в дни блаженства, осужденнымТеперь навек за это соучастье.Мильоны духов по его винеОтныне милость Неба потеряли,Извергнуты за дерзостный мятежОт вечного сиянья; хоть и твердоОни держались верности ему,Но слава их небесная померкла.Так смотрят дубы гордые в лесахИль горные, в могучей силе сосны,Когда огонь небес их опалит:Хоть все еще высокие, с сожженнойВершиною стоят стволы нагиеНа почве обгорелой. Он дал знак,Что будет речь держать; они же, сдвоивРяды свои, крыло к крылу, стеснилисьИ обступили близко полукругомЕго и всех вельмож его в безмолвномВниманьи. Трижды речь он начинал,И трижды, несмотря на гнев надменныйВдруг вырывались слезы у него,Какими могут Ангелы лишь плакать.Но наконец, хоть вздохи прерывалиСлова его, они нашли свой путь.«О вы, бессмертных Духов мириады!Вы, Силы необорные, когоМог побороть один лишь Всемогущий!Наш бой был не бесславен, хоть исходУжасен был, чему свидетель грустныйИ место, где находимся мы ныне,И страшная в самих вас перемена,Которую мне больно и назвать!Какая сила мысли предсказала б,Предвидела б, могла бы опасаться,Хотя б была углублена всем знаньемВ былом и настоящем, чтобы сила,Увы, такого множества богов,Стоявшая так крепко, как стоялиВы все, могла бы быть побеждена?Кто и теперь, и после пораженья,Не верил бы, что эти легионыМогучие, несметные, которыхИзгнание опустошило Небо,Вновь не могли б восстать, подняться сноваИ родиной своею овладеть?Что до меня, то жители все НебаСвидетели – обманывал ли яНадежды их советом неудачнымИль бегством пред опасностью? Но Тот,Кто царствует один теперь на Небе,На Троне безопасно восседал,Поддержанный своею древней славой,Согласием всеобщим иль привычкой;Свое величье Он являл пред всеми,Но силу всю Свою от нас скрывал;И мы ее изведать попытались,И это нам паденье принесло.Теперь Его могущество мы знаемИ также знаем силу всю свою;Теперь Его нам вызывать не нужно,А если нас на новую войнуОн вызовет, не нужно нам бояться.Итак, отныне лучшее для нас –Намеренья свои хранить безмолвноИ достигать обманом иль коварствомТого, чего дать сила не могла.Тогда в конце концов Он убедится,Что тот, кто силой победил врага,Лишь победил его наполовину.Возможность есть, что новые мирыПространство породит; об этом слухиНе раз уже носились в небесах:Молва гласила, что давно намеренОн их создать и новый род созданийТам поселить, которых будет ОнС особенным вниманием лелеятьИ охранять их, как сынов Небес.Туда, быть может, хоть из любопытства,Придется сделать первый наш набег,Иль, может быть, еще в иное место.Ведь эта бездна адская не можетНебесных Духов вечно заключатьВ плену, и эта тьма не может вечноВисеть над нами здесь. Но эти мыслиДолжны мы зрело обсудить. ИсчезНавеки мир; кто может о смиреньиЗдесь говорить? Итак война, война,Открытая иль тайная, навеки!»Так он сказал; и чтобы подтвердитьСлова его, сверкнули миллионыМечей огнистых, быстро извлеченныхОт бедр могучих Херувимов. БлескВнезапно Ад весь озарил. СвирепоВсевышнему они грозили; гордоМечами, крепко сжатыми в руке,О звонкие щиты они стучалиИ раздавался грозный шум войны,Бросая вызов ввысь, до сводов Неба.Неподалёку там была гора;Ее вершина грозно изрыгалаОгонь и клубы дыма, а все скатыПокрыты были коркою блестящей –Знак верный, что скрывалась в той гореРуда металлов, порожденье серы.Туда спешит, от прочих отделясь,Крылатая толпа, уподобляясьСаперам, что с лопатой и киркойПред королевским войском поспешаютПрорыть траншеи в поле или валомВесь лагерь обнести. Их вел Маммон[32],Всех менее возвышенный из духов,Которые отпали от Небес;Еще когда он в небе жил, все долуСклонял свои он взоры, восхищаясьБогатствами небесной почвы, златом,Ногами попираемым, охотней,Чем радостью Божественных виденийИ чем-либо высоким и святым.Он был виной, что по его внушеньюВпервые люди стали раздиратьЗемную грудь рукою нечестивойИ матери-земли святые недраПреступно осквернили грабежом,Ища сокровищ, коим лучше было бОстаться там сокрытыми от нас.Так и теперь ведомая им бандаШирокую раскрыла вскоре рануВ горе и жилы злата обнажила.Пускай не удивляется никто,Что Ад хранит богатства: эта почваВсего благоприятней для того,Чтоб в ней тот яд родился драгоценный.Здесь видеть бы могли все те, кто гордоГотовы смертных подвиги хвалитьИ с восхищеньем говорить охотноО Вавилоне и царях Мемфисских,Как величайших памятников слава,Вся сила, все искусство их творцовПревзойдены легко и быстро былиОтверженными Ангелами: в час,В единый час создать они успели,Что люди бы едва ли в целый векРаботы неустанной сотворилиТрудами рук бесчисленных. ОдниПостроили ряд келий по равнине,Под каждую был проведен каналИз озера, и в нем огонь тек жидкий;Другие с удивительным искусствомФормировали грубую рудуПо всем сортам, снимая пену шлаков;А третьи быстро вырыли в землеРазличнейшие формы и сумелиВсе полости и все их уголкиНаполнить разом пламенною массой,Из келий проведенной. Так в органеЕдиным дуновением меховВсе трубы, наполняясь, звучно дышат.И вот восстало быстро из земли,Как испаренья ввысь восходят, зданьеГромадное при гармоничных звукахСимфоний сладких и при пеньи нежном;То был высокий храм, вокруг негоПилястры и дорийские колонныС прекрасным архитравом золотым,Карнизами и фризами резными.Он пышно разукрашен был, а крышаИз золота чеканного была.Ни Вавилон, ни сам Каир великийВ дни славы и величья своегоТакого зданья не имели, чтобыТам поселить Сераписа[33] иль Бела[34],Богов своих, иль трон царей поставить,Как ни старались роскошью своейЕгипет и Ассирия друг другаЗатмить. Стоял величественный храмВ своей могучей высоте, а двериВдруг распахнули бронзовые крылья,Чтоб показать внутри его обширностьИ совершенно гладкий ровный пол.С высоких сводов, магией искуснойПодвешены, сияли сотни ламп,Как звезды, и светильники сверкали,Питаемые нафтой и асфальтом,И разливали свет, как бы с Небес.Туда поспешно вся толпа стремится,Изумлена; одни дивятся храму,Другие громко воздают хвалуСтроителю. Он был давно известенНа Небесах – художник дивный, многоВоздвигнувший роскошных, пышных храмов,Где Ангелы-властители царили,На тронах восседая, как князья:Сам Царь Царей их одарил той властью,Чтоб каждый в иерархии своейБлистательными воинствами правил.По имени известен он был такжеВ Элладе древней; имя Мульцибера[35]В Авзонии[36] присвоили ему,Где миф сложился о его паденьиС Небес: повествовали, что Зевес,Разгневанный, столкнул его с хрустальныхЗубцов небесной крепости, – и вотС утра и до полудня, от полудняДо вечера росистого летел онВесь долгий летний день, к закату ж солнцаСкатился, как падучая звезда,На Лемнос, остров на Эгейском море.Так говорит тот миф, но это ложь:Он пал гораздо раньше, вместе с войскомМятежников; ему не помоглоЕго искусство строить башни в Небе,Не помогли машины все его:Он сброшен был стремглав со всей толпоюИскусников своих с высот небесных,Чтоб продолжать строительство – в Аду.Меж тем вокруг крылатые герольдыПо повеленью высшего владыкиТоржественно гласят при звуках трубПризыв по войску на совет великий,Который должен вскоре состоятьсяВ роскошном Пандемонии[37], отнынеВозвышенной столице СатаныИ всех его князей. От всех отрядов,От каждой части войска в тот советДостойнейших по выбору иль чинуЗовут они; и вот явились сотниИ тысячи; несметная толпаКишит вокруг; набиты ею входыИ портики широкие и всеОбширное пространство в самом храме,Подобное арене состязаний,Когда на ней цвет конницы неверных,Вооружась, пред ложею султанаДруг другу вызов шлет на смертный бойИль ловкостью в метаньи копий спорить.И в воздухе кишит толпа густаяИ раздается свист и шелест крыл.Так пчелы в дни весны, когда восходитПревыше Тавра[38] солнце, высылаютБесчисленный народ свой молодой,Который собирается над ульемКистями, иль меж цветов росистыхСнует, иль на доске толпится гладкой, –И та доска является предместьемСоломенной их крепости; покрытыЦветочной пыльцой новой, обсуждаютОни дела здесь общины пчелиной.Так Духи, рея, в воздухе толпились;Но прозвучал сигнал – и вдруг – о чудо!Те, кто еще сейчас казались ростомГромаднее гигантов всех земных,Вмиг съежились и карликами сталиИ без числа столпились в тесном месте,Подобно тем пигмеям[39], что живутУ гор Индийских, иль прекрасным эльфам,Которые в полночный час свершаютПиры свои иль праздники, толпясьВблизи ручья иль на лесной опушке;Порой их видит – наяву иль в грезах –Крестьянин запоздалый в час ночной,Когда над нами, как судья безмолвный,Сияет месяц, бег свой приближаяК Земле; весельем радостным и пляскойПрелестною они его пленяютИ музыкой его чаруют слух,И сердце бьется у него невольноИ радостью, и страхом вместе с тем.Так Духи бестелесные сумелиСвой колоссальный образ сократитьИ через это все вместились в залеПодземного дворца. Вдали от прочих,Свой прежний рост и образ сохранив,Главнейшие вожди из СерафимовИ Херувимов пышно восседали,Образовав особый тесный круг,На тронах золотых, как полубоги,До тысячи числом. На миг насталоМолчанье, был прочтен привет всеобщийИ начался великий их совет.Книга вторая
СодержаниеВ начале совещания Сатана ставит вопрос, следует ли решиться на новую битву для обратного завоевания Неба. Одни одобряют войну, другие – против; предпочтение отдается третьему предложению, уже ранее упомянутому Сатаной, – расследовать правильность Небесного пророчества или предания относительно нового мира и нового рода созданий, равных Ангелам или лишь немного менее совершенных, которые должны были быть сотворены к этому времени. Возникают сомнения, кого бы послать на столь трудные поиски. Сатана, как верховный вождь, берет лично на себя это путешествие, предложение его встречено почестями и всеобщим одобрением. Совет, таким образом, кончается; Демоны избирают себе разные пути и занятия, сообразно своим наклонностям, чтобы скоротать время до возвращения Сатаны. Этот последний, начав свое путешествие, приходит к дверям Ада, которые находит запертыми, и при них – двух стражей. Стражи наконец открывают ему двери, причем обнаруживается громадная пропасть между Небом и Адом. Изображаются трудности перехода этой бездны; Сатану направляет Хаос, господствующий над нею, к искомому новому миру.
На троне пышном, царственном, далёкоПревосходившем роскошью своейВеликолепье Ормуза[40] иль Инда[41]И все обилье золота и перлов,Которое без счета изливаетВосток богатый щедрою рукойНа варварских царей своих, надменноСидел, всех выше, Сатана, – отличьеПечальное он это заслужил.От страшного отчаянья возвышенДо торжества, о коем не мечтал, –Теперь уж он и этим недоволен,Стремится выше, ненасытно хочетВести он с Небом тщетную войну.Не научен жестокой неудачей,Он в гордости такую речь держал:«О божества небес! Державы, Власти!Я убежден, что нет той страшной бездны,Которая могла бы поглотитьИ удержать в себе навеки силуБессмертную, хотя б она былаПобеждена, – а потому надеюсь,Что Небо не потеряно для нас.Поднявшись из печального паденья,Покажется еще славнее доблестьНебесная, еще грозней, чем если бТого паденья не было; итак,В себя должны мы верить, не страшиться,Что вновь удар судьбы постигнет нас.Что до меня, то, по законам Неба,Я искони был предводитель ваш,И выбором свободным это званьеМое вы укрепили, а к томуПрибавились еще мои заслугиВ совете и в бою: по крайней мере,Свою утрату этим я покрылИ укрепился тем прочней на тронеПо общему согласью, и притомВне зависти. Когда мы жили в Небе,То положенье высшее, которымДостоинство отмечено, могло бПричиною быть зависти для низших;А здесь, где место высшее лишь ставитВсех ближе под удары Громовержца,Как крепость, защищающую вас,И повод к высшей доле вечной скорби, –О зависти возможно ль говорить?Здесь нет Добра, которое могло быБыть поводом к борьбе, а потомуНи партий, ни борьбы здесь быть не может;Никто искать не станет старшинстваВ Аду; никто, имея только долюМучения, не будет столь тщеславен,Чтоб большего мучения искать.Имея эту выгоду союзаПрочнейшего, и твердого согласья,И крепкого доверия, теперьЕще скорее можем мы, чем в Небе,Потребовать наследственных прав наших,И на успех надеяться скорееМы можем здесь, чем было это там,Где было обеспечено нам счастье.Но надлежит теперь нам обсудить,Что лучше, чтоб достигнуть нашей цели:Открытую ль войну нам повестиИль обратиться к скрытому коварству?Кто может дать совет, пусть говорит!»Так он сказал, и встал Молох немедля,Могучий царь со скипетром, – сильнейшийИ самый смелый из борцов, что в НебеСражались; после страшной битвы тойС отчаянья он стал еще смелее.Он думал, что Предвечному по силеОн равен и скорей бы согласилсяСовсем не быть, чем быть слабей Его.Отдавшись этой мысли, позабыл онСтрах перед всем – пред Богом, перед АдомИль что быть может худшего. Он молвил:«Я – за войну открытую! ХитритьНе мастер я – не похвалюсь я этим;Хитри, кто в том нуждается; притом жеЛишь вовремя полезна хитрость нам,Но не теперь. Пока хитрить мы будем,Ужели миллионы, что здесь ждут,В вооружении полном, знака к битве,Томиться будут в праздном ожиданьи,Как беглецы Небес, за свой приютПриняв беспрекословно эту ямуПозорную – тюрьму, в которой мыЗаключены велением тирана,Лишь потому царящего над миром,Что терпим мы Его? Нет, предпочтем,Вооружась огнем и гневом Ада,Немедленно, с неодолимой силойНапасть на крепость вышнюю Небес;Мученья наши обратим в оружьеУжасное, Мучителю назло,Чтоб Он, навстречу грому всемогущихСвоих орудий, слышал адский гром;Чтоб молниям Его навстречу грозноСверкал огонь наш мрачный, поражаяРяды покорных Ангелов Его;Чтоб был и самый Трон Его высокийЗабрызган серой Тартара горючей,Которой Он придумал мучить нас!Но, может быть, покажется путь этотЧрезмерно трудным и крутым – поднятьсяОткрыто против высшего Врага?О, пусть, кто это скажет, поразмыслит, –Коль скоро он еще не усыпленЗловредной влагой озера забвенья, –Что к родине своей стремимся мыДвиженьем, нам присущим по природе,А нисхожденье с Неба и паденьеПротивны ей. Не чувствовали ль мыЕще недавно, яростно теснимыВрагом, сломившим наш разбитый стройИ гнавшим нас до этой страшной бездны,С каким мы принужденьем и трудомСпускались вниз? Тем легче нам подняться!Иным, быть может, страшно за исходПопытки нашей: думают, что еслиМы вызовем сильнейшего врагаНа новый бой, то гнев Его изыщетЕще иную, худшую нам кару, –Как будто кара хуже есть, чем Ад!Что может быть ужасней пребываньяЗдесь, в этой тьме, в изгнанье от блаженства,В глубокой бездне горести и бед,Где мучиться в огне неугасимомДолжны мы без надежды, без конца,Быть ярости Его рабами вечно,Бича неумолимого ударовЖдать ежечасно? Что же претерпетьЕще мы можем худшего, – иль развеПогибнуть, уничтожиться совсем?Чего же мы боимся? Почему жеКолеблемся Его мы довестиДо крайности во гневе? Разъяренный,Быть может, нас Он вовсе истребитИ уничтожит даже сущность нашу, –По мне, такой исход все ж был бы лучше,Чем вечное несчастье бытия.А если нет и если сущность нашаДействительно божественна, бессмертнаИ не престанет ввек существовать,То ничего мы потерять не можем.По опыту мы знаем, что довольноЕсть сил у нас, чтоб потревожить Небо;Так будем же набегами грозитьВо все века престолу роковому:Пусть это не победа – так хоть месть!»Окончил он и замолчал угрюмо;В глазах его отчаянное мщеньеСверкало, страшной битвой угрожая,Для всех опасной, кто слабей, чем Бог.Но вот с противной стороны поднялся,Чтоб возразить Молоху, Велиал.Он видом был приятнее и мягче,Чем тот, и был прекраснейший из всех,Кого лишилось Небо: был он создан,Казалось, для высоких, славных дел,Для высшего достоинства; но лживоВ нем было все и пусто; с языкаМед капал у него; он мог дурноеВ разумнейшем представить виде; лучшийСовет он мог испортить, исказить,Затем что мысли низменны в нем были:В пороке он искусен был, в делах жеВозвышенных ленив и боязлив.Но ухо он умел ласкать словамиИ вкрадчиво так начал речь свою:«Я был бы очень за войну, о князи,И в ненависти к нашему ВрагуНи от кого я не отстал бы, если бТо, что приводят здесь как главный довод,Чтоб нам начать немедленно войну,Мне не казалось доводом обратным,Не заключало б в сущности своейЗловещего для нас предположенья.Когда тот самый, кто в делах войныЗдесь выше всех, исполнен недоверьяК тому, что он советует, в чем прочихОн превосходит, мужество своеЛишь на слепом отчаяньи готовыйОбосновать и ставя высшей цельюУничтоженье наше после некойУжасной мести, – что сказать об этом?Во-первых, в чем же будет эта месть?Ведь нам известно, что все башни НебаПолны отважных часовых и к нимНам невозможно подойти; притом жеРасположились лагерем вокругВсей нашей бездны вражеские ратиИль реют вкруг на сумрачных крылахИ вдаль и вширь по царству вечной ночи,И мудрено застигнуть их врасплох.А если бы мы силой попыталисьПробить себе дорогу и весь АдВосстал за нами в возмущеньи мрачном,Чтоб помрачить Небес чистейший свет,То Он, великий Враг наш, недоступныйВреду и порче, на своем престолеСидел бы все ж, ничем не осквернен,А ткань эфира, запятнать которойНичем нельзя, извергла б из себяВсе наше зло – очистилась бы сразуОт низкого огня. Отражены,В отчаянье мы впали бы навеки.Советуют нам приложить все силы,Чтоб всемогущий Победитель нашБыл до того разгневан, что навекиПокончить с нами захотел бы; в этомМы будто бы найдем себе утеху.Печальная утеха! Кто из насЗахочет прекратить существованьеРазумное свое, хотя б оноИсполнено мучений вечных было?Как? Уничтожить ум наш, наши мысли,Которые пронизывают вечность,Чтоб навсегда исчезнуть, поглотитьсяВ обширных недрах первородной Ночи,И смысла, и движения лишенной?Но пусть за благо это мы сочтем:Кто ж может знать наверно, без сомненья,Что гневный Враг наш может это благоНам дать иль дать захочет нам его?Сомнительно, чтоб мог его Он дать нам,Но никакого нет сомненья в том,Что не захочет Он, столь мудрый, сразуИзлить весь гнев свой: не настолько ОнБессилен и не так недальновиден,Чтоб волю Он врагов своих исполнилИ весь исчерпал гнев свой, если можетКарать их этим гневом без конца.Те, кто к войне нас побудить желает,Нам задают вопрос: что медлим мы?Ведь мы в тюрьме заключены, разбиты,Осуждены на вечные мученья;Итак, что б мы ни сделали теперь,Что худшего еще случиться может,Что злейшего мы можем претерпеть?Как! Разве это худшее, что можетСлучиться, если мы сидим, как здесь,В вооруженьи полном и в совете?Когда стремглав летели мы сюда,Гонимы, поражаемы ужаснымНебесным громом, и молили безднуУкрыть нас, – разве было нам не хуже?Тогда казался этот самый АдУбежищем для наших ран! В оковахВ пылающем мы озере лежали, –Конечно, хуже было нам тогда!А если, снова пробудясь, дыханье,Которым страшный пламень тот зажжен,Его раздует с семикратной силойИ нас совсем утопит в том огне?Что, если отдыхающее мщеньеПоднимет снова огненную руку,Чтоб мучить нас? Что, если грозный МстительДля этого все средства пустит в ход,Со сводов Ада пламени потокиНа нас польются, и дрожать мы будем,И этот свод обрушится на нас?И вот мы, после храброго воззваньяИ ободренья к доблестной войне,Лишь попадем все в вихрь огнистой бури,И каждого из нас она швырнетИ пригвоздит к утесу иль утопитНавек в цепях, в кипящем океане,И без конца мы будем там стонать,Заброшены, забыты, сожаленьяНи в ком не возбуждая, без надеждыСтолетья за столетьями томясь.Ужель не хуже будет нам, чем ныне?Итак, свой голос подаю я противВойны: открытой, тайной – все равно.Что может сделать сила или хитростьИ кто возможет обмануть Того,Чье око видит все единым взглядом?Взирает Он с небесной высотыНа эти наши праздные попытки,И видит, и осмеивает их.Он столь же всемогущ, чтоб нашей силеПротивостать, сколь мудр, чтоб наши ковыРасстроить все. Что ж, скажут, так должныМы жить здесь в этой низости, мы, племяНебесное, должны сносить, терпеть,Чтоб попирали нас в изгнанье гнусном,Мученья все нести, всю тягость уз?Что ж делать, – на мой взгляд, все ж это лучше,Чем худшее; так неизбежный рокВелит нам, так желает Всемогущий;То воля победителя… СтрадатьИ действовать – на то и на другоеВ нас сила одинаковая есть,И я считаю, что закон, которыйУстроил это, не несправедлив.Рассчитывать на это надлежалоНам сразу, если были мы умны,Когда в борьбу вступили с столь великимВрагом и столь неверен был успех.Смешно мне, если те, кто в битве смелыИ храбры, неудачу потерпев,Трепещут и пугаются последствий,Известных им заране, – не хотятТерпеть изгнанья, мук, цепей, позора –Всего, что победитель повелит.Таков теперь удел наш; если будемЕго спокойно мы переносить,Всевышний Враг со временем, быть может,Свой гнев умерит; столь далек от нас,Быть может, нас Он вовсе позабудет,Коль раздражать не станем мы Его,Иль наказанье, что несем мы ныне,Достаточным сочтет; огонь свирепыйТогда ослабнет, если Он не будетЕго своим дыханьем раздувать.Природа наша чистая, быть может,Преодолеет силу испаренийЗловредных иль привыкнет их сносить,Не чувствуя; иль, может быть, с теченьемВремен она изменит весь свой склад,Ей страшный жар родным, потребным станетИ боли ей не будет причинять;Тот ужас, что теперь нас окружает,Нам станет мил, тьма светом будет нам;И мало ль что еще надежда можетНам принести в бегущих вечно дняхГрядущего, какие переменыНам могут предстоять еще! ТеперьНаш жребий – Зло в сравненьи с прежним счастьем,В сравненьи ж с худшим он для нас – Добро, –Конечно, если на себя мы самиНе пожелаем худшего навлечь».Так Велиал, одев в покров разумныйСлова свои, советовал собратьямБесславное бездействие такое,Лень мирную – однако же не мир.И вслед за ним Маммон себе взял слово:«Цель наша – иль войной с престола свергнутьНебесного Царя, когда войнуПризнаем мы за лучшее, иль толькоВосстановить права, которых мыЛишились. Свергнуть мы Его лишь можем,Коль нам доставит вечная СудьбаКакой-нибудь совсем особый случайИ тяжбу нашу разрешит Хаос.Коль скоро нам на первое не стоитНадеяться, то и второе такжеНе нужно; что за место, в самом деле,В Небесном Царстве мы займем, коль скороВсевышнего не одолеем мы?Допустим, что смягчит Он гнев Свой, всех насПомилует, коль скоро подчинитьсяЕму мы клятву новую дадим;С какими же глазами нам придетсяСтоять пред ним смиренно, покоряясьЗаконам строгим, царствие ЕгоВ слащавых гимнах вечно славословить,По принужденью «аллилуйя» петьПред Божеством Его, а Он, ВладыкаНаш ненавистный, будет восседатьТоржественно на троне, обоняяАмброзии цветы и ароматыЖертв наших рабских алтарю Его?Вот тот удел, какой найдем мы в Небе,Вот радости, которые нас ждут!Сколь тягостно так проводить всю вечностьВ хвале и славословии Тому,Кого мы ненавидим! Нет, не будемСтремиться мы усильем невозможнымИль милостью, которой от НегоНе можем мы принять, хотя бы в Небе, –Достичь опять блистательного рабства!Поищем своего в самих себе,Жить станем для себя своею силой,Свободны, никому не отдаваяОтчета, хоть бы в этой глубине,И предпочтем суровую свободуВсей славы рабской легкому ярму!Величье наше возрастет тем больше,Чем больше мы сумеем обращатьНичтожное – в великое, дурное –В полезное для нас, несчастье – в счастье;Какое горе ни постигло б нас,Куда бы ни попали мы – повсюдуМы облегчим терпеньем и трудомСвои страданья. Тьмою нас пугают;Но разве Царь Небесный ВсемогущийСам часто не скрывается во тьмеМеж туч густых, причем нисколько славаЕго не помрачается, когдаОн этой тьмою своей престол покроет,И гром грохочет глухо из нея,Собою гнев Владыки знаменуя,Уподобляя Аду Небеса?Как нашей тьме Он подражает, так жеЕго мы свету можем подражать:Пустыня эта скрытые богатстваВ себе таит – и золото, и перлы,А мы умом владеем и искусством,Которое поможет нам достичьВеликолепья; чем же Небо лучше?Мученья наши в долготу времен,Быть может, станут нашею стихией;Огонь палящий, ныне нам столь тяжкий,Нам станет мягок и приятен; склад нашИзменится по складу всей среды,И мы мучений чувствовать не будем.Итак, все это клонится к тому,Чтоб мирное мы вынесли решенье,Установили здесь порядок свойИ рассудили, как всего удобнейУладиться нам в бедствии своем,Сообразив, что мы такое самиИ что нас окружает; о войне же –Все мысли отложить. Вот мой совет».Едва он кончил, как всеобщий говорНаполнил все собранье. Так утесыВо впадинах удерживают отзвукШумящих ветров, долгую всю ночьНад морем бушевавших, а под утроБаюкающих тихо моряков,Которые, всю ночь не спав, заснули,В утесистом заливе бросив якорьИ приютивши свой корабль иль лодку,От бури убежавшую. Так дружноМаммона речь приветствовали все,Одобрив им предложенное мненье,Что нужно мир хранить. Пред битвой новойОни дрожали больше, чем пред Адом:Такой внушил им ужас страшный громИ Михаила меч. Хотелось такжеВнизу свое им царство основать,Которое, возникнув осторожно,Могло бы стать с течением вековСоперником достойным царству Неба.Когда заметил это Вельзевул –Который, после Сатаны, всех вышеСидел, – поднялся с важным видом онИ, встав, столпом казался государства;Глубокими чертами на челеНачертан у него был ум высокий,И о делах общественных заботаИ царственный совет в его глазахСветились; величавый и в паденьи,Стоял он, мудрый, крепкий, как Атлант[42],Способный на плечах своих могучихОбширнейших монархий бремя несть.Его глубокий взор привлек вниманьеИ водворил повсюду тишину,Какая лишь господствует средь ночиИль в полдень, в летний день. Он так сказал:«Престолы, Власти, Доблести эфираИ отпрыски Небес! Ужель должныОт титулов мы этих отказатьсяИ называться впредь князьями Ада?Как будто склонен весь народ к тому,Чтоб нам остаться здесь, внизу, и царствоЗдесь новое создать. Но, без сомненья,Лишь потому об этом грезим мы,Что позабыли, что Владыка НебаОтвел нам это место как тюрьму,Совсем не как убежище от властиЕго могучей, чтобы жили мы,От высшего суда Небес изъяты,И составляли заговор здесь противЕго престола; нет – хоть и вдали,Держать Он нас желает в заключеньиСтрожайшем, в обузданьи, неизбежномДля нас навек, как пленников Его;Поверьте, что и в высоте небесной,И в нашей бездне, первый и последний,Везде Он хочет царствовать один,И даже самой малой части царстваНе даст отторгнуть нашим мятежом.Над Адом власть свою простер Он также,И скипетром железным здесь над намиОн властвует, как в Небе – золотым.Что ж мы сидим и праздно обсуждаем –Война иль мир? Была у нас войнаИ поразила нас утратой страшной,Непоправимой; мира же никтоНе предлагал ни на каких условьяхИ не просил; да и какой же мирПредложен был бы нам, порабощенным?Надзор суровый, вечные ударыИ кары произвольные! А мы –Каким Ему за то платили б миром?Посильною лишь ненавистью нашей,Враждой, упорством непреклонным, местьюХотя бы тихой, вечно замышляя,Как сделать, чтобы Победитель нашПлодов победы получил поменьше,Как можно меньше наслаждался б тем,Что причинил Он нам, чем мы страдаем!И к этому найдется случай нам,Причем ничуть предпринимать не надоПоход опасный к самым Небесам,Валам которых не страшна осада,Ни нападенье снизу. Нет, нельзя лиПолегче предприятье нам найти?Когда не лжет старинное преданье,Пророчество для жителей Небес,То существует место, мир особый,Счастливое жилище неких новыхСозданий, коим имя – человек.Они подобны нам и, хоть и нижеПо силе и достоинству, чем мы,Но более, чем мы, Тому любезны,Кто правит в Небе. Таковую волюОн громко объявил среди боговИ подтвердил ее великой клятвой,От коей содрогнулся круг Небес.Направим же туда все наши мыслиЧтоб изучить созданий, там живущих, –Какая сущность их, каков их склад,И чем одарены они, в чем силаИ слабость их, и как на них напасть –Насильем или хитростью. Пусть НебоЗакрыто нам и Вечный СудияСидит себе спокойно в полной силе,Но это место, кажется, лежитК нам ближе, на окраине владенийЕго, и предоставлено защитеОдних лишь обитателей своих.Здесь, может быть, внезапным нападеньемКаких-нибудь достигнем выгод мы:Огнем ли адским этот мир разрушимИль сделаем его своим владеньем,Чтоб жителей младенческих изгнать,Как были с Неба изгнаны мы сами;Иль если не изгнать, то совратить,Привлечь на нашу сторону, чтоб Бог ихВрагом их стал и собственной рукою,Раскаявшись, разрушил Сам Свой труд!Вот это – выше, чем простое мщенье!Вполне мы можем этим отравитьЕго восторг от торжества над нами,Себе ж доставить радость созерцаньемЕго досады. Как Он огорчится,Когда Его любимцы полетятСтремглав, как мы, и проклянут природуНепрочную свою и хрупкость счастья,Увядшего столь быстро! Обсудите ж,Достойна ли попытка эта нас,Иль лучше нам сидеть во тьме и праздноО царствах здесь несбыточных мечтать!»Так Вельзевул сумел в словах искусныхСвой дьявольский совет представить; правда,Мысль первая об этом СатанеПринадлежала; он ее отчастиУж предлагал. Конечно, от кого жМогла такая глубина коварстваПроисходить, как не от Сатаны,Виновника всех зол? Он в самом корнеХотел род человеческий сгубитьИ Землю с Адом в гибели всеобщейСмешать, назло Создателю. ОднакоВсе это Зло служило лишь к тому,Чтоб славу Вседержителя возвысить.Отважный план понравился весьмаВсем силам Ада: радость засверкалаВ глазах у них. И вот в согласье полномЗа этот план все голос подают.Тогда он встал и, речь возобновляя,Собранию сказал: «Синод богов!Вы рассудили правильно, достойноЗакончили великий этот спор, –Достойно вас самих дела решилиВеликие, которые способныКогда-нибудь, наперекор судьбине,Нас вознести из бездны в высоту,Приблизив снова к прежнему жилищу;Быть может, там, по близости пределовБлистательных Его, вооружасьВ соседстве, мы благоприятный случайНайдем, чтоб снова в Небо нам проникнуть;Иль будем жить в ином удобном месте,Не лишены сияния Небес,Где луч востока нас от тьмы очиститИ мягкий воздух нам рубцы залечитГлубокие от едкого огня,Дыша на них целительным бальзамом.Но ранее всего решить нам надо,Кого послать нам, чтобы отыскатьТот новый мир. В ком будет сил довольно,Чтоб испытать опасный этот путьВ бездонной тьме пучины бесконечной,Сквозь мрак нащупать верную дорогу,Безвестную, иль, крылья распустив,Полетом пронестись неутомимымНад пропастью громадной, чтоб домчатьсяДо острова счастливого? КакаяНужна здесь сила, сколько здесь искусстваПотребно! И какой счастливый случайЗдесь надобен, чтоб миновать удачноГустую сеть постов сторожевыхИ Ангелов бесчисленных избегнуть!Он должен быть здесь очень осторожен,И мы должны тем осторожней бытьПри выборе посланника: зависитСудьбы всей нашей тяжесть от него,В нем наша вся последняя надежда!»Сказал – и сел; и, вкруг водя свой взор,Он ожидал, чтоб кто-нибудь явилсяИ возразил иль выразил согласьеИ на себя опасный опыт взял;Но все сидели молча, обсуждаяВ уме опасность подвига, и каждыйВ глазах другого свой испуг читал.Никто из самых первых и высокихБойцов, недавно воевавших с Небом,Отважиться не мог, чтоб предложитьСвои услуги или порученьеВзять на себя и одному свершитьУжасный путь. Тут Сатана, чтоб славуСвою среди собратий вновь возвысить,Поднять до несравненной высоты,Спокойно встал и с гордостью монарха,В сознаньи высших сил своих, сказал:«Престолы эмпиреев, дети Неба!Недаром вас объяло, вижу я,Глубокое безмолвье и сомненье,Хоть и не страх: велик и труден путь,От адской глубины ведущий к свету;Крепка темница наша; круг огня,Грозящего пожрать нас, окружаетСтеной девятикратной наш приют;А выход нам алмазными вратамиГорящими закрыт. А если ктоПройдет чрез них, он встретит лишь пучинуГлубокой ночи, вещества лишенной,Со всех сторон зияющей вокруг,Уничтоженьем бытия грозящей,Все поглотить стремящейся окрест.И если он в конце концов проникнетВ какой-нибудь оттуда новый мир,Что ждет его в стране безвестной, кромеОпасностей лишь новых, от которыхИзбавиться – опять тяжелый труд?Но не по праву занял бы, о князи,Я этот трон высокий, не по правуУкрашен был бы этой высшей властью,Вооружен могуществом столь славным,Когда бы то, что признано пригоднымВ собранье нашем общем, – будь оноОпасно или трудно в высшей мере, –Меня могло б хоть мало устрашитьИль помешать мне сделать этот опыт.Ужель, приняв высокий царский сан,Я от него не отказался б, если бЯ уклонился от высокой доли,С опасностью и честью сопряженной?Вполне прилична доля та тому,Кто царствует; всех более достойнаТого, кто выше всех превознесен.Идите же, Могущества и Власти,Гроза Небес, хотя и пали вы!Идите по домам – жилище этоДолжно ведь домом нашим быть, – старайтесь,Сколь можно, наши бедствия смягчитьИ сделать Ад, сколь можно, выносимым;Леченьем или чарами старайтесьОслабить или обмануть страданьяУжасного жилища; будьте зоркиНа страже вечно бдящего врага;А я пойду один в края иные,Сквозь разрушенье общее искатьЖеланного нам всем освобожденья.Никто меня сопровождать не должен».Промолвив это, встал монарх и темПредотвратил все возраженья. МудроОн поступил: когда б он так не сделал,Возможно, что, узнав его решенье,Другие из вождей могли б своиУслуги предложить (наверно зная,Что их никак не примут), вызываясьНа то, чего страшилися сперва;Тогда они соперниками стали бЕму во мненьи многих, получивЦеной дешевой славу, для которойОн должен был так страшно рисковать.Они, однако, больше, чем попыткиОтважной этой, голоса боялись,Которым Вождь им это запретил.И вот они, с ним вместе, дружно встали,И грозный шум от этого вставаньяБыл грому отдаленному подобен.С благоговеньем низко перед нимОни склонились, чтя его, как Бога,Превознося, как Вышнего Небес;Не преминули также благодарностьИ удивленье выразить емуЗа то, что он для общего спасеньяСвоим решился благом пренебречь.Как видно, даже и у падших ДуховУгасла добродетель не совсем;Пусть это знают те дурные люди,Которые гордятся на ЗемлеСвершенными делами ради славыИль честолюбья, прикрывая толькоИх внешним блеском ложного усердья.Так кончился сомнительный советСил темных: восхищались несравненнымПо доблести вождем своим они.Так, если тучи мрачные, поднявшисьС высоких гор, в то время как заснулХолодный ветер северный, покроютСвод ясный неба и грозят земле,Закутанной во мрак, дождем иль снегом, –Вдруг к вечеру сияющее солнцеПроглянет между них косым лучом,И оживают тихие поляны,Вновь раздаются птичьи голоса,Мычат стада от радости и сноваПолны веселых звуков холм и дол.Стыдитесь, люди! С дьяволами ДьяволЖивет в согласье; только человек,Единственный из всех разумных тварей,Враждует вечно с прочими людьми,Хоть не лишен надежды он на милостьНебесную! Бог мир хранить велит,А люди вечно ненавистью пышут,Враждуют меж собой, ведут борьбу,Кровавые заводят вечно войны,Опустошают землю, чтоб друг другуВредить, хотя к согласью побудитьМогло б их то, что человек имеетВ Аду врагов довольно, чьи стремленьяИ день и ночь бедой ему грозят.Итак, совет Стигийский разошелся.Все преисподней главные князьяШли вместе, и меж них – их вождь великий.Он мог, казалось, быть один из всехСоперником Небес, в Аду ж являлсяОн грозным повелителем; великойОн окружен был пышностью и БогуСвоим величьем подражал; вокругТеснилась свита гордых Серафимов[43],Блистательных, в вооруженьи грозном.И вот они велят о результатеВеликого совета трубным звукомТоржественно везде оповестить;По направленью четырех всех ветровПоспешные четыре Херувима[44]Несутся, трубы приложив к устам,Герольды ж весть народу объясняют;По всей громадной бездне вдаль и вширьРазносится она, и, оглушая,Грохочет всюду одобренья крик.Им на душе как будто легче стало;Обманчивой утешены надеждой,Расходятся их полчища, и всеИдут своей особою дорогой,Куда кого наклонности ведут,Иль грустный выбор направляет, чтобыРассеять дум печальных вечный бегИ скоротать часы тоски невольной,Пока вернется их великий вождь.Одни в равнине бродят, а другиеПарят на крыльях в воздухе иль в быстрыйПустились бег, как в играх ОлимпийскихИль на полях Пифийских; третьи ловкоКоней смиряют гордых или мчатсяВ ристалище на пышных колесницах;Другие стали в грозный строй, бригадыОбразовав. Так, чтоб предостеречьЧрезмерно гордый город, посылаетСудьба на небе знаменье порой:Является войны виденье в тучах,Идут полки в нависших облаках,А перед ними рыцари несутсяВоздушные и копьями грозятДруг другу и, сшибаясь, легионыМешаются, и жаркий бой кипитОт края и до края небосвода.Иные, будто бешенством Тифена[45]Объятые, рвут горы и холмы,Иль в воздухе несутся шумным вихрем:Едва выносит бурю эту Ад.Так некогда Алкид[46], идя, увенчанПобедой, из Эхалии[47], наделОтравленный наряд и, мучим болью,Рвал сосны фессалийские с корнями,Лихаса же с вершины Эты в мореЭгейское швырнул. Другие, нравомСпокойнее и мягче, удалясь,В долине тихой сели, воспеваяПо-ангельски, при звуках многих арфСвои дела геройские и гореПаденья после битвы неудачной,И жалобно пеняли на Судьбу,Которая над доблестью свободнойСлучайности иль силе власть дает.Хоть песня та хвалой одностороннейПревозносила только их самих,Но дивною гармонией своею(Как может быть иначе, если ДухиБессмертные поют?) она весь АдК себе невольно привлекла: стесниласьВокруг толпа и слушала. ДругиеПриятною беседой утешались(Ведь красноречье – радость для ума,Как музыка – для чувства); холм избралиОни отдельный, чтоб отдаться тамВысоким мыслям: рассуждали важноО воле, о судьбе, о Провиденьи,Предвиденьи, об абсолютном знаньиИ о свободе воли, – без концаТеряясь в лабиринте философском.Судили там о Зле и о Добре,О счастье и о бедствии, о страсти,Бесстрастности, о славе и стыде;Все это было – тщетное лишь знанье,Пустого любомудрия обман,Но все же их очарованьем некимПленяло, помогая им забытьНа время боль и скорбную тревогу,Иль лживую надежду пробудитьИ укрепить терпением упорнымБольную грудь их, как тройною сталью.Другая часть, образовав отрядыИ партии, пустились смело в путь,Чтоб изучить весь этот мир печальный,Найти, быть может, климат, где бы легчеЖилось им. Разделилися ониПо четырем дорогам, в направленьиВсех четырех рек адских, чьи потокиВ пылающее озеро бегут,Туда струи печальные вливая.Вот имена тех рек: ужасный Стикс,Река смертельной ненависти вечной;Река печали мрачной – Ахерон;Коцит – всечасно жалобой и плачемТревожно оглашаемый; затемСвирепый, грозный Флегетон, чьи волныНеугасимым пламенем кипят;Вдали от них – река забвенья, Лета,Безмолвная и тихая, стремитсяИзвивами, как водный лабиринт;Кто выпьет из нее – сейчас забудет,Чем был он прежде, что он есть теперь,Печаль и радость, счастье и страданье.За этою рекою материкЛежит, холодный вечно, темный, дикий,Бичуемый без перерыва бурей,Несущею при страшном вихре град,Который здесь не тает, а, скопляясьВ громадных кучах, образует нечтоПодобное развалинам дворцаСтаринного; здесь лед и снег глубокийЛежат, как топь Сербонского болота[48]Меж Дамиатой и горою древней,Что Касием зовется, где не разБесчисленные полчища тонули.Суровый воздух здесь морозом жжет,И самый холод здесь огню подобен.Ужасные, как гарпии, когтямиВлекут, вцепившись, Фурии сюдаВ известный срок несчастных осужденных;От крайностей жестокой переменыТем горше боль, а крайность тем сильней.Чем более страшна другая крайность;Перенесен от пламенного ложаНа лед промерзший нежный их эфир.Окоченев, в столбы их превращаетНедвижные, и так они стоят,Прикреплены; по минованьи ж срокаИх Фурии ввергают вновь в огонь.И вот они вдоль русла Леты бродятТо здесь, то там, и скорбь их все растет;Они хотят, стараются напрасноДостать струи манящей их реки,Чтоб утолить, хоть каплею единой,В забвеньи сладком горе и тоску;Казалось бы, один лишь миг – так близокИм край реки; но не велит Судьба:Медуза и все страшные Горгоны[49]Тот край заветный строго стерегут,И самые струи бегут живогоПрикосновенья уст их, – так бежалаОт жаждущих уст Тантала[50] вода.Так бродит, пораженная смущеньем,Искателей отважная толпа,От ужаса невольного бледнея;В глазах испуг: теперь они лишь видят,Какой печальный жребий выпал им,И нет им ни утехи, ни покоя.Они проходят множество долинУгрюмых, мрачных, много стран печали,Чрез много гор высоких – то морозных,То пламенных, – чрез множество утесов,Пещер, болот, стремнин, ущелий, топей, –На всем лежит зловещей смерти тень;Вокруг – мир смерти, созданный проклятьемВсевышнего, – Зло, годное лишь Злу,Тот мир, где все живое умирает,Лишь смерть живет и где, извращена,Природа лишь чудовищ порождает –Одних лишь чудищ страшных, безобразных,Невыразимо гнусных – хуже всех,Что сочинили сказки или ужасКогда-либо внушил воображенью, –Горгон и Гидр[51] и яростных Химер[52].Меж тем, противник и людей и Бога,Летел на быстрых крыльях Сатана,Воспламененный мыслями о целиСвоей высокой; к Адовым вратамОн направлял полет свой одинокий.То вправо уклонялся он, то влево,То, крылья распластав, летел внизу,То ввысь взвивался к пламенному своду.Как издали, как будто в облакахПовисший, флот виднеется, плывущийНа парусах от берегов БенгальскихПри ветре равноденствия попутномИль с островов Терната и Тидора[53],Откуда много пряностей везутКупцы; как держат путь они торговыйЧрез море Эфиопское до КапскойСтраны и ночью к полюсу стремятся –Таким, паря вдали, казался Враг.И вот уж стены Ада показались –Высокая – до самой крыши страшной;Втройне тройные были в них врата –Три медных, три железных, три алмазныхОбъятых вкруг огнем, который их,Однако, не сжигает. Пред вратамиС той и другой сидело стороныПо страшному чудовищу; до чреслОдно из чудищ женщиной казалось,Притом красивой, – остальное ж телоГромадное покрыто чешуей,В извивах, как змея, тянулось, жалоСмертельное неся; вокруг нееПсов адских стая, лая непрерывно,Кружилась, страшно разевая пасти,Как Церберы[54], творя ужасный шум;Порою же они по произволуИль если им мешало что-нибудь,К ней заползали в чрево, там скрываясь,И продолжали лаять там и выть,Хотя незримы; далеко не столькоУжасны были псы свирепой Сциллы[55],Купавшейся в том море, что проходитПроливом меж Калабрией и берегомТринакрии[56] охрипшим; лучше ихТе псы, что мчатся за ночной колдуньей,Когда она, по тайному призыву,По воздуху летит, куда ееВлечет приятный запах детской крови,Чтоб с ведьмами лапландскими плясать,Заклятьем ясный месяц помрачая.Другой ужасный образ – если можноТакое слово применить к тому,Что не имеет образа, в чем трудноИль невозможно члены различить,Ни рук, ни ног не видно и все телоКакой-то тенью кажется неясной, –Сидел недвижно, сумрачный как ночь,Ужасен и свиреп, как десять Фурий,И грозный, как сам Ад, вооруженОгромным дротом. То, что головоюКазалось в нем, венчалося подобьемКороны царской. Сатана к немуПриблизился; чудовище, поднявшись,Пошло к нему громадными шагами,И от шагов тех содрогался Ад.Враг, не смутясь, смотрел и удивлялся,Что б это быть могло, – но не страшился:Ему ничто из всех созданий мираНе страшно было; все считать ничтожнымГотов он был; лишь Бог и Божий СынЕму могли быть страшны. И, с презреньемСмотря навстречу, так он начал речь:«Кто ты, ужасный образ нестерпимый,Что, хоть свиреп и грозен, смеешь ты,Противостав всем телом безобразным,Мне заграждать дорогу к тем вратам?Но я пройду чрез них – в том будь уверен –И позволенья у тебя проситьНе буду. Прочь с дороги иль безумьеРешись свое на деле испытатьИ научись тогда, отродье Ада,Вперед не спорить с силами Небес!»И в ярости ему ответил демон:«Так это ты, изменник-Ангел, ты,Который первый мир нарушил в НебеИ клятву преступил, дотоле святоХранимую, и, дерзко возмутясь,Увлек с собою треть сынов небесных,Чтоб против Вышнего восстать, за чтоТы и они, отпавшие от Бога,Осуждены здесь вечно дни своиВлачить в тоске и скорби беспредельной?И ты дерзаешь, обреченный Аду,Себя к Небесным Силам причислять?И смеешь ты презрительный свой вызовБросать тому, кто Царь и ВластелинМест этих? Да, скажу тебе прямее,Чтоб более еще тебя взбесить:Твой Царь и Властелин! Иди, лжец беглый.Иди назад, чтоб кару отбывать!Спеши, чтоб я бичами скорпионовМедлительность твою не подогнал,Спеши на крыльях – или этим дротомТебя я так ужасно поражу,Что ощутишь ты боль, какой не ведал!»Так говорил свирепый этот ужас;Произнося угрозы эти, онСтал в десять раз страшней и безобразней.С другой же стороны, негодованьемПылая, смело Сатана стоялИ весь горел, как яркая комета,Которая в полярных небесахВо всю длину сияет Офиуха[57]И сыплет с волосатого хвостаВойну и язву моровую. Оба,Копье друг другу в голову нацелив,Стоят, врага желая поразитьОдним ударом, грозны, как две тучи,Чреватые оружием Небес,Которые над Каспием сошлися:Стоят они лицом к лицу и медлят,Пока не даст сигнала ветер имСредь воздуха столкнуться мрачной встречей.Так мрачен вид был двух бойцов могучих,Что самый Ад еще мрачнее стал.Никто еще из них врага такогоНе видел; здесь свершились бы делаВеликие, и громкою молвоюО тех делах наполнился бы Ад,Когда б змееподобная колдунья,Которая у Адских врат сидела,Держа в руках ключ Ада роковой,Не бросилась меж ними с громким криком:«Отец, зачем рука твоя грозитЕдинственному сыну? Что за яростьТебя так страшно обуяла, сын,Что в голову отца копьем ты метишь?И для кого – ты знаешь? Для Того,Кто там вверху сидит и над тобоюСмеется! Возложил Он на тебяТяжелый труд, чтоб исполнял ты кары,Которые присудит гнев Его,Тот гнев, что справедливостью зовет Он,Тот самый страшный гнев, который васКогда-нибудь обоих уничтожит!»Сказала так – и адская чумаМгновенно отступила; Сатана жеК колдунье речь такую обратил:«Так странен был мне возглас твой, так странныСлова, что ты сейчас произнесла,Что вмиг моя рука остановиласьИ медлит показать тебе на делеНамеренья мои. Сперва хочу яЗнать, кто ты, образ двойственный, зовущийМеня отцом, хоть в первый раз тебяЯ вижу здесь, в долине этой адской,И почему ты говоришь, что этотУжасный призрак – сын мой? Я не знаюТебя; еще не видел я созданийСтоль отвратительных, как он и ты».Она же, сторож Ада, отвечала:«Как! Ты забыл меня? Иль столь дурнаТебе кажусь я ныне, чьей красоюТы в Небе восхищался? Помнишь, раз,В собрании могучих Серафимов,В отважный заговор вступивших противНебесного Царя, внезапной больюТы поражен был, взор затмился твой,И все в твоих глазах покрылось мраком,И столб огня из головы твоейВдруг вышел, и образовалось слеваБольшое в ней отверстие, откуда,Подобная по виду и осанкеТебе и столь же, как и ты, прекрасна,Небесная богиня появиласьВ вооруженьи полном? ИзумленьемОбъяты были воинства Небес;Они невольно отшатнулись в страхеИ нарекли тогда меня Грехом,За знаменье зловещее считая.Но постепенно стала я для нихПривычной, стала нравиться, и вскореИз тех, кто отвращались от меня,Большая часть была моей красоюПривлечена, и более всех – ты,Когда во мне свой образ совершенныйВсе более привык ты узнавать.И ты в меня влюбился, и со мноюИмел ты радость тайную, и вскореЯ от тебя во чреве понесла.Меж тем война настала; огласилисьСраженьями небесные поля.И победил (могло ли быть иначе?)В сраженьях тех наш всемогущий Враг,А мы разбиты были и бежалиСквозь эмпиреи. Наша рать стремглавВся сброшена была с высот небесныхВ ужаснейшую бездну – с ней и я.И в это время дан был ключ могучийМне в руки и приказано стеречьВрата, навеки запертые, чтобыНикто не мог открыть их без меня.В раздумье я сидела, но недолго:Во чреве, плод понесшем от тебяИ выросшем чрезмерно, я внезапноПочуяла чудесное движенье,И страшные в нем боли начались.И наконец, тот ненавистный отпрыск,Который здесь стоит перед тобой,Твое рожденье, с яростным усильемПуть проложил сквозь внутренность моюИ разорвал ее с ужасным страхомИ болью для меня; чрез это былоМое все тело в нижней половинеИскажено. Рожденный мною врагПошел, всеразрушающим махаяКопьем своим. Воскликнув громко: «Смерть!» –Пустилась я бежать. Весь Ад кромешныйПри имени том страшном содрогнулся,И громко он вздохнул из всех пещер,И слово «смерть» откликнулось во вздохах.Бежала я, а он бежал за мной,Как кажется, скорей пылая страстью,Чем яростью; проворнее меня,Испуганную мать свою догнал он,И вот в объятьи гнусном и насильномСо мной он эту свору породилЧудовищ, вечно воющих, чьи крикиМеня бессменно окружают здесь;Как сам ты видеть мог, я ежечасноИх зачинаю, ежечасно такжеРождаю их: когда они хотят,В родившее их чрево снова входятИ жрут там с воем внутренность мою,Которая им пищу доставляет;Затем, наружу вырвавшись опять,Сознательным меня терзают страхом:Нет отдыха, покоя нет от них!Напротив Смерть сидит, в меня вперяяСвой леденящий взор, – мой сын и враг,Который, не найдя иной добычи,Меня сейчас пожрал бы, мать свою,Когда б не знал он, что конец мой будетЕго концом, что горьким я кускомПридусь ему – ужасною отравой:Так повелела вечная Судьба.Тебя ж, отец, я предостерегаю:Беги его смертельного копьяИ не надейся быть неуязвимымВ доспехах ярко блещущих твоих,Хотя б они небесной были ткани:Удар смертельный всех погубит, кромеЕдиного, Кто там, вверху, царит».Она умолкла. Сразу Враг лукавыйСообразил, что может он извлечьИз слов ее. И вот, придав тон мягкийСловам своим, он кротко отвечал:«Дочь милая, коль скоро ты считаешьМеня своим отцом и говоришь,Что это – сын прекрасный мой, залогомЯвившийся тех радостей и уз,Которые имел с тобой я в Небе,Тогда столь сладких, о которых грустноНам вспоминать с тех пор, как нас постиглаНежданно эта злая перемена, –Узнай: я не пришел сюда как враг:Иду я лишь, чтоб принести свободуОт этой тьмы, от этих мрачных стен,От этих мук – тебе, ему и прочимНебесным Силам, тем, кто, защищаяЗаконные права свои, со мнойС высот небесных пали. Этот розыскЕдинственный мне ими поручен;Один за всех я вызвался чрез пропастьБездонную, без спутников, пройтиИ, миновав громадную пустыню,Искать того предсказанного места,Где, как все знаки сходятся, теперьМир новый создал, круглый и обширный,В соседстве Неба; тот блаженный мирВ себе созданий-выскочек лелеет,Которые, быть может, вместо насСотворены, – хоть от Небес подальше,Чтоб в Небесах могучая толпаЧрезмерно не размножилась бы сноваИ не возник бы новый там мятеж.Насколько эти вести справедливыИ нет ли новых тайн еще, узнатьЯ тороплюсь; узнав, вернусь немедляИ приведу тебя и Смерть в тот мир,В котором заживете вы спокойно,Невидимо там в воздухе паря,Проникнутом бальзамом ароматов;Там будете питаться вы обильно,Без меры; вам добычей будет все!»Он замолчал; они ж, казалось, былиДовольны речью чрезвычайно; СмертьОсклабилась улыбкою ужасной,Услышав, что свой голод утолит,И за свое порадовалась чрево,Которому увидеть предстоялоТот час счастливый; злая Смерти матьБыла довольна также и сказала:«Мне ключ от этой адской бездны данПо воле всемогущего ВладыкиНебесного; алмазные вратаЗапрещено мне открывать; на стражеС копьем своим стоит здесь крепко СмертьИ не страшится никого: не можетНикто живущий ей противостать.Но для чего мне исполнять веленья,Того, чью ненависть ко мне я знаю,Которым я низвергнута позорноСюда, в глубокий, мрачный этот Тартар,Чтоб службу ненавистную нести?Я, небожитель, порожденье Неба,Должна здесь в вечной скорби изнывать,Средь ужасов и воплей непрестанныхДетей моих, что недра жрут мои!Ты мой отец, ты мой творец единый,Обязана тебе я бытием!Кому ж, как не тебе, повиноваться?За кем идти мне, как не за тобой?Меня ты скоро выведешь отсюдаВ тот новый мир, ко свету и блаженству;Там буду я опять среди боговВ отраде жить, там буду одеснуюТебя, отец, царить в довольстве полном,Как дочь твоя любимая, вовек!»Слова промолвив эти, ключ проклятый,Орудье наших бед, она взялаИ поползла, крутя свой хвост громадный,К вратам и с силой быстро поднялаРешетку вверх, висевшую пред ними,Которой не могли бы без нееСтигийские все силы сдвинуть с места.Затем в замочной скважине онаВращает ключ запутанный и сложный, –И сразу все запоры и засовы,Железные и каменные массыСвободно раздвигаются. И вмигС ужасной силой и жестоким скрипомРаскрылись настежь адовы врата,И гром такой произвело вращеньеИх на петлях, что задрожал Эреб[58]До глубины. Итак, она открылаВрата, но силы не было у ней,Чтоб их закрыть: они так и осталисьРаскрытыми, и вход был так широк,Что чрез него пройти могло бы войско,Свои знамена пышно распустив,С конями, колесницами, свободноСтрой развернув. Зиял их страшный зев,Подобно горну, черный дым и пламяСтолбом зловещим красным изрыгая.И вот открылись сразу перед нейВсе тайны древней бездны океанаБезмерного, без света, без пределов,Где высота, длина, и ширина,И время, и пространство – не у места,Где древняя лишь Ночь и с ней Хаос[59],Как предки стародавние природы,Анархию поддерживают вечно,Где распри бесконечные шумятИ вечное царит во всем смятенье.Жар, холод, сухость, сырость – все четыреОтважные борца за власть здесь спорят,Неся свои все атомы в борьбу,Которые, по партиям сбираясь,По племенам своим распределись,Легко вооруженные иль в латах,То острые, то нежные, то быстры,То медленны, – кишат там без числа,Подобные песчинкам жаркой почвыКирены или Барки[60], поднимаясьВ порывах вихрей, в вечной их борьбеИ опираясь легкими крыламиНа них; к которой партии примкнетИх больше, та и победит; решаетИх спор Хаос, решением своимЛишь подданных запутывая распрю;А рядом с ним судья верховный, Случай,Там царствует над всем. У этой бездны,В которой нет ни берегов, ни моря,Ни пламени, ни воздуха, где всеПервичные смешались элементыИ вечно там враждуют меж собой,Пока Творец всесильный не захочетВнести порядок в темные их массы,Чтоб новые миры из них создать, –У этой дикой бездны размышляя,Стоял при входе в Ад великий Враг,смотрел вперед и думал: предстоялоЕму не узкий переплыть пролив!Он оглушен был также страшным шумом,Подобным (если малое возможноСравнить с великим) грохоту, когдаБеллона[61] все осадные орудьяВ ход пустит, чтоб столицу разорить;Тот грохот быль не менее, чем если бСо всех сторон упал небесный сводИ ось Земли стихии повернули бВ борьбе своей. Однако ж наконецСвои он смело расправляет крылья,Как паруса, пускается вперед,Взвивается на восходящем дымеИ быстро отдаляется от дна.Так много миль восходит он отважно,Как бы хребет туч черных оседлав;Но вдруг теряет эту он опоруИ пустоту встречает под собой;Напрасно бьет он крыльями: нежданноОн падает отвесно в глубинуНа тысячу локтей, и по сегодняОн продолжал бы падать, может быть,Когда б, к несчастью, вдруг толчком могучимКаких-то возмущенных облаков,Селитрою и пламенем чреватых,Он не вознесся вновь на много миль.Так первой избежав беды, внезапноТут погрузился в мокрый он песок;Под ним ни море, ни земля; с усильемОн движется вперед – то на ногах,То на крылах; весло ему и парусТеперь равно орудья. Так спешитЧерез пустыню Гриф[62], бегом иль такжеНа крыльях, чрез болота и холмы,Преследуя упорно Аримаспа[63],Укравшего хранимое им злато.С таким упорством держит путь и ВрагСквозь топь, чрез крутизну, через теснины,Сквозь чащу, чрез пустыни, через камни,Работая ногами и руками,И крыльями, и головой – плывя,Бродя, шагая, ползая, взвиваясьНа крыльях. Наконец он слышит шум,Несущийся из мрака, оглушаяСмешеньем всевозможных голосов;К нему он путь бесстрашно направляетВ надежде, что найдет он Силу тамИль Духа этой бездны бесконечной,Живущего, быть может, в этом шуме,И спросит у него, где путь ближайшийВедет к границам света. Вдруг пред нимХаоса трон является в палатке,Раскинутой над бездною глубокой;С ним восседает траурная Ночь,Старейшее из всех созданий в мире,Делящая с ним царство; подле нихСидят Аид и Оркус[64]; рядом – имяДемогоргона[65] страшное, затемМолва и Случай, Смута и Смятенье,Раздор и силы прочие, – все спорятНа тысячу различных голосов.К ним обратясь отважно, СатанаСказал: «О Силы, Духи этой бездны,Хаос и ты, Ночь древняя! ПришелЯ к вам не как презренный соглядатай,Не с тем, чтоб планы ваши узнаватьИль нарушать владений ваших тайны, –В пустыне этой мрачной я брожуЛишь по необходимости; сквозь вашуОбширную страну стремлюся к свету,Один, без руководства, в ней теряясь!Ищу я, где граничит этот мракС пределами Небес; пришел я с цельюУзнать то место, что от вас недавноОтторгнул Царь эфира для Себя;Туда лежит мой путь, туда направьтеМеня! За ту услугу принесуНемалое я вам вознагражденье.Изгнавши узурпатора, я область,Утраченную вами, возвращуПод вашу власть, во мрак первоначальный,В котором сам я нахожусь, и вновьТам водрузится знамя древней Ночи.Вся выгода для вас, а мне – лишь месть».Так молвил Враг. Ему ответил старый,С запутанною речью, с искаженнымЛицом, Анарх[66]: «Тебя я знаю, странник;Ты – тот могучий Ангелов глава,Которым был мятеж недавно поднятПротиву Повелителя Небес;Ты побежден был; видел я и слышалВсе это: не могло такое войскоГромадное без шума пробежатьЧрез эту бездну страшную; крушеньеУжасное постигло вас, разгромНеслыханный вас поразил смятеньем;Разверзлись небесные врата,И следом победителей мильоныЗа вами мчались. Я сижу здесь тихоВ своих границах, чтобы сохранитьНемногое, что защищать осталось;И так уже междоусобья вашиНам принесли ущерб, власть древней НочиПоколебалась сильно: был отторгнутСначала Ад, чтоб вашей быть тюрьмой,Заняв внизу огромное пространство;Теперь недавно Небо и Земля –Мир новый, над моим висящий царствомНа цепи золотой, с той стороныНебес, откуда ваши легионыНизверглись. Если ты идешь туда,Путь недалек, но тем опасность ближе.Иди ж скорей: крушенье, разоренье,Грабеж, несчастье – выгода моя».Он замолчал. Немедля, без ответа,Пустился в путь дальнейший Сатана,Обрадован, что берег он увидитВ широком море странствий наконец.Со свежей, новой бодростью и силойОн, пирамиде огненной подобно,Вознесся ввысь, в широкое пространство,Сквозь вечный спор враждующих стихий,Меж ними путь свой смело пролагая.Опасностей и трудностей он большеЗдесь претерпел, чем Арго[67], проходяБосфор меж двух сходящихся утесов,Иль Одиссей, когда он на обломкахОт корабля, Харибды избегая,Свой правил путь в другой водоворот.Так с беспокойством и трудом прошел онСвой путь, – теперь с трудом и беспокойством,Но с той поры, как он его прошел,Свершилося паденье человека, –И как переменился этот путь!Здесь Грех и Смерть (по попущенью Неба),Идя отважно по следам Врага,Построили широкую дорогу,Мощенную над этой бездной мрака,И пропасть та кипящая неслаПокорно мост длины неимовернойОт Ада вплоть до крайнего пределаЗемного мира бренного; тот путьЛегко отпадших духов сообщаетС землей, чтоб искушать они моглиИли карать всех грешных смертных, кромеЛишь тех, кого, по милости особой,Хранят Господь иль Ангелы добра.Вот наконец священное влияньеСвое являет животворный свет;Со стен небесных в недра темной НочиЗаря, мерцая, шлет свои лучи.Здесь – крайние пределы, до которыхСвой жезл Природа простирает; здесьХаос слабеет, – от ее преддверьяУходит он, как побежденный враг:Здесь менее шумит он и бушует.Здесь Сатана спокойней, облегченный,Плывет в волнах, чья зыбь теперь слабей,Сквозь полумрак; он кораблю подобен,В жестокой буре бившемуся долго,Который путь с отрадой держит в порт,Хоть растеряв изорванные снасти.В пустом пространстве, воздуху подобном,Он держится на распростертых крыльяхИ может уж отсюда созерцатьВдали всю ширь небесных эмпиреев –Квадратную или круглую – неясныИх очертанья; башни из опаловОн видит, видит крепости Небес,Живым сапфиром блещущие; былиОни когда-то родиной его!..А подле виден новый мир, висящийНа цепи золотой величинойКак звездочка малейшего размера,И месяц также виден рядом с ним.Сюда, неся всю тяжесть злобной мести,Проклятый, он в проклятый час спешит.Книга третья
СодержаниеБог, восседая на престоле, видит, как Сатана летит по направлению к только что созданному тогда миру; Он показывает его своему Сыну, сидящему одесную Его, и предрекает, что Сатана будет иметь успех в совращении человека. При этом Он разъясняет, что Его справедливость и мудрость свободны от всякого нарекания, так как Он создал человека свободным и достаточно способным противостоять искусителю; однако Он изъявляет свое намерение быть милосердным к человеку, ввиду того что последний падет не вследствие собственной злобы, как Сатана, а будет соблазнен Сатаной. Сын Божий воздает хвалу Отцу за изъявление милосердия к человеку; но тогда Бог объявляет, что милость не может быть оказана человеку без удовлетворения Божественной справедливости; человек оскорбил величие Божие, стремясь сам к божественности, и за то со всем своим потомством осужден на смерть и должен умереть, если кто-либо не будет найден достойным искупить это оскорбление и взять на себя наказание за него. Сын Божий добровольно предлагает Себя как искупительную жертву за человека; Отец принимает это предложение, повелевает Сыну воплотиться и провозглашает превознесение Его выше всех имен на земле и Небе; Он повелевает всем Ангелам оказывать Сыну Божеские почести. Ангелы повинуются и воспевают гимн полным хором на своих арфах, прославляя Отца и Сына. Между тем Сатана спускается на обнаженную выпуклость крайней границы нашего мира; странствуя, он прежде всего находит место, некогда называвшееся краем Суеты; описание лиц и вещей, которые туда прилетают. Затем он приходит к вратам Неба; описываются восхождение его по ступеням и воды, которые протекают тут, в Небесах. Он переходит затем в пределы солнца и находит там Уриила, правителя этой страны, но принимает перед ним образ младшего Ангела; выражая ревностное желание видеть вновь созданный мир и человека, которого Бог там поселил, он осведомляется о месте обитания человека и получает указание. Затем он спускается прежде всего на гору Нифат.
Хвала Тебе, перворожденный Неба,Его высокий отпрыск, свет святой!Достойно ль будет, если назову яТебя совечным Вечного лучом?Ведь Бог есть свет; во свете несравненномОт вечности в Тебе Он пребывал;Ты излиянье светлое от светлойНесотворенной сущности! Быть может,Тебя скорее должен я назватьПотоком ясным чистого эфира, –И кто укажет нам источник Твой?Ты прежде солнца был и прежде неба;По зову Бога ризой Ты оделНоворожденный мир, когда возник онИз темных вод и бездны бесконечной,Из пустоты бесформенных пучин.К Тебе я вновь смелее возвращаюсь,Покинув глубь Стигийскую, где долгоЯ пребывал, откуда я летел,Сквозь крайний мрак и средний воспаряя, –Летел с иною песнью, чем Орфей[68]:Я о Хаосе пел и вечной Ночи,Небесной Музой научен сойтиВ глубокий мрак и вознестись оттуда,Хоть труден был и редок этот путь.И вот я вновь пришел к Тебе и чуюТвоей лампады животворной власть;Но Ты, увы, не посетишь Ты болеМоих очей: они напрасно ищутЛучей Твоих, и нет рассвета им!Их темная вода навек затмила,Их помрачило темное бельмо!И все же я в мечтах не перестануС моею Музой посещать местаКрасот весны, тенистых рощ отраду,Живую прелесть солнечных холмовИ посвящать им пыл священной песни!Но больше всех средь ночи беспросветнойТебя, Сион, я буду посещать,Твоих ручьев цветущие прибрежьяИ воды, у священных ног ТвоихЖурчащие! Я вспомню и о тех,Кого судьба со мной сравняла горем,С кем славой я сравняться бы хотел:Слепого Тамириса[69], Меонида[70],Тиресия[71], Финея[72], – этих древнихПророков знаменитых вспомню я!Питаться вечно думами я буду,Они же сами сложатся всегдаВ гармонию; так соловей бессонныйПоет во тьме, и мраком ночи кроетОн песню вдохновенную свою.Пусть для других на времена и частиГод делится: нет для меня ни дня,Ни приближенья сладостного утра,Ни вечера, ни зелени весенней,Ни летних роз, ни стад среди полей,Не вижу человеческого ликаБожественной красы! Вокруг меняМрак вечный все окутал темной тучей[73],Лишил меня веселия людей;И книга знанья дивная, в которойПредставлены природы все дела, –Пуста, бесплодна для меня навеки:Путь к мудрости при входе мне закрыт!Тем ярче ты сияй же, свет небесный,Внутри меня, и силы все душиМне озари! Внутри пусть будут очиМои: от всякой скверны их очисти,Чтоб все узрел я и поведать могО том, что взору смертному незримо!С Престола несравненной высоты,Стоящего в чистейших эмпиреях,Отец всесильный взор свой преклонил,Чтоб обозреть дела свои, а такжеДела своих созданий. Вкруг НегоСтояли тесно все святые Неба,Как звезды, в созерцании ЕгоБлаженство несказанное вкушая.С Ним рядом, одесную восседалЛучистый образ славы Миродержца,Его единый Сын. Взглянув на землю,Он наших прародителей узрел,Единственных лишь двух людей в ту пору,Жилищем коих был блаженный сад,Где без забот чета их пожиналаПлоды любви и радости бессмертной,Где непрерывно счастье их цвело,Соперников любовь их не имела,В уединеньи Рай их окружал.Затем на Ад воззрел Он и на безднуВокруг Него – и видит Сатану,Летящего у стен Небес от НочиВ высокой сфере сумрачной, готовясьОстановиться, крыльям утомленнымДав отдохнуть, на выступе открытомЗемной вселенной, где была, казалось,Какая-то вне небосвода твердь,Лежавшая иль в воздухе, иль в море.И Бог, взирая с высоты своей,С которой настоящее, былоеИ будущее видно, предрекая,Единственному Сыну так сказал:«Единородный Сын мой, видишь ярость,С которой мчится неприятель Наш?Ни Мной ему предписанные грани,Ни все преграды Ада, ни все цепи,Которыми он быль обременен,Ни пропасти громадные пучиныЕго не удержали; он, отчаясь,Лишь мести ищет, хоть она ему жеНа голову мятежную падет.Теперь, отважно разорвав все узы.Он держит путь поблизости Небес,В пределы света смело направляясь,В недавно мною сотворенный мир,Где человек живет; предпринимаетПопытку он иль силой погубитьСозданий новых, или же, что хуже,Их ложью и коварством совратить.И он их совратит: пред ложью льстивойНе устоит, подпав ей, человекИ заповедь единую преступит,Покорности единственный залог.И он, и вероломное потомствоЕго падут. Чья будет в том вина?Чья, если не его? Неблагодарный,Все от Меня имел он, что иметьОн мог; Я сотворил его правдивымИ честным, даль довольно сил ему,Чтоб устоять ему, – хоть и свободным,Чтоб пасть он мог. Такими сотворилЯ силы все эфира и всех Духов –И тех, кто устоял, и тех, кто пал.Кто устоял, тот устоял свободно,И столь же был свободен тот, кто пал.Не будь они свободны, что могло быСвидетельством достаточным служитьИх искренней привязанности, твердойИх верности, любви их непритворной?Когда б они выказывали то,Что им велит потребность, а не воля, –Какая б им награда быть могла?Какое мог бы удовлетвореньеЯ от такой покорности иметь,Когда бы вечно воля их и разум(А разум есть и выбор в то же время)Напрасны были, тщетны, несвободны,Служа необходимости, не Мне?Итак, они все созданы как надо;Они не могут обвинять Творца;Ни на судьбу, ни на свою природуОни не могут сетовать, как было б,Когда б была их воля стесненаМоим сначала предопределеньем,Зависела б во всех своих путяхОт высшего предвиденья. Нет, самиОни свой бунт решили, а не Я!Я знал вперед, что будет он; но этоПредвиденье влиянья не имелоНа то, что бунт случился: он случился бХотя б и не предвидел Я его.Итак, вполне без всяких принуждений,Без всякой тени власти роковой,Без Моего вполне предусмотреньяГрешат они; на них вина во всем,Что выбрали они и что решили.Свободными Я создал их – свободныДолжны они остаться, если самиСебя не ввергнут в рабство; поступаяИначе, Я бы должен изменитьПрироду их, и вечный, неизменныйЗакон Я был бы должен отменить,Которым Я им даровал свободу;Паденьем же своим они себеОбязаны самим; те Духи палиСвоим внушеньем собственным: ониСебя подвергли сами искушеньюИ сами совратились; человекПадет, обманут, совращен другими,И потому помилован он будет,А тем вовек помилованья нет.Так справедливость вместе с милосердьемДа будут вечной славою МоейНа Небе и Земле, но милосердьеДа будет лучшим, первым и последнимИ самым светлым славы той лучом!»Так говорил Господь. БлагоуханьеАмброзии по всем кругам НебесРаспространилось и невыразимымБлаженством новым охватило всехЗдесь предстоявших Духов. Между нимиВсех без сравненья выше и славнейБыл Божий Сын; в Нем как бы отражаласьОтца вся сущность; на Его лицеБожественном виднелось состраданьеИ без конца любовь, без меры милость.Их выражая, Он сказал Отцу:«О Мой Отец! Прекрасно было слово,Которым речь Ты властную своюЗакончил! Милосердье к человеку!За это будут и Земля и НебоПревозносить Тебя в своих хвалахВ бесчисленных, звучащих вечно, гимнахСвященных; будет ими окруженВовеки Твой престол благословенный!Конечно: разве мог бы человекПогибнуть навсегда? Ему – погибнуть,Любимому созданью ТвоемуИ младшему из сыновей, – погибнутьИз-за обмана, если б даже самОн подкрепил обман своим безумьем?Нет, Отче, Ты от этого далек!Того Ты не допустишь, всех созданийВсеправедный, Великий Судия!И неужели Враг Наш через этоСвоих бы мог достигнуть злобных целейИ помешать Твоим? Ужель исполнитСвою он злобу, благость же ТвоюВсю превратит в ничто и возвратитсяК себе, хотя б на злейшие мученья,Но месть свою свершив, и повлечетВсе племя человеков совращенныхВ Ад за собой? Ты можешь ли созданьеСвое сгубить и для него разрушить,Что для Своей Ты славы сотворил?Тогда Твоя вся благодать, величьеТвое могли б сомненья возбудить,Осуждены бы были без защиты».Творец великий отвечал: «О Сын Мой,В котором радость высшая Моя,Сын сердца Моего, Ты, кто единыйМое являешь слово, мудрость, силу, –Все, что сказал Ты, – мысли лишь Мои,Моих решений вечных выраженье!Да, не погибнет вовсе человек!В ком воля есть, дабы спастись, – спасется;Не потому, что воля в том его,Но потому, что может он свободноВоззвать к великой милости Моей.Да; Я восстановлю еще однаждыЕго паденьем сломленные силы,Хотя б испорчен и порабощенОн был грехом желаний непомерных;Поддержан Мною, снова может онВосстать в борьбе с врагом своим смертельным;Я поддержу его, чтоб видел он,Насколько сам он по себе непрочен,Что он освобождением своимОбязан Мне, и никому иному.По милости особой изберуНемногих Я, над прочими возвысив, –На то Моя есть воля; к остальнымВзывать Я буду, предостерегая,Чтоб во грехах покаялись ониИ вовремя разгневанного БогаСмягчили бы, пока дает Он милость.Я просвещу их темные умы,Смягчу сердца их каменные, чтобыМолилися и каялись ониИ должную Мне принесли покорность.К молитве, к покаянью, к послушанью, –Лишь были б только искренни они, –Мой слух не будет глух, не будет окоМое закрыто. В руководство имЯ в них вложу Моим судьею совесть;Коль скоро будут слушаться ее,Свет озарять все более их будет,И кто претерпит до конца – спасется.Но кто презрит Мое долготерпенье,Пренебрегая милостью Моей, –Тот никогда спасенья не достигнет:Жестокий пусть еще ожесточится,Слепец пусть больше слепнет с каждым днем, –Пусть, спотыкаясь, он падет тем глубже;Но лишь таким Я милости не дам.Но Я сказал еще не все. РешаясьНарушить послушанье, человекПреступно тем свою нарушил верностьИ оскорбил величие Небес,Сам домогаясь богом стать; чрез этоОн у себя все отнял, что могло бХоть мало извинить его измену.За это, осужден и обречен,Со всем потомством умереть он должен;Умрет иль справедливость, или он!И только тем спасти его возможно,Чтоб кто-нибудь нашелся за негоДостойный и желающий, кто взял быГрехи его всецело на себяИ заплатил бы, в удовлетворенье,Суровою ценою – смерть за смерть.Скажите же, Небесные вы Силы,Где мы найдем подобную любовь?Найдется ль кто из вас, столь милосердый,Что пожелал бы сам он смертным стать,Чтоб искупить грех смертный человекаИ правдою неправедных спасти?Такое есть ли в Небе милосердье?»Он вопросил; но весь небесный хорСтоял немой; молчанье воцарилосьНа Небесах; никто за человекаЗаступником явиться не хотел,Никто не смел смертельное паденьеНа собственную голову навлечьИ заплатить греха тяжелый выкуп.Итак, без искупленья род людскойПогиб бы весь, навеки осужденныйНа Ад и смерть, когда бы Божий Сын,Исполненный Божественной любовью,Посредником бесценным не явилсяИ не сказал бы, обратясь к Отцу:«Свое изрек Ты слово, Отче: долженПомилован быть человек. УжельПутей к тому не сыщет милосердье,Которое всегда свой путь находит,Из всех крылатых вестников ТвоихБыстрейшее? Ко всем Твоим созданьямОно приходит без предупрежденья,Без просьбы даже, без исканья! СчастьеДля человека, что оно приходитСамо собой! Он помощи егоНайти нигде и никогда не мог бы,Потерянный и мертвый во грехе;Греховный и погибший, он, конечно,Сам искупить себя ничем не может,Не в силах жертву должную принесть.Воззри же на Меня: Я предлагаюСебя за человека, жизнь за жизнь!Пусть на Меня Твой гнев падет; готов ЯСтрадать за человека; для негоПокину лоно Я Твое и славу,Которую с Тобою здесь делю,И даже за него умру охотно.Пусть на Меня обрушит Смерть всю ярость:Недолго, побежденный, буду ЯПодвластен игу мрачному: Ты дал мнеЖизнь вечную; в Тебе Я буду жить,Хоть Смерти Я и уступлю, отдав ейВсе, что во Мне есть смертного; когда жеЯ этот долг ей заплачу, МеняТы не оставишь в ненавистном гробеДобычею ее; Ты не попустишь,Чтоб непорочный дух Мой пребывалВовеки там, где тленье торжествует;Нет, встану Я победоносно вновь,И побежден Мой победитель будет,Лишась добычи, коей он хвалился;Смертельную получит рану СмертьИ, жало смертоносное утратив,Бесславно покорится навсегда.Я ж вознесусь и в торжестве великомПлененный Ад к Тебе Я приведуПред очи, покорив все силы мрака.И будешь Ты обрадован, Отец,И ласково с Небес Мне улыбнешься,Затем что Я, возвышен чрез Тебя,Всех побежду врагов, и враг последний,Смерть лютая, в гроб будет заключен.Потом, с толпою душ, Мной искупленных,На Небеса, покинутые МноюНа долгий срок, Я снова возвращусь,И вновь лицо Твое увижу, Отче,На коем тени гнева уж не будет,А будет лишь прощение и мир;Карать с тех пор не будешь Ты; блаженствоЛишь будет всем в присутствии Твоем».Он речь окончил, но весь кроткий образЕще без слов, казалось, говорилИ весь дышал бессмертною любовьюКо смертным людям; выше той любвиСыновнее лишь было послушанье,С которым Он, ту жертву предложив,Великого Отца ждал высшей воли.Объяты изумленьем, НебесаДивилися, – что это может значить,К чему ведет? Но вскоре ВсемогущийВсе разъяснил, так Сыну возразив:«О Ты, который на Земле и в НебеЕдинственный нашелся, чтоб дать мирСогбенному под гневом человеку!Единое Мое Ты утешенье!Ты знаешь, сколь Мне дороги созданьяМои и между ними человек,Хоть и последним создан он. На времяИз-за него лишиться Я готовТебя; от лона Моего, от правойМоей десницы удалишься Ты,Дабы спасти потерянное племя.Итак, для искупленья тех, которыхЛишь Ты единый можешь искупить,Соедини природу их с Своею;Как человек, живи в земной юдолиСреди людей и плотью облекись!Когда придет определенный МноюТвой час, родишься дивно Ты от девыИ станешь ты, Адама заменив,Главою человечества, хоть будешьК сынам Адама сам принадлежать.Как чрез него все люди погибают,Так чрез Тебя все возродятся вновь,Как от второго корня; возрожденьеВозможно будет лишь через Тебя,И без Тебя никто не возродится.Его проступок всех его сыновВиновными, греховными соделал;Твоя ж заслуга будет зачтенаВо искупленье всем, кто отречетсяОт дел своих, и добрых, и дурных,И пожелает жить в Тебе, с ТобоюИ от Тебя жизнь новую приять.Так, с высшей справедливостью согласно,За человека жертвой человекПослужит искупительной; он будетСуду подвергнут, смертию умрет,Но вновь воскреснет и с собою вместеВсех искупленных братьев воскреситЧрез эту жертву жизни драгоценной.Тем подвигом Божественной любвиПоражена вся злоба Ада будет;Велик тот подвиг: смерти добровольноПредаться, чтобы смертью искупить –Да, искупить столь дорогой ценою –То, что в своей безумной злобе АдРазрушил столь легко и продолжаетЕще поныне разрушать во всех,Кто отвергает милость, хоть и можетПринять ее! Однако, снисходяК принятию природы человека,Мой Сын, отнюдь Ты этим не унизишьСвоей природы собственной. ХотяТы царствуешь в блаженстве величайшем,Его вкушая с Богом наравне, –Ты покидаешь все, чтоб мир погибшийСпасти; чрез это больше, чем по правуРожденья, Ты поистине Сын Божий,И благостью Ты больше, чем величьем,Святое это имя заслужил:Любовь в Тебе еще обильней славы!А потому своим уничиженьемДо высоты престола МоегоСвою Ты человечность возвышаешь;Здесь, воплощенный, будешь Ты сидеть,Как Бог и человек, царить здесь будешь –И Божий Сын, и человека сын,Помазанник на царство всей вселенной!Всю власть Мою вручаю Я Тебе;Цари вовеки в славе несравненной;Тебе Я, как Верховному Главе,Все подчиняю: Княжества, Престолы,Могущества и Власти; перед ТобоюСмирятся все коленопреклоненно,Все, кто живет на Небе, на ЗемлеИль под землей в Аду. Когда ж во славеТы явишься на облаках небесныхИ вестников-Архангелов пошлешь,Чтоб возвестить свой Страшный суд, – отвсюду,Со всех сторон живущие сберутся,И все времен прошедших мертвецыНа суд всеобщий поспешат: восстанутОни от сна, услыша громкий зов.И все Твои святые соберутсяВокруг Тебя, и будешь Ты судитьВсех злых людей и Ангелов; покорноВсе пред Твоим преклонятся Судом,И Ада срок исполнится, и будетНавеки он закрыт; а мир сгорит,Из пепла ж снова и Земля и НебоВозникнут, и навеки водворитсяСвятая правда в новом мире том.Так, после долгих бед и треволнений,Увидит мир свои златые дни –Дни, полные дел славных, благородных;Восторжествует радость и любовь,И царство дивной истины наступит.Тогда Ты сложишь царский скипетр Свой,Затем что в нем нужды уже не будет:Бог будет все – во всем. Вы ж, божества,Того, Кто умирает, чтоб достигнутьВсех этих благ, всемерно обожайтеИ чтите Сына так же, как Меня».Едва промолвил это Всемогущий,Все множество Сил ангельских вокругВоскликнуло хвалу: подобен громуБыл этот клич – затем что без числаНебесной рати голоса гремели, –И сладости безмерной, ибо ДухиБлаженные ко Господу взывали.Так ликовали радостно они,И громкое «осанна» оглашалоВсе области предвечные Небес.Пред тронами Отца и Сына низкоСклонялися они с благоговеньем,Слагая к Их ногам свои венцыИз золота с бессмертным амарантом –Цветком, который некогда в РаюУ Древа жизни рос, когда ж паденьеПостигло человека, был оттолеВновь взят на Небо, к родине своей,Где осеняет он источник жизниИ где река блаженства средь Небес,Элизиум прекрасный орошая,Стремит благоуханные струи.Вовеки тот цветок не увядает;Его в свои вплетают кудри Духи –Избранники, перемешав с лучами.Его они гирляндами теперьСложили на помост блестящий Неба,Подобный морю из лазури чистой,Которое покрыли, улыбаясь,Небесных роз пурпурные цветы.Затем они опять венцы наделиИ взяли в руки арфы золотые,Мелодией звучащие всегда,Которые висели, как колчаны,У них, сверкая дивно, за плечами,И, сладостной прелюдией начавСимфонию своей священной песни,Восторг высокий возбудили вкруг.Пел каждый Ангел, каждый голос дивноС мелодией чудесной сочетался –Так велико согласье в Небесах.Всего первей Тебя они воспели,Небесный Царь, Предвечный, ВсемогущийБессмертный, Неизменный, Бесконечный,Тебя, Создатель сущего всего,Источник света, в дивном блеске славыНезримый на престоле недоступном!Когда, смягчая несравненный блеск,Ты облаком, как храмом, окружаешьСверкающий лучами Твой престолИ затемняешь риз Своих сиянье,Ты все же ослепляешь Небеса:Светлейшие из светлых СерафимовПриблизиться к престолу не дерзаютИ закрывают крыльями глаза.Затем они Тебя воспели громко,Тебя, Кто создан прежде всех созданий,Единородный Сын, подобье Бога,В чьем видимом лице, без крова туч,Узреть Себя дает Отец Всесильный,Которого иначе ни одноИз всех созданий мира зреть не может;На Нем Его великой славы отблескВсечасно пребывает; на ТебеПочил великий дух Отца; ТобоюОн сотворил все Небо и все СилыНебесные; Тобою сокрушилМогущества, стремившиеся к власти!В тот день Ты не жалел ужасных громовОтца, не останавливал колесТвоей пылавшей ярко колесницы,Потрясшей вековечный свод Небес,Когда на ней промчался Ты по выямВоителей, поверженных Тобой!С погони возвращаяся победно,Все Силы Неба одного ТебяТоржественным превозносили кликом –Тебя, о Сын могучего Отца,Врагов Его сразивший славной местью.Но человека Ты всегда щадил,Затем что пал он жертвой их коварства;Ты, милости и жалости Отец,Не пожелал казнить его так строго:Склонился Ты, напротив, к состраданью!Как только Сын единый, Сын любимыйУвидел, что Отец творить намеренНе строгий суд над слабым человеком,Но к состраданью клонится тот суд, –Он, чтобы гнев умерить, чтоб окончитьСпор между справедливостью суровойИ милосердьем, на лице ОтцаБорьбою выражавшийся, решилсяПокинуть несравненное блаженство,В котором пребывал Он, но ОтецИз всех первейший, и за человекаБыть жертвой пожелал, идти готовыйНа смерть. О беспримерная любовь!Лишь Божество к такой любви способно!Хвала ж Тебе, хвала, о Божий Сын,Спаситель милосердый человека!Да будет же Твое святое имяИсточником, навек неистощимым,Моей хвалебной песни! НикогдаМоя о том пусть не умолкнет арфа,Хваля Тебя и Вечного Отца!Так в небесах, превыше сферы звездной,Шли, в песнопеньи радостном и в гимнахТоржественных, блаженные часы.Меж тем уж Сатана, спустившись, бродитПо выпуклости мрачной, чей покровСобой мир этот круглый окружает,Включая сферы светлые внутри,И служит им защитой от ХаосаИ от вторженья древней Ночи; шаромОн кажется вдали, вблизи же с видуТо безграничный, мрачный материк,Пустой, суровый, дикий, над которымВисит весь ужас Ночи – тьма без звезд, –И вечно грохот бурь там раздаетсяИ шум Хаоса; вкруг все безотрадно;С одной лишь стороны, от стен Небес,Хоть на громадном расстоянья, слабоИх отблеск отражается, и воздухТам менее измучен ревом бурь.Здесь Сатана бродил в пространстве темном.Так коршун, уроженец Имауса[74],Чьи снежные хребты кладут пределТатар бродячих варварским набегам,Покинув область, бедную добычей,Ища ягнят иль молодых козлятНа тех холмах, где их стада пасутся,Летит к истокам Ганга иль Гидаспа[75],Индийских рек, но на пути своемСпускается в бесплодную равнинуОбширной Сериканы[76], где китаец,К соломенной своей тележке легкойПриделав хитроумно паруса,Ее предоставляет двигать ветру.Итак, по той стране, подобной морю,Бродил, при свисте ветра, Сатана,Весь погруженный в думу о добыче, –Один; иных там не было созданий,Живых иль мертвых, – не было тогда;Позднее же сюда с Земли взлетели,Как испаренья легкие эфира,Все образы пустых и преходящихВещей – все то, чем грех и суетаЛюдскую жизнь так часто наполняют:Пустые все дела и все, кто в нихНадежды на известность или славуИль счастья ищет, в жизни ли земнойИли в загробной; также все, кто ищетВ делах своих награды на Земле;Все суеверья мученики, такжеРевнители пустого увлеченья,И те, кто ищет лишь людских похвал;Здесь все они имеют воздаяньеПустое по пустым своим делам.Все образы вещей сюда стеклися,Природе не удавшихся: уроды,Ублюдки, недоноски, – все, которымНе удалось сложиться на Земле,Которые здесь только праздно бродятИ ждут уничтоженья до конца.Здесь именно лежит та область – вовсеНе на Луне соседней, как о томСебе в мечтах иные представляли:Ее поля серебряные служатСкорее пребываньем для святых,Сюда перенесенных, иль для Духов,Стоящих посредине меж людьмиИ Ангелов семьею. В эту областьПопало также и гигантов племя,Рожденное от помеси греховнойСынов и дщерей, – те, которых трудНапрасен был, хоть имя знаменито:Построили они когда-то башнюБлиз Вавилона, в славной СеннаарскойРавнине, и готовы были б сноваНастроить их, лишь было б из чего.Отдельных лиц здесь было также много;Так, Эмпедокл[77], который, пожелавБыть божеством, низвергся в пламя Этны,Иль Клеомброт[78], который, чтоб вкуситьЭлизиум Платона, прыгнул в море,И многие другие – недоучки,Безумные, отшельники, монахи,Ходящие в нарядах белых, черныхИль серых, с суетою всей своей.Здесь пилигримы бродят, на ГолгофеИскавшие умершего Того,Кто жизнь вкушает вечную на Небе,А также те, кто, чтобы в Рай попасть,Пред смертию поспешно надеваютОдежды Доминика иль Франциска[79];Они проходят через семь планет[80],Чрез твердь и чрез хрустальную ту сферу[81],Что служит, говорят, противовесомДрожанью сфер и движется сама;И вот уж Петр Святой у врат небесныхИх, кажется, со связкою ключейВстречает, ногу уж они заносят,Дабы вступить на Небеса, – и вдругУжасный вихрь, откуда-то примчавшись,Уносит их на десять тысяч мильСовсем в другую сторону; несутсяИх клобуки, их рясы, капюшоныИ сами их носители, и в клочьяРвет ветер их одежды; буллы, свитки,Прошенья, индульгенции – все мчитсяИгрушкой ветра; падают ониНазад, за этот мир, в тот край обширный,Что назывался Раем для глупцовИ долго был немногим неизвестен,А ныне стал ненаселен и пуст.На этом-то громадном темном шареБродил Враг долго; наконец вдалиОн замечает слабый проблеск светаИ быстро направляется туда.Уж издали он различает зданьеВысокое: до самых стен НебесСтупеней ряд ведет великолепный,А наверху, во много раз роскошней,Как бы ворота царского дворца,Украшены алмазами и златом,Портал же густо жемчугом восточнымУсеян; невозможно на землеСоздать тех врат хоть слабое подобьеИль кистью их красу изобразить.Ступени были таковы, как виделИаков их[82], когда пред ним всходилаИ нисходила ангельская ратьБлестящих стражей; это было ночью,Когда, спасаясь от Исава, онБежал в Падан-Адам, к полям Лузийским;Заснул он ночью под открытым небом,Проснувшись же, вскричал: «Здесь дверь Небес!»И каждая из тех ступеней чудныхСвое значенье тайное имелаИ не всегда на месте том была,Но иногда незримо поднималасьНа Небеса; являлося под нейТогда, сверкая, море из лазуриИль жидкий жемчуг; если кто с землиТогда всходил на Небо, он чрез море,Руководимый Ангелами, плылИль чрез него летел на колеснице,Влекомой мощью огненных коней.Ступени были спущены – затем ли,Чтоб легким всходом приманить Врага,Иль чтоб ему тем тягостнее сделатьЕго изгнанье от дверей блаженства.Внизу же, прямо против этих вратИ над благословенным местом Рая,Широкая дорога проходилаК Земле – гораздо шире той дороги,Которая поздней к горе СионскойВела и к милой Господу странеОбетованной и путем служилаДля Ангелов, чтоб часто посещатьМогли они по высшему веленьюТе племена счастливые, и частоОни по ней ходили вверх и вниз,И взор Его обозревал с любовьюВесь край от Панеаса, где лежатВерховья Иордана, до Берсебы[83] –До местности, где та Земля святаяС Египтом и Аравией граничит.Таким широким этот путь казался,Границы полагая темноте,Как океану берег есть граница.Став у подножья лестницы златой,Которая вела оттуда к Небу,С невольным удивленьем СатанаСмотрел на новый мир, пред ним внезапноОткрывшийся во всем своем объеме.Так иногда разведчик, долго ночьюБлуждавший по путям пустым и темным,Когда забрезжит радостный рассвет,Взойдя на холм какой-нибудь высокий,Вдруг пред собой встречает чудный видЧужой земли, невиданный дотоле,Иль славная столица перед нимВстает, сверкая куполами зданийПод восходящим солнцем золотым.Так удивился, хоть знаком был с Небом,Злой дух, и был он завистью объят,Увидев мир столь дивный, столь прекрасный.Весь круг его он обозрел (легкоОн это сделать мог: над сводом НочиСтоял он на огромной высоте);Водил он взор от крайнего востока,Иль от Весов, вплоть до Овна, которыйС далеких Атлантических морейПод горизонт уносит Андромеду[84].Его он видит, словом, вдаль и вширь,От полюса до полюса. НемедляОн направляет быстрый свой полетСтремительно в ближайшую часть мираИ косвенно, без всякого труда,Сквозь чистый воздух мраморный несетсяМеж звезд несметных. Звездами казалисьОни вдали, вблизи же это былиОсобые обширные мирыИль острова счастливые, подобноСадам, издревле славным, Гесперид[85], –Цветущие поля, долины, рощи,Блаженные трикраты острова, –Но кто на них живет, – на разъясненьяНе стал он тратить времени. СтремитсяСкорей всего он к солнцу золотомуСквозь небосвод спокойный (вверх иль вниз,Сквозь центр иль вне его, по направленьюВдоль иль в ширину, – определитьНе так легко). Великое светилоСтояло вдалеке от тучи звезд,Что от него держалися с почтеньемНа расстояньи; царственно оноЛучи свои оттуда рассылало,Они ж свершали звездный танец свойИ быстро мчались иль магнитной силойЛучей его вращались. СогревалоОно весь мир и даже, внутрь частейНезримо проникая, изливалоВ их глубину свою святую силу –Так дивно поместилося оно.На светлый диск спустился Враг; пожалуй,С тех пор на нем подобного пятнаНе видели ни разу звездочеты.То место выше всяких описанийПрекрасно было: камень иль металл,Которому нет на Земле подобных.Он не повсюду одинаков был,Но весь, как раскаленное железо,Сверкал и, металлически блестя,То золотом, то серебром казался,Иль, если это камень был, подобенКарбункулу он был иль хризолиту,Рубину иль топазу, иль каменьямДвенадцати, которыми украшенБыл панцирь Аарона, или камню,Которого – иль хоть его подобья –Философы везде искали тщетно,Хотя они сумели уловитьЛетучего Меркурия[86] и дажеМогли извлечь Протея[87] – старика,Во всех его видах разнообразных,Из глубины морской и, перегнавВ ретортах, возвратить в первичный образ.И если там цветущие поляПовсюду дышат чистым эликсиромИ реки жидким золотом текут,То диво ли, что солнце, лучший химик,Хотя оно от нас удалено,Мешаяся во тьме с земною влагой,Творит столь много дорогих вещей,По цвету пышных и по силе редких?Еще здесь больше Дьявол видеть мог,Не ослепляясь солнцем: без препятствийВодил он взор свободно вдаль и вширь,И не было нигде здесь даже тени,Но ярко было все освещено;Так точно на экваторе отвесноЛучи бросает солнце, и при этомНе может падать тень от темных тел.И воздух был здесь, как нигде, прозраченИ делал зренье острым для предметов,Хотя бы чрезвычайно отдаленных;Поэтому увидел вскоре ВрагБлистательного Ангела – такого,Какого зрел на солнце Иоанн[88].Стоял он отвернувшись, но чрез этоНисколько блеск его был не слабей;Из солнечных лучей златой тиаройГлава его увенчана была,А за плечами, сверху опереньяРоскошных крыльев, кудри золотыеЛежали пышно. Он, казалось, былПоставлен здесь для некой важной службыИль в размышленья погружен. И радБыл Дух нечистый, что его увидел,Надеясь от него узнать, где Рай,Блаженное жилище человека,Находится и тем достигнуть целиСвоих скитаний долгих, нам на горе.Но прежде поспешил он изменитьСвой облик, без чего ему грозила бОпасность иль отсрочка предприятья;И вот младого Херувима видОн принял – не из первых, но такого,Что юность на лице его игралаНебесною улыбкою, а членыВсе были нежной грации полны, –Так хорошо умел он притвориться.Кудрей его волнистая красаПод маленькой короной ниспадала,Ланиты обрамляя; крылья былиИз пестрых перьев, в искрах золотых;Как путник, ризу подобрав, степенноОн шел, с жезлом серебряным в руках.Недолго он остался незамечен;Блестящий Ангел прежде, чем к немуОн подошел, шаги его услышалИ обратил лучистое лицо,И сразу Враг узнал в нем Уриила –Архангела, из тех семи ближайшихК престолу Бога, что всегда готовыЕго веленья исполнять и служатЕго очами всюду в НебесахИ в мир земной поспешными посламиНад влагой и над сушей, на моряхИ на земле. К нему Враг обратился:«О Уриил, один из тех семи,Что предстоят перед престолом Бога,Сияющим в великой славе, – тот,Кто прежде всех Его высокой волиНосителем во всех кругах НебесЯвляется, чьей вести благодатнойЖдут повсеместно Божии сыны!И так же здесь, по высшему веленью,Как подобает, с честью ты стоишь,Чтоб созерцать великий круг творенья.Невыразимо я хотел бы видетьИ изучить поближе все созданьяЧудесные, а более всегоЖелал бы я увидеть человека,Главнейшую утеху и любовьСоздателя: ведь ради человекаТак дивно Он устроил этот мир.Меня желанье это побудило,Покинув Херувимов хор, пуститьсяВ путь одному. О светлый Серафим,Скажи, в котором из миров блестящихСвое жилище человек имеет?Иль, может быть, из них он ни в одномВсе время не живет, а обитаетПопеременно в том или другом?Его б хотел найти я, чтобы тайноИль явно подивиться на того,Кого великий наш Творец мирамиТак одарил и на кого всю милостьСвою излил; в нем, как во всех созданьях,Всемирного Зиждителя хвалитьПрилично нам, изгнавшего недавноВрагов своих мятежных в бездну АдаИ вместо них, чтоб возместить потерю,Создавшего счастливый род людей,Который бы Ему верней и лучшеСлужил. Премудры все Его пути!»Так говорил притворщик этот лживый –И был не узнан. Ведь не только люди,И Ангелы порою лицемерьяНе видят – зла единственного, всемНевидимого в мире, кроме Бога,Которое, по Божью попущенью,Блуждает между Небом и Землей.Хоть Мудрость и не спит, но ПодозреньеУ врат ее нередко засыпает,И Простота ему тогда на сменуЯвляется; Зла Доброта не видитТам, где не видно ничего дурного.Так был теперь обманут Уриил,Хоть был он князем солнца и считалсяИз всех небесных Духов самым зорким.И самозванцу хитрому в ответОн так сказал, открыто и правдиво:«Прекрасный Ангел! То, что ты желаешьУзнать дела Творца, чтоб восхвалятьВеликого Зиждителя вселенной,Нисколько не достойно порицанья;Скорее ты достоин похвалы.Одно лишь странно, что один решилсяПокинуть ты жилище эмпиреев,Чтоб собственным увидеть оком то,О чем, пожалуй, было бы довольноУзнать и в самом Небе по рассказам.Но точно дивны все Его дела,И узнавать их сладостно; достойныОни того, чтоб вечно с наслажденьемМы вспоминали их. Но кто, чей умОбнимет их число и эту мудростьБезмерную, которая их всеПроизвела, сокрыв все их причины?Я видел, как по слову БожестваБесформенные массы, из которыхСложился мир, в одно скопились тело;Услышало Смущенье глас Его,И дикий перед ним Мятеж склонился,Границы Безграничность обрела;Вторично Он воззвал, и Тьма бежала,Явился Свет, возник порядок стройныйИз беспорядка; быстро смесь стихийПо областям своим распределилась –Земля, вода, и воздух, и огонь;А вещество небесного эфираВвысь поднялось сюда, одушевясьВ разнообразных формах, и, вращаясь,Они кругами понеслись и сталиБесчисленными звездами: ты видишь,Как много их, как движутся они;И каждая свое имеет место,И совершает каждая свой путь;А прочее мир этот окружает.Взгляни же вниз, на этот шар, которыйК нам обратился светлой стороной,Хотя свет этот – только отраженный;Тот шар – Земля, жилище человека,А этот свет – есть день ее: егоСменяет ночь, когда он обернетсяДругим к нам полушарием; тогдаЛуна его на время озаряет:Зовется так прекрасная звездаСоседняя, – свершает каждый месяцОна вокруг Земли среди небесСвой путь, причем она то убывает,То прибывает в трех различных формах,И, бледный свет заимствуя от Солнца,Ночную тень смягчает на Земле.Вот это там пятно есть Рай, жилищеАдама; эта тень – его беседка.Теперь ты знаешь путь и не собьешьсяС него; меня же долг мой призывает».Промолвив это, отвернулся он,А Сатана, пред ним склонившись низко,Как принято по отношенью к высшимНа Небесах, где воздается всемДостойный их почет и уваженье,Простился и, с эклиптики[89] спустись,Поспешно путь направил, окрыленныйНадеждой на удачу, вниз, к Земле,И, быстро крылья мощные вращая,Сквозь воздух долго несся он, покаНе опустился на горе Нифате[90].Книга четвертая
СодержаниеСатана находится в виду Эдема, вблизи места, где он должен теперь испытать смелое предприятие, начатое им в одиночестве против Бога и человека. Его терзают различные сомнения и страсти – страх, зависть и отчаяние, – но в конце концов Сатана укрепляется во Зле и отправляется к Раю. Описывается внешний вид и расположение Рая. Сатана перепрыгивает ограду и садится, приняв облик корморана, на Древо жизни, самое высокое, для обозрения сада. Описание райского сада. Сатана в первый раз видит Адама и Еву, удивляется их красоте и счастью и решается осуществить их падение. Он подслушивает их разговор, узнает, что им запрещено под страхом смерти есть плоды Древа познания Добра и Зла, и на этом основывает план искушения, намереваясь склонить их к нарушению заповеди. Затем Сатана покидает их на время, чтобы разузнать об их положении иными путями. Между тем Уриил, спустившись на солнечном луче, предупреждает Гавриила, стоящего на страже у ворот Рая, что некий злой Дух вырвался из Ада и в полдень проходил через его сферу в образе доброго Ангела по направлению к Раю: он узнал это по его яростным движениям на горе. Гавриил обещает найти его ранее, чем наступит утро. Наступает ночь; Адам и Ева беседуют на пути к месту отдохновения; описывается их хижина; их вечернее славословие. Гавриил ведет своих подчиненных по ночной страже в обход вокруг Рая, поставив двух сильных Ангелов около хижины Адама, чтобы злой Дух не причинил какого-либо зла спящим Адаму и Еве. Они находят его у изголовья Евы, искушающего ее во сне, и приводят его, несмотря на сопротивление, к Гавриилу; Сатана гневно отвечает на вопросы последнего, готовится к борьбе, но, устрашенный знамением на Небесах, убегает из Рая.
О, для чего теперь не прозвучалТот громкий голос предостереженья,Который был с высот Небес услышан[91]Тем, кто нам Апокалипсис открыл,Когда дракон, вторично пораженный,Пришел во гнев, чтобы отомститьНа человеке за свое крушенье:«О горе вам, живущим на земле!»Когда б теперь раздался он, быть может,Он вовремя еще предостерег быБлаженных наших праотцев, что к нимТеперь подходит близко Враг их тайный,И от его смертельной западниОни тогда избавиться могли бы.Как раз теперь спустился Сатана,Воспламененный яростью великой,Чтоб искусить и после обвинитьРод человека и на нем, невинномИ слабом, отомстить за все потери,Которые понес он в первой битве,За бегство в Ад позорное свое.Он быстротой своей все недоволен,Хоть смело и бесстрашно он свершилДалекий путь; похвастаться удачейПока еще не может он, и вотК своей попытке страшной приступает,Которая, готовая родитьсяНа свет, ему волнует бурно грудьИ, как оружье дьявольское, больноЕму назад удар свой отдает.Его терзают ужас и сомненье,Внутри его бушует бездна Ада:Он носит Ад в себе и вкруг себяИ, как бы место ни переменял он,Уйти от Ада может так же мало,Как убежать от самого себя.Теперь в нем совесть снова пробуждаетЗаснувшее отчаянье; проснулосьВоспоминанье горькое о том,Чем был он, чем он стал и что в грядущемГрозит ему: всегда ведь злое делоК страданью только злейшему ведет.То он направит на Эдем прекрасныйПечальный взор свой, то опять посмотритНа Небеса и пламенное солнце;И, прерывая вздохами слова,Так начал он, перебирая думы:«О ты, в венце своей великой славы,Одно в своих владеньях, как Господь,На этот мир взирающее новый,Ты, пред которым все тускнеют звездыИ преклоняют голову свою, –К тебе взываю, но не зовом друга,Тебя зову по имени, о Солнце,Чтоб рассказать, как ненавижу яТвои лучи, которые мне скорбноНапоминают, как я страшно пал,Хоть прежде был твоей славнее сферы!Ах, гордостью и честолюбьем злымЯ увлечен был на борьбу с великим,Необоримым Властелином Неба;И для чего? Ничем не заслужилОн от меня подобного поступка, –Он, Кем я сотворен в моем блестящемДостоинстве, Который никогоНе попрекал своим благодеяньем!Ему не трудно было и служить:Какой был меньше труд, чем воздаяньеХвалы Ему, какая плата меньше,Чем благодарность должная Творцу?Но все добро во мне лишь зло рождалоИ лишь к коварным мыслям привело.Быв столь возвышен, мысль о подчиненьиСтал отвергать я: показалось мне,Что шаг еще – и стану я всех вышеИ сразу сброшу с плеч огромный долгБезмерной благодарности – то бремя,Которое, сколь ни платил бы яСвой долг, – всегда на мне бы тяготело;Забыл я все, что от Него имел;Не понял я, что благодарность платитСама собой и что сознанье долгаЕсть в то же время и платеж за долг;Какое ж для меня тут было бремя?О, если б, по Его могучей воле,Одним из низших Ангелов я был,Счастливей был бы я и честолюбьеНе знало бы несбыточных надежд!Но почему же нет? Иная сила,Великая, как я, тогда могла бИх возыметь, и был бы я, хоть слабый,Быть может, ею увлечен. Однако жДругие силы, крупные, как я,Не пали, а спокойно устоялиВнутри себя и вне, вооружисьПротиву всяких искушений. Что же?Владел ли также ты свободной волейИ устоять ты мог ли, как они?Ты мог! Итак, кого ж ты обвиняешь,Как не Небес свободную любовь,Которая равно всех наделила?Да будет эта проклята любовь!Мне все равно, любовь то или злоба:Я ею к вечным мукам приведен!Нет, будь ты проклят сам: ты, против волиЕго, избрал своею волей то,О чем теперь жалеешь справедливо!О я несчастный! Как мне избежатьБед без конца, отчаянья без меры?Куда б я ни бежал – со мною Ад;Я сам свой Ад, и в глубочайшей безднеВновь бездна разверзается на дне,Грозя пожрать меня. В сравненьи с этимТот Ад, где я терплю страданья, – Небо.О, уступи ж тогда! Ужель нет местаРаскаянью, ужель пощады нет?Нет – если я не покорюсь; а в этомМешает гордость мне и страх стыдаПред низшими, которым обещал яНе то, увлек иною похвальбой:Не покориться – покорить хвалилсяВсесильного себе! О горе мне!Они не знают, как жалею горькоТеперь о той я праздной похвальбе,Каким внутри страданьем я терзаюсь,Когда меня на троне Ада чтут!Со скипетром в руках и в диадеме,Возвысившись над ними, ниже всехЯ пал, – всех выше я лишь по несчастью!Вот честолюбья грустная награда!Но если бы раскаяться я мог,И был помилован, и получил быВновь положенье прежнее свое, –Увы, как скоро сан высокий сноваМеня б увлек к высоким помышленьям!Как скоро от покорности притворнойОтрекся б я, сказав, что уступилНасильно лишь, подавленный бедою!Не может мира истинного бытьТам, где смертельной ненависти раныВ такую проникают глубину.Да, это только повело б меняК вторичному и худшему паденью,И я двойною карой заплатил быЗа облегченье краткое свое.Кто покарал меня, Тот это знает,А потому настолько же далекОт мысли пожалеть меня, насколькоОт просьб о мире я далек. Итак,Навек исчезла всякая надежда!Изгнав нас и отвергнув, вместо насСебе Он создал новую утеху –Людей и ради них весь этот мир.Прости ж, надежда; больше нет ни страха,Ни угрызений совести: все благоУтрачено навеки для меня;Отныне Зло моим пусть будет благом;Через него, по крайней мере, властьЯ разделю с Царем великим Неба,И, может статься, больше половиныЯ захвачу; о том узнает вскореИ человек, и этот новый мир!»Пока он это говорил, жестокоЛицо его страстями искажалось:Покрылся трижды побледневший ликОтчаяньем, и завистью, и гневом,И страшно изменилися чертыЕго притворной маски. Он бы выдалСебя чрез это, если б кто-нибудьЕго увидел, ибо Духи НебаВсегда спокойны и впадать не могутВ такое раздраженье. Скоро онЗаметил это сам и постаралсяСмягчить свой вид спокойствием притворным;Искуснейший из всех лжецов, он первыйСоединил со внешностью святойГлубокое коварство, злое мщенье;Но не настолько был искусен он,Чтоб Уриила обмануть, которыйНа страже был и проследил за ним,Как он летел к вершине ассирийскойИ как он там свой образ изменилНесвойственно блаженным Духам, – виделЕго движенья резкие, заметил,Как он себя безумно вел, считая,Что он один, что не следят за ним.Вот Сатана приблизился к Эдему.Пред ним вверху стоял прелестный Рай,Зеленою оградою венчая,Как изгородью сельскою, вершинуГоры высокой и крутой, чей склонЩетинистый покрыт был дикой чащей,Густой и прихотливой, заграждавшейПути наверх; над нею возвышалисьГромадные роскошные стволы –Раскидистые пальмы, кедры, ели, –Богатый лес; и так как ряд над рядомБросали тень, пред взором возникалРоскошный вид лесистого театра.Но выше всех их возносилась РаяЗеленая стена; с нее смотрелНаш общий прародитель на владеньяСоседние свои. За ней рядыЧудеснейших деревьев возвышались,Обремененных дивными плодами:Цветок и плод в одно и то же время,Они как будто златом и эмальюБлистали; солнце, кажется, на нихСвоих лучей бросало позолотуЕще охотней, чем на облакаВечерние иль на дугу из влаги,Которую нам посылает Бог,Когда дождями землю напояет.Прекрасен был ландшафт, а чистый воздухВрагу навстречу сладостно дышалВесеннею отрадою и счастьемИ был способен все прогнать печали –Отчаянья не мог лишь излечить.А нежные Зефиры, расправляяСвои крыла душистые, вокругРаспространяли всюду ароматы,Шепча, откуда взяли свой бальзам.Так иногда тем путникам навстречу,Которые плывут, пройдя мыс ДобройНадежды, миновав уж Мозамбик, –Со встречным ветром северо-восточнымСабейские[92] несутся ароматыЧудесные от пряных береговАравии счастливой; и, довольныЗадержкою, они свой долгий путьОхотно замедляют, и, ласкаемТем запахом приятным, много мильИх Океан улыбкой провожает.Так сладкий запах нежит и Врага,Принесшего сюда свою отраву;Приятней был ему тот аромат,Чем Асмодею[93] рыбный дым, которыйПрогнал его, влюбленного, от ложаТовитовой невестки, отомстивКоварному; из Мидии в ЕгипетОн убежал и там прикован был.Ко всходу на высокий этот холмВраг подошел, в раздумьи замедляяСвой шаг; но дальше не было пути:Растенья там переплелись так густо,Что стали как бы цельною стеной,И поросль и кусты вокруг повсюдуСтеснились так, что через их преградуНе мог пройти ни человек, ни зверь.Одна лишь дверь на стороне восточнойБыла; ее Архизлодей заметил,Но пренебрег законным он путем;Презрительно одним прыжком высокимЧрез все холма высокого преградыИ через стену перенесся онИ стал в Раю. Так точно волк бродящий,Когда он ищет, голодом гоним,Себе иного места для добычи,Следит, где пастухи свои стадаСгоняют в огороженное местоК приходу ночи, и одним прыжкомЧерез плетень спешит туда забраться;Так точно вор, желая обокрастьДом богача, чьи двери толсты, прочны,Чьи крепкие засовы и замкиПрямого нападенья не боятся,Ползет к нему в окно иль через крышу.Так вор великий ныне в первый разПроник коварно в Божье стадо; так жеНаемники в Его прокрались Церковь.Затем взлетел он и на Древе жизни,Которое средь Рая выше всехВершиной возвышалося, уселся,Принявши образ корморана[94]; жизниОн истинной чрез то не приобрел,Но замышлял лишь смерть живущим в мире;Не думал он о силе животворнойЧудесного растения: он выбралЕго лишь с целью лучше видеть вдаль;А между тем, при пользованьи должном,Залог бессмертья был бы в древе том.Так и никто на свете, кроме Бога,Добра не может правильно ценить,Даруемого Небом: обращаютНередко люди лучший дар во ЗлоИль применяют к наименьшей пользе.Дивясь, внизу он видит пред собой,Как в небольшом пространстве совместилосьДля услажденья человека все,Что лучшего произвела природа,И даже больше: Небо на земле!Блаженный Рай был Божий сад, которыйБыл насажден с восточной стороныЭдема; а Эдем распространялсяНа запад от Харрана[95] вплоть до башенПрославленных Селевкии[96] великой –Созданья древних греческих царей, –Иль той страны, где много раньше жилиСыны Эдема в Телассаре. Здесь,В стране прекрасной этой, Бог устроилПрекраснейший Свой сад; Он повелелПроизрастать на почве плодоноснойДеревьям благороднейшим, приятнымДля зренья, обоняния и вкуса;И между ними было Древо жизниВсех выше; плод его подобен былАмброзии – растительное злато;А рядом с ним росло познанья Древо, –Смерть наша, – заплатили мы за знаньеДобра ценой жестокой – знаньем Зла.На юге же Эдема протекалаШирокая река – не вкруг горы,А прямо шла она сквозь холм высокий:Когда Бог строил сад Свой, Он поставилТу гору над ее потоком быстрым,А он чрез жилы пористой землиПробился, ею впитанный охотно,И вышел вновь наружу, свежий, чистый,И многими ручьями оросилЦветущий сад; потом, соединившись,По скату вниз спустился он и встретилТам реку, показавшуюся сноваИз темного подземного прохода;Река же, разделившись на четыреПотока главных, дальше потеклаЧрез страны знаменитые и царства,О коих здесь не будем говорить.Но надо рассказать, насколько хватитИскусства, о сапфировых струях,Катившихся по жемчугам восточнымИ золотым пескам, блуждая всюдуВ тени дерев, и нектар разнося,И посещая каждое растенье,Питая несравненные цветы,Достойные роскошной сени Рая.Их не искусство медленной рукойУзорами по клумбам насадило, –Сама природа в щедрости своейРассыпала по всем холмам и долам,И там, где солнце утреннее греетОткрытые поля, и там, где в полденьПод кущами царит густая тень.Разнообразьем сельского ландшафтаПленял счастливый этот уголок:Здесь рощи, чьи душистые деревьяСмолой дышали ароматной, там –Другие, где висели золотистыхПлодов ряды, пленяя взор и вкус.И если где, то только здесь был правдойМиф о садах чудесных Гесперид.Меж рощами луга или поляны,Где мягкую траву стада щипали,Иль пальмами поросшие холмы;Местами были влажные долиныУсеяны цветами всяких красокИ розами, лишенными шипов.С другой же стороны там были гротыТенистые, прохладные пещеры,И пышно вился виноград по ним,Пурпурные развешивая кисти;С холмов же ниспадали водопады,В пыль влажную дробясь иль съединяяСвои потоки в тихие озера,Которые, как зеркало, в себеЦветущий берег, миртами поросший,Спокойно отражали. Хоры птицЗвучали вкруг, а ветерок весеннийВ полях и рощах веял ароматомИ колебал дрожащие листы;И Грации[97] и Оры[98], предводимыВеликим Паном[99], в хороводе светломКружились в вечном празднике весны.Не так прекрасно было поле Энны[100],Где Прозерпина некогда цветыСбирала и, сама их всех прекрасней,Похищена была Плутоном мрачным,Что причинило множество заботЦерере, по всему искавшей мируСвоей любимой дочери; не такБыла приветна близ Оронта[101] рощаПрекрасной Дафны[102], и не мог красойС Эдемским Раем спорить вдохновенныйКастальский ключ[103], ни остров тот Нисейский,Рекой Тритоном окруженный[104], – остров,Где древний Хам, которого зовутЯзычники Аммоном[105], а ЛивийцыЮпитером, укрыл Амальфу[106] с сыном,Румяным Вакхом[107], от очей опасныхВеликой Реи[108], мачехи суровой, –Ни край, где Абиссинские цариХранят свое потомство под гороюАмарой, хоть иные полагают,Что настоящий Рай как раз был там,В пределах эфиопских, у верховьевДалеких Нила, под горой блестящей,До чьей вершины – целый день пути.На деле край тот отстоит далёкоОт сада ассирийского, где ВрагБезрадостно смотрел вокруг на радость,На множество живых созданий разных,Столь новых и столь странных для него.Меж ними были два – всех благородней,Всех выше и стройней; богоподобноОни держались, выпрямив свой стан,С достоинством природным; не прикрытыНичем, они в нагом своем величьиДостойными владыками казалисьВсего, что окружало их в Раю.В божественных их взорах отражалсяСвященный образ славного Творца, –Премудрость, правда, чистота и святость, –И строгость в этой святости была,Хоть вольностью в них детскою смягчалась;Та строгость служит истинной основойС тех пор для всякой власти у людей.Не равными они, однако, обаЯвлялись, как не равен был их пол.Для созерцанья и для силы гордой,Казалося, он создан был, – она –Для нежности и ласки грациозной;Он сотворен, казалось, был для БогаЕдинственно, она – для Бога в нем;Его широкий лоб прекрасный, очи,Глядевшие отважно, говорилиО воле непреклонной, а две темныеВолны кудрей направо и налевоВниз ниспадали до широких плеч.У ней до стройных чресл, как покрывало,Без украшений, пряди золотые,Распущены, спускались, извиваясьВ колечках прихотливых; виноградТакими нежно усиками вьется.Весь вид ее покорность выражал,Но лишь такую, требовать которойВласть кроткая лишь может; уступаетОна охотно, он же ту уступкуВстречает лаской; мужу отдаетсяС застенчивой покорностью онаИ скромностью достойною, противясьЛишь сладкою влюбленною борьбой.В их наготе ничто не прикрывалоИ тех частей таинственных, которыхС тех пор не обнажает человек;Греховного стыда они не знали –Стыда, который лишь дела природыПозорит, честь лишь обесчестить может.О, как, грехом рожденный, этот стыдИспортил человечество, заставивЛишь внешность чтить, за внешней чистотоюГоняясь лишь! Из жизни человекаОн жизни счастье лучшее изгнал –Всю простоту и чистую невинность!Они ходили в наготе, ни Бога,Ни Ангелов Его не избегая,Затем, что в мыслях не имели Зла.Рука с рукою шли они, четою,Прекраснейшей из всех, кого с тех порКогда-либо любовь соединяла, –Адам, всех лучший из сынов Господних,С тех пор рожденных на Земле, и Ева,Из дочерей прекраснейшая всех.В тени, при нежном шелесте деревьев,На берегу хрустального ручьяОни присели, труд окончив легкийВ саду – тот труд, который только могИм усладить прохладное дыханьеЗефира, облегченье облегчитьИ утоленье голода и жаждыЕще приятней сделать. ПринялисьОни за ужин из плодов сладчайших,Которые соседние кустыИм доставляли ласково, склоняясьНад мягкою скамьей из муравы,Богато разукрашенной цветами.Они вкушали сладостную мякоть,А скорлупою черпали в ручьеПитье, с отрадой жажду утоляя.И ласковый меж них шел разговор,И нежными улыбками менялисьОни, и юных шалостей играБыла меж ними, как прилично пареСупружеской в уединенье сладком.Резвясь, вкруг них играли звери все.Которые позднее стали дикиИ поселились в чащах и пещерах,Охотясь за добычею своей;Играя, крался лев, когтистой лапойКозленка нянча; тигры, леопарды,Медведи, барсы прыгали пред ними;Слон неуклюжий, чтоб потешить их,Все силы прилагал, крутя свой хобот;Змея искусно ползала, виясь,И в гордиев завязывала узелСвой длинный хвост, коварства своегоОткрыто всем показывая пробы;Другие звери на траве лежали,Глазея, или, пастбищем насытясь,Дремали, жвачку медленно жуя.Уже, склоняясь, солнце торопилосьВниз, к океанским островам, и звезды,Поры вечерней вестники, вдалиУж восходить по своду неба стали, –А Сатана недвижно все сидел,И, наконец невольное молчаньеСвое прервав, печально молвил он:«О Ад! Что вижу с горестью великой!В блаженное жилище вместо насВознесены здесь существа иные,Иного склада, может быть землеюРожденные, не Духи, хоть ониНемногим ниже нас, небесных Духов.За ними с удивленьем я слежуИ даже мог бы их любить – так живоВ них отразилось сходство с Божеством,Такою их красою наделилаСоздавшая их щедрая рука.О милая чета! Не знаешь ты,Как близко подошла уж перемена,Которая все радости твоиРазрушит и предаст тебя несчастьюТем более тяжелому, чем слащеТеперь блаженство чистое твое!Да, вы блаженны, но в своем блаженствеЧрезмерно слабо вы защищены,Чтоб то блаженство долго сохранилось;И этот Рай ваш, это ваше НебоЗащищены оградой слишком слабой,Чтоб уберечь вас от врага такого,Какой теперь вошел. Однако яНе враг ваш преднамеренный: я мог быВас, беззащитных, даже пожалеть,Хоть жалость мне несвойственна. СоюзаИщу я с вами, дружбы крепкой, тесной,Чтоб жил я там, где вы, иль чтоб со мнойВсегда вы жили; если ж вам жилищеМое не так придется по душе,Как этот Рай прекрасный, то должны выЕго принять покорно, как созданьеРук вашего Творца: Он дал мне то,Что я теперь готов вам дать свободно.Чтоб вас двоих принять, раскроет АдВрата свои широко, вам навстречуКнязей своих всех вышлет; там найдетсяДовольно места – более, чем в этихПределах тесных, – для всего потомства,Которое от вас произойдет;И если у меня нет места лучше,То вы должны благодарить Того,Кем приведен я к этому возмездью,Которое над вами разразится,Ничем не оскорбившими меня,Чтоб отомстить Тому, кем я обижен.И если б даже и растаял яПред вашею невинностью бессильной,Общественное благо мне велит,Чтоб, отомстив за честь, я власть расширилСвою, мир этот новый покорив;Всем этим побуждаюсь я к свершеньюТого, пред чем иначе, хоть проклятый,Пожалуй, я остановился б сам».Так Враг промолвил, на необходимостьСославшися – на довод всех тиранов,Чтоб дьявольский поступок оправдать.Затем, слетев с высокого сиденьяНа дереве, он подошел к стадамРезвящихся зверей четвероногихИ стал поочередно приниматьИх образы, приспособляясь к целиК своим поближе жертвам подойтиИ что-нибудь узнать о них подробнейИз слов их или действий, оставаясьНеузнанным; и вот вкруг них он ходит,Сверкая взором пламенным, как лев;Затем он образ тигра принимает,Который видит где-нибудь в лесуИграющих двух ланей: он ложится,К земле прижавшись, привстает не раз,Следя за ними, снова прилегаетИ как бы ждет момента, чтоб, на нихВдруг кинувшись, схватить обоих в лапы.И вскоре первый из мужей, Адам,Любовно к Еве, первой из всех женщин,Речь обратил, и Дьявол, услыхавСтоль нового ему наречья звуки,Насторожась, весь обратился в слух:«Единая участница и такжеЕдиная часть радостей моих,Которая дороже мне всех прочих!Не правда ли, создавшая нас Сила,Которая для нас и этот мирОбширный сотворила, бесконечноДобра и в вечной доброте своейБезмерно щедро раздает нам блага!Она из праха нас произвелаИ поселила здесь, в блаженстве этом,Которого не заслужили мыНичем, и ничего не можем сделать,Что было б нужно ей; Она не проситОт нас иной услуги, кроме той,Чтоб заповедь одну мы соблюдали,И легкую: из всех дерев в Раю,Которые плодов приносят дивныхТак много и столь разных, – не вкушатьОт одного – от Дерева познанья,Растущего здесь рядом с древом жизни.Так близко к жизни наша смерть растет!Что значит смерть – не знаю, но, конечно,В ней что-нибудь есть страшное: ты помнишь,Как нас с тобой Господь предостерег,Что, этот плод вкусив, умрем мы смертью.Он этим возложил на нас одинЗнак послушанья, после многих знаковМогущества и власти, нас поставивВладыками созданий всех СвоихИ на земле, и в воздухе, и в море.Не будем же мы тягостным считатьЗапрет столь легкий – мы, кому так многоДано на свете радостей иныхИ наслаждений выбор бесконечный!Восславим лишь Его, превознесемЕго неисчерпаемую благостьИ предадимся сладкому труду –Подрезывать растущие деревьяИ за цветами этими ходить;Пусть это – труд: с тобой он так приятен!»И отвечала Ева: «О мой милый,Ты, для кого и от кого на светЯвилась я! Плоть от твоей я плоти,И без тебя мне в жизни цели нет!Ты – мой глава и мой руководитель!Святая правда все, что ты сказал:Конечно, Богу мы должны вседневноХвалу и благодарность возносить,Особенно же я, которой участьЕще твоей счастливей: для меняТы – драгоценный друг, который вышеМеня во многом, между тем как тыПодобного себе не сыщешь друга.Ах, никогда я не забуду дня,Когда я в первый раз от сна очнуласьВ тени, на ложе из цветов, дивясь,Кто я и где я, как туда попала,Откуда, кем туда принесена.Невдалеке журчал ручей, которыйТек из пещеры и вливался вскореВ прозрачный пруд, где тихая водаБыла недвижна, светлая, как небо.Неопытна, к нему я подошлаИ прилегла на берегу зеленом,Чтоб в озеро то светлое взглянуть,Которое вторым казалось небом.Я наклонилась – и под гладью воднойЯ увидала вдруг смотревший образ,Который мне навстречу наклонялся.Я отшатнулась – отшатнулся он;Но он мне полюбился, – я нагнуласьОпять – и он приветно вновь нагнулся,Мне отвечая взорами любви.Я посейчас бы на него смотрела,Мечтою бесполезною томясь,Когда б не прозвучал вдруг некий голос,Который научил меня, сказав:“Прекрасное созданье! То, что видишьТы там внизу, в воде, есть ты сама;Та тень с тобой пришла, уйдет с тобою.Иди за мной: тебя я приведуТуда, где будешь встречена не теньюИ не ее там будешь обнимать;Там будет тот, чей истинно ты образ,И неразрывно будет он твоим;И, принеся ему созданий много,Тебе подобных, наречешься ты –Мать рода человеческого”. ЗоваНезримого могла ль я не послушать?И вскоре я увидела тебя,Прекрасного, высокого, под кленом.Но все ж мне показался образ твойНе столь прекрасным, не настолько милымНе столь любовно-кротким и приятным,Как то виденье в зеркале воды.Я прочь пошла, но ты воскликнул: “ЕваПрекрасная, вернись! Зачем бежишь?Ты от того бежишь, кто дал началоТебе самой: ты плоть, ты кость моя!Чтоб бытие имела ты, я отдалИз бока, возле сердца моего,Моей часть жизни собственной; утехойБесценною ты будешь для меня;В тебе я часть души ищу, ты будешьВторою половиною моей!”И с этими словами нежно рукуТы взял мою, и уступила я,И с той поры узнала я, о милый,Сколь мужество и мудрость превосходятКрасу, что в них лишь – истинно краса!»Так с ним праматерь наша говорилаИ взором целомудренной любвиИ преданности нежной на супругаСмотрела, обхватив одной рукойСтан праотца людей; нагою грудью,Вздымавшейся под золотом кудрей,Она на грудь супруга прилегала;В восторге он от красоты и нежнойПокорности ее, ей улыбнулсяБлаженней, чем Юпитер улыбалсяЮноне, тучки оплодотворяя,Из коих май цветочный сыплет дождь,И поцелуй любви чистейшей нежноНапечатлел на розовых устах.И с завистью тут Дьявол отвернулся,Но все ж, ревнуя, искоса смотрелНа них, и так роптал он сам с собою:«Вид ненавистный, вид, мучений полный!Они вдвоем, в объятиях друг друга,Счастливейший в Раю имеют Рай,Вкушая здесь блаженство во блаженстве;А я меж тем судьбою брошен в Ад,Где ни любви, ни радости нет вечно,Где пылкие желанья лишь – из мук,Конечно, не легчайшие – нас мучат,Неутолимой жаждою томя.Однако мне запомнить все же надоСлова, от них услышанные мной.Здесь, кажется, не все принадлежит им:Есть роковое дерево одно,Которое зовут познанья Древом, –Им от него вкушать запрещено.Познанье им запрещено? ДоверьяНе видно в этом, – кроме же того,Такое запрещенье неразумно.Зачем Господь им знанья не дает?Грешно ли знать? Достойно ль знанье смерти?Иль могут верность сохранить ониПосредством лишь невежества? На этомОсновано и все блаженство их?Невежество – залог их послушаньяИ верности? Прекрасная основа,Чтоб их крушенье основать на ней!Что ж, буду я их искушать желаньемУзнать побольше и не слушать разныхЗаветов ненавистных, цель которых –Держать лишь в рабском униженьи тех,Которые возвысились бы знаньемДо равенства с богами; пожелавДостигнуть этой цели, столь высокой,Они вкусят плодов тех и умрут.Что вероятней может быть? ОднакоСперва я должен изучить подробноВесь этот сад, все осмотреть углы;Быть может, здесь, блуждая, повстречаюКого-нибудь я из небесных ДуховВ тени дерев иль подле ручейкаИ выведать мне у него удастсяДальнейшие подробности о них.Живите же, счастливцы, наслаждайтесь,Пока я не вернусь; утехи кратки:За ними муки долгие придут!»Промолвив это, отошел он гневноИ, озираясь осторожно, сталБродить в саду, по всем холмам и долам.Меж тем на крайней долготе, где небоВстречается с землей и океаном,Садившееся солнце вниз сошлоИ прямо ко вратам восточным РаяНаправило вечерние лучи.То был утес из алебастра, к небуДо облаков всходивший, издалёкаЗаметный; от земли к нему велаЛишь узкая тропинка, извиваясь;Вокруг же всюду был крутой обрыв,Нависший и для всхода недоступный.Меж этих-то утесистых столбовСидел Архангел Гавриил, начальникСил ангельских, стоявших здесь на страже.Пред ним в геройских играх упражнялись,Сложив доспехи, юные сыныНебес; однако близко по соседствуНебесное их все вооруженьеЛежало – копья, шлемы и щиты,Сверкавшие алмазами и златом.Туда примчался быстро Уриил,На солнечном луче скользя поспешно,Как осенью падучая звездаМелькает вдоль ночного небосвода,Когда обильем огненных паровНасыщен воздух; ту звезду увидя,Моряк соображает по компасу,Откуда ждать ему свирепых бурь.Приблизясь, молвил Уриил поспешно:«О Гавриил, по жребию тебеДосталась честь стоять на зоркой страже,Чтоб к этой здесь обители блаженстваНе подошло и не могло б проникнутьВ обитель эту никакое Зло.Но вот сегодня, около полудня,В моей явился сфере некий Дух,Желавший, как казалось, знать подробноО новых Всемогущего делах,А более всего о человеке,Его последнем образе. ЕмуЯ описал дорогу; он немедляПустился в путь, и я за ним следил;Но на горе, на север от Эдема,Где он спустился, обнаружил онВид, чуждый Небу, слишком омраченныйСтрастями; продолжал за ним следить я,Но тень его сокрыла от меня.Боюсь я, что один из шайки мрачнойИзгнанников, покинув смело бездну,Пришел, чтоб снова смуту учинить;Так позаботься ж, чтобы он был найден».Ему крылатый воин отвечал:«О Уриил, я не дивлюсь нимало,Что зренье совершенное твоеВо всем кругу блистательного солнца,Где ты стоишь, все видит вдаль и вширь.Но в эту дверь и мимо этой стражиПройти никто не может, кроме тех,Кто нам вполне знаком, как житель Неба,И от полудня не входил никто;А если Дух иной, как говоришь ты,Преградами земными не смутясь,Преодолел их, то и сам ты знаешь,Как трудно Духу заградить путиТелесными препятствиями. Если жТот, о котором ты сказал, внутриЗдесь бродит, то, какую бы личинуОн ни надел, спокоен будь: егоЯ разыщу до наступленья утра».Так обещал он, Уриил же сноваВернулся быстро к своему постуНа солнечном луче, который нынеВниз косвенно отнес его на солнце,Сошедшее уж ниже острововАзорских, – потому ль, что с быстротоюНевероятной дивное светилоВ теченье дня скатилося туда,Иль потому, что, медленней вращаясь,Земля, путем кратчайшим до востокаДойдя, его оставила внизу,Там, где лучи из пурпура и златаОт тучек отражаются роскошноИ западный его венчают трон.И вот пришел спокойный, тихий вечер,И сумерки своей одеждой скромнойПокрыли мир; умолкло все вокруг;Укрылись звери в норы, птицы в гнезда,Не спал один лишь соловей; всю ночьГремел своей он песнею любовной,И сладко ей внимала тишина.На небесах же яркие сапфирыЗажглись живые; Геспер[109] засиял,Как вождь великолепный звездной рати,И наконец меж тучек величавоЛуна явилась, как царица ночи,И несравненный свет свой пролилаИ мантией сребристой тьму одела.И Еве так сказал тогда Адам:«Прекрасная супруга! Ночь настала,И сладко успокоился весь мир, –Пора и нам искать отдохновенья.Как день и ночь, так точно труд и отдыхПоочередно Бог распределил;И вот, росе подобно, сон нисходитИ сладкою дремотой отягчаетНам веки. Без работы целый деньВсе прочие Его созданья бродят,Но человек на каждый день свой труд,Телесный или умственный, имеет,И тем он выше их: забота Неба –Следить за ним во всех его путях.Другие ж твари потому и праздны,Что Господу отчета не дают.Но завтра, чуть лишь утро на востокеСлегка забрезжит, предвещая свет,Подняться мы должны, чтоб труд приятныйВозобновить: мы будем подстригатьВсе эти здесь цветущие деревья:Густая зелень темных тех аллей,Где около полудня мы гуляем,Чрезмерно уж ветвями заросла;Чтоб буйный рост их сократить, потребно,Пожалуй, больше силы и уменья,Чем скудные усилья наших рук;К тому же и цветы, что здесь опали,И смоляные капли на дорогах,Которые мешают нам ходить,Должны везде быть убраны прилежно.Покамест же велит природа намВкусить отраду отдыха ночного».И, в совершенной красоте своей,Супругу Ева кротко отвечала:«Творец и повелитель мой, всему,Что ты велишь, без слов я повинуюсь;Так повелел, устроил так Господь:Он – твой закон, ты – мой; знать только это –Для женщины – счастливейшее знаньеИ высшая ей в этом похвала.Беседуя с тобой, я забываюО времени и всяких переменах:Все хорошо, лишь только б быть с тобой.Мне сладостно и утра дуновенье,И солнечный пленительный восход,И пробужденных пташек щебетанье;Люблю я солнца первые лучиНад этою прекрасною страною,Когда оно их от востока льетНа все цветы, плоды, траву, деревья,Блестящие жемчужною росою;И после теплых ласковых дождейЛюблю земли дыханье плодоносной;Благословляю тихий, кроткий вечер,Когда придет он, ночи тишинуИ гимн ее поющей сладко птицы;Благословляю дивную лунуСо звездной свитой – эти перлы неба;Но ни дыханье утра, ни восход,Ни песни пташек утренних, ни солнцеНад этою прекрасною страной,Ни блеск росы на всех цветах и листьях,Ни аромат земли, дождем вспоенной,Ни вечера приход, ни тишинаПрекрасной ночи с гимном нежной птицы,Ни звездный блеск, ни дивный свет луны –Ничто, ничто мне без тебя не мило!Но для чего они должны сиятьВсю ночь? Зачем их свет великолепный,Когда все очи в мире сон закрыл?»И отвечал ей наш всеобщий предок:«О совершенство в образе жены,Дочь Господа и человека, Ева!От вечера до утренней порыОни должны свой путь свершать в порядкеВокруг Земли и от страны к стране,К народам, хоть еще и не рожденным,Нести свой свет; для этого ониНа небесах восходят и заходят.Необходимо это, чтобы в ночьТьма древняя не завладела сноваСвоим господством прежним, истребивПрироду всю и все, что есть живого.Притом же эти нежные огниНе только светят, а приветно греют,Имеют разнородное влиянье.Питают, увлажняют, умеряютИ придают всему, что на землеЖивет, способность восприять полнее,Что солнца луч могучий ниспошлет.Вот почему они, хоть тьма ночнаяСкрывает их порой, – не исчезают.Не думай также, милая жена,Что, если бы людей не стало в мире,На небеса никто бы не взиралИ не хвалил бы Господа: мильоныСозданий бестелесных на ЗемлеЖивут вокруг, хоть нам они незримы,Когда не спим мы и когда мы спим,И созерцают, славя непрестанно,И днем и ночью все Его дела.Не слышали ль мы часто, как звучалиСо склонов откликающихся горИль в чаще леса, в воздухе полночном,Небесные над нами голоса,По одному иль отвечая дивноДруг другу пеньем во хвалу Творца?Когда же здесь стоят они на стражеИль странствуют во тьме ночной вокругОтрядами, их пенье раздаетсяВ сопровожденьи звуков арф небесных,В гармонию одну сливаясь с ними,И песни эти разделяют ночьИ мысли наши к Небесам возносят».Так говоря, они, рука с рукой,К беседке подошли благословеннойСвоей. То место выбрал сам Господь,Когда все вещи строил Он на пользуИ наслажденье человека. КрышаБеседки той составлена былаИз плотного сплетенья мирт и лавровИ прочих листьев, крепких и душистых;И рос по обе стороны акант,Зеленые же стены той беседкиДушистые высокие кустыОбразовали; все сорта прекрасныхЦветов росли там: ирис разноцветный,Роскошнейшие розы и жасминЦветущими головками смотрели,Мозаикой живых и нежных красок;Внизу цвели фиалки, и шафран,И гиацинт, беседки основаньеБогатою каймою обрамляяПестрей и ярче всяких дорогихКаменьев на эмблемах драгоценных.В беседку ту не мог войти никтоИз тварей остальных – ни зверь, ни птица,Ни червь, ни насекомое: мешалПочтительный им страх пред человеком.В такой беседке, тихой и святой,В таком уединеньи благодатном,Не спал, хотя бы в сказках, ни Сильван[110],Ни Пан, ни дикий фавн лесной, ни нимфа;Здесь, в благодатном этом уголке,Устроила себе невеста ЕваВпервые ложе брачное свое,И хор небесный песню ГименеяИм пел в тот день, как нежный Ангел бракаЕе привел ко праотцу людей,В нагой красе прекраснее Пандоры[111],Принесшей миру все дары богов –Принесшей в мир, увы, подобно Еве,И много тяжких бед, когда МеркурийПривел ее с высот небесных к сынуИапета[112] безрассудному; онаКрасой своих очей людей пленила,И Зевс жестоко отомстил тому,Кто смел украсть его огонь священный.И вот, придя в тенистый свой приют,Они у входа стали, обернулисьИ под открытым небом принеслиХвалу Тому, кто создал землю, небоИ все вокруг, что видели они, –И шар луны, вверху сиявший нежно,И многозвездный темный небосвод.«Ты сотворил и ночь, Творец Всесильный,Ты сотворил и день, в который мыОкончили свой труд определенный,Счастливые и помощью взаимной,И сладкою взаимностью любви,Венчающей собой блаженство наше,Которое Ты, Господи, нам дал!Ты создал это радостное место.Для нас двоих обширное чрезмерно, –Для нас, которым не с кем разделитьВеликое даров Твоих обилье –Без потребленья падают они!Но обещал Ты нам происхожденьеОт нас народа, коим вся ЗемляНаполнится, – и будет вместе с намиХвалить Он благость вечную Твою,Свершая ль бодро днем свой труд урочныйИль, как теперь, вкушая дар Твой – сон».Так молвили они единодушно;Других они обрядов не имели,Как обожанье чистое Творца,Которое Ему всего угодней.Затем в беседку, внутрь, они вошли,Свободные от тяжести напраснойСтеснительных одежд, что носим мы,И рядом там легли, причем, конечно,Адам не отвернулся от супругиПленительной своей; равно и ЕваНе отказала в соблюденье правилТаинственных супружеской любви.Пускай ханжи сурово рассуждаютО чистоте, невинности безгрешной,Позоря как нечистое все то,Что сам Господь наш объявляет чистым,Что соблюдать иным Он сам велит,А прочим позволяет; сам СоздательНам размножаться повелел, и тот,Кто воздержанья требует, конечно,Служитель Зла, Враг Бога и людей.Хвала тебе, хвала, любовь супругов,Таинственный закон, источник верныйПроисхожденья рода человеков, –Единственная собственность в Раю,Где прочее все – общее владенье!Прелюбодейство грубой плотской страстиТы исключила из среды людской,Отдав его бессмысленным животным;В тебе свою основу обрелиРазумные, законные, святыеИ чистые все связи – долг, отца,Детей и братьев; нет, тебя не будуЯ никогда греховною считать,Достойною стыда иль порицанья,Несвойственной святейшему из мест!Источник вечный радостей семейных,Ты чистотой их ложе облекаешьТеперь, как в те былые времена,Когда среди святых и патриарховВ обычай ты вошла; в тебе любовьСвои святые стрелы мечет, светитСвоей лампадой вечной, расправляетВ тебе свои пурпурные крыла;В тебе она царит и торжествует –В тебе единой: нет ее в улыбкахПродажных тварей, в наслажденье грубом,Случайном, равнодушном, в кратких играхЛюбовных, в пошлых танцах, маскарадах,Балах полночных или серенадах,Где мерзнущий на улице любовникК своей красотке гордой песню шлет,А лучше бы ее с презреньем бросил.Баюкаемы песнью соловьев,Обнявшись, спали так Адам и Ева.И розы на нагие их телаС зеленой кровли падали обильно,Чтоб новыми их утро заменило.Спи, милая, блаженная чета!Счастливейшей была б ты в этом мире,Когда бы счастья высшего искатьНе стала ты и знала бы искусствоНе знать того, что Небом не дано!И вот уже тенистый конус ночиДо половины путь свой совершил,Покрыв собой подлунный свод обширный,Когда из врат слоновой кости белойВ обычный час сторожевой отрядБлестящих Херувимов вышел. СтройноОни в порядок стали боевой,И Гавриил ближайшему по чинуСказал: «Из этой стражи, Узиил,Возьми ты половину, чтобы с югаСтрожайшей сад охраной окружить,Я ж с остальными к северу направлюсь;На западе мы встретимся с тобой».И разошлись они, огням подобны,Одни – чтоб крепким Раю быть щитом,Другие, как копье, готовы к бою.Из своего отряда ГавриилИзбрал двух Духов, сильных и разумных,К себе ближайших, и сказал им так:«Итуриил, и ты, Зефон: скорееСад обыщите; все его углыИсследуйте, особенно ж беседку,Где эти два прекрасные созданьяСпать улеглись, не ожидая Зла.Я вечером, перед заходом солнца,Весть получил, что некий адский ДухПришел сюда (кто б это мог подумать?),Из Ада ускользнув, конечно, с цельюНедоброю. Коль скоро вы егоНайдете, то, схватив, ко мне ведите».Так молвил он и воинов лучистыхСвоих повел, которые сияньемСвоим луны сиянье помрачали.Другие же два Ангела к беседкеОтправились на поиски своиИ скоро там нашли, кого искали.Он, скорчившись, как жаба, там сиделПод ухом Евы, дьявольски стараясьДо органов ее воображеньяДостичь, чтоб, их работу возбудив,Желанные иллюзии, виденьяИ грезы ей различные внушить,Иль, яд вдохнув, в особый цвет окраситьТе испаренья, что от крови чистойВосходят, как туман от ручейка,Дабы они сложилися нестройноИ недовольством возбудили ум,Вселяя в нем напрасные надеждыИ цели, необычные желанья,Высокие намеренья и гордость.Итуриил копьем своим слегкаЕго коснулся, ибо ложь не можетПрикосновенья вынести небеснойСубстанции, не возвратив себеСвой образ настоящий; и мгновенноВраг, изумясь, что он открыт, вскочил.Так искра массу пороха взрывает,Которая, при вести о войне,Отложена в запасном магазине,И крошечное зернышко, внезапноРаздувшися, воспламеняет воздух;Так сразу Враг восстал во весь свой рост.Поражены, невольно отступилиДва Ангела-красавца – так внезапноЯвился им ужасный адский царь, –Затем к нему бесстрашно обратились:«Кто из мятежных Духов, обреченныйНа вечный Ад, осмелился сюдаВойти, покинув адскую темницу?Зачем ты здесь, свой образ изменив,Сидел, как Враг, у изголовья спящих?»Им в ярости ответил Сатана:«Как! Вы меня не знаете? ОднакоВы знали прежде, что я вам не ровня:На высоту, где я сидел, не смелиВы воспарить. Коль скоро вы меняНе знаете, из этого лишь видно,Как низменны вы сами – ниже всехИз ваших полчищ; если ж вам знаком я,То для чего вам спрашивать меня,Излишними словами начинаяПосланье ваше? Чтоб оно, пустое,Как те слова, окончилось ничем?»Ответствуя презреньем на презренье,Ему Зефон немедля возразил:«Не думай, дух мятежный, что свой образТы сохранил, что он не помраченС тех пор, как в Небесах, святой и чистый,Ты жил, и что узнать тебя не трудно.Как только ты быть добрым перестал,Ты славы той лишился, став подобенЛишь преступленью своему и мракуТех мест, где ты томиться осужден.Однако же иди за нами: долженТы, без сомненья, дать ответ тому,Кто нас послал; долг на него возложенОберегать от всяких нападенийВесь этот край и этих двух – от Зла».Так молвил Херувим. Отпор суровый,При юношеской прелести его,Подействовал с неотразимой силой.Стоял, смущен и уничтожен, ДьяволИ чувствовал Добра все обаянье,Всю чистой добродетели красу;Он видел это и терзался горькоСвоей утратой; более ж всегоОн тем был опечален, что другиеЗаметили, как изменился он.Но все-таки не показал он видаСмущенья или страха и сказал:«Что ж, если биться должен я, то лучшийПусть бьется с лучшим – с тем, кто вас послал,А не с послами иль со всеми вместе:Тогда я больше славы получуИль меньше потеряю».«Этот страх твой, –Ему Зефон отважно возразил, –Лишь избавляет нас от испытанья,Которое могло бы показать,Что может сделать даже самый слабыйОдин противу грешника, которыйБессилен потому, что грешен он».Враг промолчал, весь яростью объятый;Без слов вперед немедленно он шел.Так гордый конь обузданный ярится,Грызя свои стальные удила.Бежать считал напрасным он: от страхаПред Вышним у него сжималось сердце,Хоть больше ни пред кем он не дрожал.И скоро уж пришли они на запад,Где, полукруг свой обойдя, сошлисьДве стражи и, сомкнувшися, стояли,Дальнейших приказаний ожидая.И громко возгласил им Гавриил:«Друзья, я слышу топот ног поспешных,Идущих к нам, и сквозь ночную тьмуИтуриила и Зефона вижу,А с ними кто-то третий там идетС осанкой гордой, царственной, хоть тусклымЯвляется его высокий образ.По облику его и по походкеЯ в нем Владыку Ада узнаю;Едва ли он уйдет от нас без боя.Итак, держитесь твердо: у него;В очах я гордый вызов замечаю».Едва он кончил, подошли к немуДва Ангела и вкратце рассказали,Кого они с собою привели,Где найден он и за каким занятьем,Какой имел он вид и как сидел.Взглянув сурово на него, промолвилТут Гавриил: «Как смел ты, Сатана,Предел нарушить, за твои деяньяПредписанный тебе, и помешатьСвятому исполненью долга теми,Кто, не греша, как ты, имеет силуИ право вопросить тебя: зачемВошел ты в это место и, как видно,Намерен был нарушить мирный сонТех, кто живет блаженно волей Бога?»Ему сказал с презреньем Сатана:«Ты, Гавриил, считался в Небе мудрым,И сам тебя считал я таковым,Но твой ответ внушает мне сомненье.Кто в мире любит муку и печаль?Кто, если он сумел найти дорогу,Не вырвался б из Ада, хоть и былК нему он присужден? И ты, конечно,Сам поступил бы так, как я; ты стал быИскать подальше от мучений места,Надеясь отдых там себе от нихНайти, увидеть радость вместо горя.Для этого и я сюда пришел.Тебе, быть может, это непонятно:Ты Зла не испытал, а ведал толькоОдно Добро. Ты ставишь мне в вину,Что смело я Того нарушил волю,Кто покарал нас, – пусть же Он запретЖелезные свои затворы крепче,Коль хочет вечно нас держать во тьме.Вот все, что я отвечу. ОстальноеВсе верно: я действительно был там,Где найден, как рассказывали эти, –Но в этом ни насилья нет, ни Зла».Так молвил он во гневе. Воин-АнгелПрезрительно ему, с усмешкой легкой,На объясненье это отвечал:«Какая жалость! Небо потерялоПрекрасного о мудрости судьюС тех пор, как изгнан Сатана, которыйОт глупости своей так пострадал!Теперь вернулся он, бежав из плена,И выражает нам свои сомненья,Насколько мудры те, кто вопрошает,Как смел из Ада он прийти сюда,Не получив на это разрешенья.Столь мудрым он свое считает бегствоОт справедливой кары и от мук.Что ж, рассуждай как знаешь: ты увидишь,Что гнев, который на себя навлекТы этим бегством, всемеро отмеритТебе за это и прогонит в АдТебя со всею мудростью твоею,Которая еще не поняла,Что нет тех мук, которые могли быНасытить бесконечный Божий гнев,Столь безрассудно вызванный тобою.Но почему же ты пришел один?Зачем весь Ад не вырвался с тобою?Иль муки прочих меньше, чем твои?Иль, может быть, тебе сносить страданьяТрудней, чем им? О мужественный вождь,Бежавший первым от своих страданий, –Когда б ты объяснил причину бегстваТем воинам, которых ты покинул,То, верно бы, бежал ты не один!»Нахмурясь мрачно, Враг ему ответил:«Бесстыдно насмехающийся Ангел!Ты знаешь, что умею я сноситьСтрадания ничуть других не хуже;Ты знаешь сам, как крепко я стоялВ бою, в котором гром к тебе на помощьПришел и поддержал твое копье,Без этого не страшное нимало!Из слов твоих, как прежде, вижу я,Насколько ты в делах войны несведущ:Не понимаешь ты, что верный вождь,Недавно потерпевший неудачу,Не станет всею силой рисковать,Сначала сам опасность не измерив.Для этого решился я одинПерелететь ужасную пустыню,Чтоб высмотреть вновь сотворенный мир,О коем Ад был полн различных слухов,Надеясь лучший здесь найти приютДля войск моих, измученных борьбою, –Здесь, на земле, иль в воздухе вверху, –Хотя б пришлось из-за владений новыхЕще раз испытать, что можешь сделатьТы со своею всей нарядной ратью,Которая пригодна лишь на то,Чтоб вашему услуживать ВладыкеНа Небесах да сладко гимны петь,Перед Его престолом пресмыкаясь,На честный же едва ль способна бой».Ему ответил быстро Ангел-воин:«Сказать и тут же взять слова назад,Назвать разумным бегство от страданийИ тут же в оправданье привестиЖеланье отыскать приют для войска –Все это обличает не вождя,А гнусного лжеца, чья ложь открыта!Себя ты смеешь верным называть –Ты, Сатана? Какое оскверненьеСвятого слова – верность! Но кому жТы верен был? Своей мятежной шайке?Толпе врагов? По телу и глава!Из верности ль и твердой дисциплины,Из долга ли присяги боевойВы отказали все в повиновеньиТой Высшей Силе, признанной всем миром?И ты, ханжа коварный, что теперьЖелаешь покровителем свободыКазаться, – разве ты не больше всехВилял когда-то в Небе, пресмыкалсяИ обожал Небесного Царя,В себе надежду тайную скрываяЦарить, Его низвергнув, самому?Но вот что я скажу тебе, обманщик:Беги туда, откуда ты бежал,Иль, если ты еще в теченье часаПокажешься в святых пределах этих,Тебя я, в яму адскую в цепяхНизвергнув, припечатаю так крепко,Что больше ты не будешь преступатьЗатворов, для тебя чрезмерно слабых».Так он грозил, но Сатана, угрозНе убоясь и яростью пылаяЕще сильней, надменно возразил:«Ты о цепях тогда толкуй, надменныйПривратник-Херувим, когда я будуТвой пленник; впрочем, ранее тогоТягчайшее почувствуешь ты бремяОт рук моих сильнейших, хоть и носишьТы на крылах Небесного ЦаряИ с равными тебе, к ярму привыкнув,Впрягаешься охотно в колесницуПобедную, в которой, торжествуя,Он шествует по звездной мостовой».Пока он это говорил, зарделсяОгнем пурпурным ангельский отрядИ полукругом, точно полумесяц,Сомкнулася фаланга, наклонивЕму навстречу копья. Так ЦерерыГустое поле, зрелое для жатвы,Волнуясь, груз колосьев наклоняетТуда, куда их бурный ветер гнет,А земледелец мучится тревогой,Боясь, чтоб вместо зерен дорогихДля молотьбы солома не осталась.С другой же стороны, готовый к бою,Стоял, собрав все силы, Сатана,Отважно размахнувшись, неподвижный,Громадный, как Атлант иль Тенериф.Он упирался в тучи головою,На шлеме у него пернатый ужасГрозою веял, а в руке он нечтоПохожее в одно и то же времяНа щит и на громадное копье,Сжимал. Дела ужасные могли быСвершиться здесь: не только б Рай погиб,Но, может быть, и звездный свод небесныйКрушенье б потерпел, и все стихииСмешались бы в ужасном столкновеньи,Когда б Предвечный не предупредилУжасную ту битву, золотыеВесы свои поставив в Небесах,Которые мы видим ныне междуАстреею и Скорпионом; ОнНа тех весах все взвешивал созданьяСвои, когда творил, – и шар земной,И воздух, чтоб дать им равновесье,Впоследствии ж все взвешивал событья,Сраженья все и царства; и теперьДве тяжести на тех весах Он взвесил:Последствия от бегства СатаныИ, против них, исход той страшной битвы,И быстро вверх взвилась вторая чашаПод коромысло. Гавриил, узревТо знаменье, сказал Врагу поспешно:«Твою я силу знаю, Сатана,Как знаешь ты мою. Та и другая –Не наши: Небом нам они даны.Итак, безумно было б нам гордитьсяТем, что оружьем можем сделать мы:Не больше это, чем позволит НебоТебе иль мне, хоть я теперь вдвойнеМогуч, чтоб в грязь втоптать тебя. Чтоб в этомТы убедился, посмотри туда,Прочти свой жребий в знаменьи небесном,Где взвешен ты; там видно, как ты легок.Как будешь слаб, сопротивляясь мне».Враг посмотрел, свою увидел чашу,Поднявшуюся вверх, – и больше споритьНе стал; бежал он с ропотом глухим,И с ним бежали все ночные тени.Книга пятая
СодержаниеПриближается утро. Ева рассказывает Адаму свой беспокойный сон; ему этот сон не нравится, но он ее утешает. Затем они переходят к своим ежедневным работам. Их утренний гимн при входе в их беседку. Бог, чтобы отнять у человека возможность оправдываться, посылает Рафаила с целью увещевать его быть покорным, объяснить ему его свободу и указать на близость Врага – кто этот Враг и каков он и вообще все, что полезно знать Адаму. Рафаил нисходит в Рай; описывается его наружность. Адам, сидя у входа в свою беседку, издали видит его, идет к нему навстречу, приводит в свое жилище и угощает лучшими плодами, собранными Евой. Беседа их за столом. Рафаил исполняет данное ему поручение, рассказывая Адаму о его положении и о его Враге; по просьбе Адама он разъясняет, кто этот Враг и как он сделался таковым, начиная от первого его возмущения на Небесах и о поводе к этому возмущению: как он удалился со своими легионами на север и там убедил их восстать вместе с ним, причем соблазнил всех, кроме Абдиила, который сначала пытался отсоветовать его от этого предприятия и спорил с ним, а затем покинул Сатану.
Едва с востока утро золотоеПриблизилось на розовых стопах,Жемчужною росой обрызгав землю, –Как уж Адам проснулся, ибо сонИмел он легкий, порожденный чистымПищевареньем, испареньем нежнымОт скромной пищи; шелеста листовИль шепота ручья под нежной дымкойТумана предрассветного, когдаАврора хочет распустить свой веер,Иль пенья пташек утренних в кустахДовольно было, чтобы он проснулся.Тем более он удивлен был, видя,Что Ева не проснулась: беспокойноОна дышала, кудри разметав,С горящими щеками. Приподнявшись,Влюбленным взором, с нежностью сердечной,Смотрел Адам на эту красоту,Которая и в сне и в пробужденьиБыла особой прелести полна.Затем он кротким голосом, подобноЗефиру, обвевающему Флору[113],Ее руки коснувшися, сказал:«Проснись, моя красавица-супруга,Последняя, бесценная находка,Последний, самый лучший дар Небес,Мой друг и вечно новая мне радость!Проснись! Смотри: уже сияет утро,И нас зовут уж свежие поля;Встань, чтобы нам не пропустить восхода,Чтоб посмотреть, как пышно уж взошлиПосадки наши нежные, как дивноЛимонная вкруг роща расцвела,Что каплет с мирры и с травы душистой,Как все природы краски хороши,Как на цветке пчела уже уселасьИ сладкий сок старается извлечь!»Так он шептал – и разбудил супругу;Она же, взор со страхом на негоУставив и обняв его, сказала:«О ты, один, в ком думы все мои!В ком слава вся моя, все совершенства!Как рада видеть я твое лицо,Как рада я, что утро возвратилось!Ах, в эту ночь (такой еще донынеНе знала ночи я) не о тебеЯ грезила, как прежде, – если точноВсе то, что мне приснилось, были грезы;Я грезила не о работах дняМинувшего, не о труде на завтра, –Обида и смятенье снились мне,Каких до этой ночи беспокойнойНе знала я. Послышалось мне вдруг,Что кто-то, наклонясь мне близко к уху,Зовет меня – так ласково – гулять;Я думала, что это твой был голос.Он говорил: встань, Ева; что ты спишь?Так хорошо теперь, прохладно, тихо;Молчанье нарушает лишь однаНочная птица нежная, что в сладкомТомленьи песню страстную поет;Луны лик полный царственно сияетИ теням ночи прелесть придает.И для чего? Никто того не видит;Лишь небо смотрит тысячью очей;Но на кого смотреть природа жаждетВсего охотней, как не на тебя,Чей вид – всем радость, всем очарованье,Чья красота влечет к себе весь мир?На этот зов – как будто твой – я встала,Но не нашла тебя; и я пошлаТебя искать; одна блуждала долгоИ по путям каким-то вдруг пришлаЯ к Дереву запретному познанья.Оно прекрасным показалось мне –Прекрасней, чем я днем его видала,И я смотрела на него, дивясь.Тут кто-то рядом стал со мной – крылатый,Подобный видом жителям Небес,Которые являлись нам с тобою;С его кудрей струился ароматАмброзии. И он смотрел на древо.– О дивное растенье, – молвил он, –Как ты плодами чудными богато!Ужель никто тебя не облегчитОт бремени такого – не захочетНикто отведать сладости твоей?Никто – ни Бог, ни человек? УжелиПознанье так должны мы презирать?Что тех плодов вкусить мешает? ЗавистьИль осторожность тот запрет внушила?Но запрещай кто хочет: никомуНе дам я отстранить меня отнынеОт благ, тобой предложенных, – затемТы и растешь. И тут, не медля боле,Отважную он руку протянулИ, плод сорвав, его отведал. УжасСковал меня при дерзких тех словах,Поддержанных таким же дерзким делом,А он возликовал: о дивный плодБожественный! Сам по себе ты сладок,Но вдвое слаще, сорванный так смело!Мне кажется, что здесь он запрещенЛишь потому, что для богов он нуженИль может превратить людей в богов!И почему ж не превратиться людямВ богов? Добро, чем более оноРаспространится, тем обильней станет;Тем не унижен будет и Творец,А лишь получит более почета.Приди ж и ты, счастливое созданье,Прекрасное, как Ангелы Небес, –Воспользуйся и ты плодом тем, Ева!Блаженна ты – еще блаженней станешь,Хоть и не станешь лучше, чем была.Вкуси плода и будь с тех пор богинейСреди богов; не только на землеТы будешь жить, а воспаришь и в воздух,Подобно нам; потом и в НебесаПроникнешь ты, как это заслужила;Увидишь ты, как боги там живут,И заживешь там и сама, как боги.Так он сказал, и ближе подошел,И часть плода, которым так отважноОн овладел, к устам моим поднес.Приятный, вкусный аромат так сильноТогда мой голод возбудил, что мнеКазалось невозможным не отведатьПлода, – и я отведала его.И вдруг я с ним под облака взлетелаИ видела, как подо мной ЗемляПростерлась вдаль и вширь неизмеримо,Открыв разнообразные виды;И я дивилась своему полетуИ возвышенью дивному. Но вдругИсчез мой спутник, я же вниз упалаИ погрузилась вновь в глубокий сон.О, как теперь я рада, что проснуласьИ что все это было лишь во сне!»Так рассказала Ева все, что былоС ней ночью. Грустно молвил ей Адам:«Друг милый, совершеннейший мой образИ половина лучшая моя!Не менее, чем ты, и я взволнованТревогами твоими в эту ночь,И весь твой сон не нравится мне странный:Боюсь, что происходит он от Зла.Откуда бы, однако, Злу явиться?В тебе его быть не могло: ты чистойСотворена. Но знай, что есть в душеСпособностей немало низших; разум –Их вождь, а вслед за ним воображеньеВладеет ими. От предметов внешних,Которые пять чувств во время бденьяВоспринимают, создает оноНам образы – воздушные виденья;Соединяя их иль разделяя,Наш разум строит все, что утверждатьИль отрицать мы можем, образуяТо, что зовется знаньем или мненьем;Когда ж природа отдыхает, онВ свое жилье отдельное уходит.И вот порой, в отсутствие его,Ему воображенье подражает,Но, образы некстати съединив,Смятенье лишь нередко производит –Особенно во снах, – в словах и делеПеремешав прошедшее с позднейшим.Мне кажется, подобное же сходствоЯ нахожу меж этим сном твоимИ нашею беседой накануне,Хотя и с неким странным прибавленьем.Но не грусти о том: нередко ЗлоПриходит Богу или человекуНа ум и, не одобрено, опятьУходит прочь, не оставляя вовсеНи пятен, ни ущерба за собой.Так и теперь питаю я надежду,Что то, чего страшилась ты во сне,Ты наяву решительно отвергнешь.Не бойся же, не омрачай печальюТы этот взор, который должен бытьЯснее и приветливей, чем утро,Улыбкою встречающее мир!Пойдем теперь к занятьям нашим новымМеж свежих рощ, фонтанов и цветов,Открывших выход лучшим ароматам,Которые в них накопила ночьТебе на утешенье и на радость!»Так ободрял он милую супругу,И вскоре успокоилась она,Но все ж из глаз стряхнула по слезинке,Их поспешив кудрями отереть.Другие ж драгоценные две капли,Которые стояли в тех очах,Как в хрустале прозрачном, поцелуемОн снял как знак ее печали нежнойИ страха пред грозившим ей грехом.Так прояснилось все, и снова дружноОни стремятся в поле; но сперва,При выходе из-под тенистой крыши,Когда блеснул пред ними свет дневнойИ показалось солнце, лишь недавноВзошедшее над краем океана,Послав свои росистые лучиВдоль по Земле, во весь восток широкий,К полям счастливым Рая и Эдема,Они склонили головы своиИ начали обычные молитвы,Которые, как утреннюю дань,Они всегда усердно возносилиВ различной форме. Слов разнообразье,Как и восторг священный, украшалиНепроизвольно их хвалу Творцу;Сама собой у них слагалась песняИ красноречье сладкое лилось,С их уст легко то прозой, то стихами,Звучнее лютни или арфы нежной:«Твои все это славные дела,Отец добра, Владыка Всемогущий!Твое созданье этот чудный мир, –О, как же должен сам Ты быть чудесен!Неизреченный, выше всех НебесТы восседаешь; Ты для нас невидим,Иль слабо лишь Тебя мы узнаёмВ делах Твоих малейших, – но и в этомТвоя нам благость вечная видна,Которая превыше наших мыслей,Как вечное могущество Твое!О, говорите те, кто лучше может,Чем мы, Его поведать, – дети света,Вы, Ангелы! Вы видите Его,Вы славите Его вокруг престолаСвятой небесной песнью день и ночь!Вы, на Земле и Небе все созданья,Соединитесь, чтоб Его хвалить!Пусть в той хвале Он первый, и последний,И средний будет – вечно, без конца!И ты, из звезд прекраснейшая, ночиПоследнее звено иль, лучше, первыйВосхода вестник, верный дня залог,Венчающий кружком своим блестящимУлыбку утра, восхваляй ЕгоВ своей ты сфере в сладкий час рассвета!И ты, о солнце, око и душаВселенной, громко о Его величьиСвидетельствуй, звучи Ему хвалойВ своем теченьи вечном – при восходе,На высоте зенита, на закате!И ты, луна, которая то солнцеВстречаешь при восходе, то бежишьС толпою неподвижных звезд, влекомыхДвиженьем и вращеньем небосвода,И вы, пять прочих странствующих звезд,Свершающих таинственный свой танецВ гармонии чудесной, воспевайтеХвалу Тому, Кто свет воззвал из тьмы!Ты, воздух, вы, все прочие стихии,Старейшее рожденье недр природы, –Вы в непрерывном беге четверном,В смешении своем разнообразномДающие питанье всем вещам, –Всегда Творца великого хвалите!Вы, влажные туманы и пары,Что серыми вздымаетесь волнамиС дымящихся озер иль с гор высоких,Пока вас солнце не позолотит, –Вздымайтесь в честь Создателя вселенной,Чтоб свод небесный тучами одетьИль пасть дождем на жаждущую сушуИ тем хвалу Великому воздать!Вы, ветры, с четырех углов вселеннойНесущие дыхание свое, –Его хвалите тихо или громко!Вы, сосны исполинские, качайтеВершинами и с вами все растенья,Главу свою склоняя перед Ним!Вы, ручейки, в своем журчащем бегеПрозрачных струй мелодией живоюГремящие, – Его хвалите вы!Вы, все живые души в этом мире,Свои соедините голоса!Вы, птицы, чьи восходят песнопеньяДо врат небесных, – на своих крылахК Нему свою хвалу вы возносите!Вы, твари все, скользящие в воде,Иль по полям шагающие статно,Иль по земле ползущие внизу, –Свидетелями будьте – воспевали льЕму хвалу мы вечером и утром,В долинах, на холмах иль у ручьевВ тени дерев, дабы Его прославить!Хвала Тебе, Владыка всей вселенной!О, будь столь благ, чтоб дать нам лишь добро!И если Зло к нам в эту ночь прокралось,Рассей его, как свет рассеял тьму!»Так оба, непорочные, молились,И в мысли их мир прочный низошел,И обрели они покой желанный.Затем они к своей работе сельскойСпешат, меж трав росистых и цветов,Туда, где плодоносные деревьяСвои чрезмерно ветви распростерлиИ где была нужна работа рук,Чтоб помешать излишнему сплетенью,Иль где потребно было виноградОбвить вкруг ильма: нежно, как супруга,Он обнял крепкий мужественный стволИ кисти вкруг росистые развесил,Плодом усыновленным украшаяЕго сухие ветви. МилосердноВзирал на них великий Царь Небес.И вот к Себе призвал Он Рафаила,Общительного духа, что когда-тоСопровождал Товию[114] и егоОт смерти спас в опасном браке с девой,В замужество вступавшею семь раз.«Ты слышал, Рафаил, – сказал Предвечный, –Что Сатана, из Ада ускользнувИ долгий путь пройдя сквозь бездну мрака,Творит в Раю, – как ночью он смущалЧету людей, как в их лице намеренОн разом погубить весь род людской.Иди ж и проведи как друг в беседе,В Раю с Адамом половину дня.Его ты встретишь там в тени беседки,Куда, чтоб зной полудня переждатьИ отдохнуть там от труда дневного,А также чтоб поесть или уснуть,Придет он. Поведи свою беседуТак, чтобы понял он, сколь он блаженИ что блаженством этим он владеетВполне свободно, волею своей;Скажи ему, что так как эта воляСвободна, то изменчива она;Остереги его, дабы не слишкомСебя он в безопасности считал;Открой ему, напротив, всю опасностьИ от кого ему она грозит;Открой ему, кто Враг его, которыйОтпал недавно от Небес, а нынеСтремится, чтоб другие точно так,Как он, свое утратили блаженство.Насильем? Нет, в том встретит он преграду:Коварством, ложью действовать он будет.Об этом всем дай человеку знать,Чтоб он, по воле собственной нарушивСвятой завет, не мог потом сказать,Что был застигнут он врасплох, что не былПредупрежден иль предостережен».Так говорил ему Отец наш ВечныйИ тем всю справедливость совершил.Святой же Ангел, выслушав веленье,Его немедля начал исполнять.Средь тысячи блестящих Духов Неба,Стоял он, крылья пышные своиСложив вокруг себя; легко вспорхнул онИз их среды и быстро полетелСквозь Небеса; все ангельские хорыПовсюду расступились перед ним,Путь открывая через эмпиреи.Вот он домчался до небесных врат,И перед ним они раскрылись самиНа золотых своих петлях – так дивноБожественный их Зодчий сотворил.Ни облачком, ни звездами отсюда –Ничем его не заслонялся взор,И Землю он перед собой увидел,Хоть малою казалася она,Подобная другим блестящим сферам, –Узрел на ней и Божий сад, и кедры,Венчавшие высокие холмы.Ее ясней он различал, чем ночьюМог Галилей, смотря в свое стекло,Увидеть то, что он считал за страныИ области на светлом лунном диске,Ясней, чем лоцман видит средь ЦикладПятном туманным Самос или Делос,Вдали встающий. Наклонясь вперед,Летит он быстро сквозь эфир небесныйСреди миров; вот рассекает онПолярный ветер быстрыми крылами;Вот реет он уж в воздухе земномНа высоте орлиного паренья,И на него вокруг дивятся птицы:Он фениксом является меж них[115]Единственным, который, пепел свойНеся, летит в египетские Фивы,Чтоб схоронить его во храме солнца.Вот он уже спустился на утесВосточный Рая, образ свой обычныйПриняв: шестикрылатый Серафим,Со всех сторон он осенен крылами,Из коих два, с его широких плечСпускаясь, пышной мантиею царскойЕму роскошно одевали грудь,Другие два легли, как звездный пояс,Вкруг чресл его, покрывши их и бедра,Как разноцветный золотистый пух,А третья пара покрывала ноги,От пяток исходя, кольчугой нежнойИз перьев, светлых, как лазурь небес.Так он стоял, подобный сыну Майи[116],И оперенье отряхал свое,Небесное вокруг благоуханьеРаспространяя. Ангелы, на стражеСтоявшие, тотчас его узналиИ с почестями встретили его,Согласными с его высоким саномИ порученьем Господа ему:Им было ясно, что за неким деломВеликим он ниспослан. Их шатрыБлестящие он миновал и вскореВошел в благословенные поляЧрез рощи мирры, кассии и нарда,Струившие бальзам из всех цветов;Здесь роскошью безумною природаБлистала в первой юности своей,И девственной фантазией играла,И расточала сладости вокругБез всякого числа и без расчета.Адам увидел издали егоСквозь лес душистый, сидя у беседкиВ тени, при входе; солнце в этот час,В зенит поднявшись, жаркими лучами,Казалось, проникало в глубь землиИ согревало даже свыше меры.Внутри ж беседки Ева в это времяГотовила обед из разных сочныхПлодов, дающих аппетит здоровый,И, чтобы жажду утолить, питьеИз сладких соков, молоку подобных,Различных ягод и из винограда.Ее окликнул радостно Адам:«Иди сюда, смотри скорее, Ева!Вот вид, достойный зренья твоего!Смотри, какое чудное виденьеПодходит к нам по этому пути, –Как будто бы второе солнце в полденьВзошло! Быть может, новую приноситНам заповедь небесный тот посолИ удостоит нас быть нашим гостем.Иди же – все, что лучшего в запасеИмеешь ты, обильно собери,Чтоб с честью принят был небесный странник.Прилично нам даятелю воздатьЕго деяньем, щедро уступая,Что щедро нам дано; природа здесьРоскошно множит рост свой плодоносный,И чем ее мы больше облегчимОт бремени, тем даст плодов нам больше:Она велит запасов не жалеть!»«О мой Адам, – ему сказала Ева, –Комок земного праха, освященныйИ одухотворенный Богом! МалыйДостаточен запас, когда вокругВ любое время и на каждой ветвиВисят повсюду зрелые плоды,За исключеньем разве тех, что лучшеСтановятся от сохраненья, илиТех, коих сок чрезмерно водянистИ от броженья портится. ОднакоЯ поспешу сорвать со всех дерев,Со всех растений самый лучший выборПлодов и сочных овощей, чтоб могГость ангельский наглядно убедиться,Что на Земле свои рассыпал благаБог столь же щедро, как и в Небесах».Так говоря, поспешно обратиласьК своим делам хозяйственным она,Полна забот, чтоб выбрать угощеньеКак можно лучше и в таком порядке,Чтоб вкус один другому не вредил,Чтоб кушанья не портили друг друга,Плохим соединеньем, но, напротив,Ласкали б вкус приятной чередой.Итак, она старается, срываяСо всех ветвей все, что дает Земля,Мать общая, – что в Индии ВосточнойИль Западной она приносит нам,На берегах Понтийских или Пунийских[117]Иль там, где Алкиной[118] царил, – плодыВозможных всех сортов – то с жесткой кожей,То с мягкою, то с длинно-волосистой,То в скорлупе – и щедрою рукойВсе ставит их на стол; а для напитковИскусно выжимает виноградИ безобидный муст готовит, такжеРазнообразных ягод сладкий сокИ молоко растительное, ловкоПлодов различных косточки разбив.Есть у нее и чистые сосудыДля этих всех напитков. НаконецСпешит она душистыми ветвямиИ розами устлать беседки пол.Меж тем великий праотец наш общий,Поднявшися, пошел навстречу гостю,Неся богоподобному привет.Он шел один, без всякой свиты, кромеСвоих природных совершенств: он сам.В себе самом носил свой сан высокий,Торжественней, чем скучная вся пышностьКнязей, с их длинной свитою коней,Ведомых за узду, и слуг в одеждах,Покрытых златом, чтобы ослепитьТолпу, на них взирающую жадно.Приблизившись, Адам хотя без страха,Но с кротким подчиненьем и почтеньемСклонился перед высшим существомИ молвил: «Ты, я вижу, небожитель:Не кто иной, как жители Небес,Не обладает образом столь дивным;И так как ты с престола в НебесахСошел сюда в блаженные селенья,Своим их посещением почтив,То удостой у нас двоих, которымВсевышний дал край этот во владенье,Провесть отдохновения часыВ тенистой той беседке и отведатьВсе то, что сад нам лучшего дает,Пока спадет полудня зной великийИ солнце, ниже к западу сойдя,Нам принесет желанную прохладу».И доблестный ответил Ангел кротко:«Адам, затем сюда я и пришел;Притом ты создан так и обитаешьВ таком блаженном месте, что достоинК себе небесных Духов приглашать.Пойдем с тобою в тень твоей беседки;Весь день, пока к нам вечер не придет,Я быть могу с тобой». И вот в древесныйПриют они пришли, который им,Как дерево Помоны[119], улыбалсяИ ароматом сладостным дышал;Его собою украшала Ева,Одетая лишь собственной красой,Прекраснее стократ, чем Нимфы лесаИль три богини, в наготе своейНа древней Иде спорившие гордо[120].Приветствуя посланника Небес,Она нужды в одежде не имела,Как добродетель чистая, и мыслиНескромные не красили ланит.Ей Ангел произнес привет священный –Такой, который много лет спустяУслышала Пречистая Мария,Вторая Ева: «Радуйся, о матьЛюдского рода! Плодоносным чревомСвоим ты миру больше дашь сынов,Чем эти все плоды разнообразныхДревес Господних на твоем столе!»Обширный стол составлен был из дерна.Сиденья были мшистые вокруг,А на столе обильно возвышалосьВсе то, что осень щедрая дает:Здесь, впрочем, и весна и осень дружноВ дарах участье принимали. КраткийПеред обедом велся разговор,Без опасенья, что обед простынет;Затем сказал наш праотец: «НебесныйНаш гость, отведай разнородных благ,Которые Земля дает без мерыНа пропитанье и в усладу намПо повеленью нашего Кормильца,От Коего исходит все добро.Быть может, пища эта и безвкуснаДля Духа, но другой не знаю я:Ее лишь всем дает Отец Небесный».Ему ответил Ангел: «ПотомуТо, что дает Он (да поется вечноХвала Ему!) на пищу человеку,Который сам отчасти также Дух,Пригодно в пищу и чистейшим Духам,И требует подобной чистой пищиБесплотное настолько ж существо,Как существо разумное людское.В том и другом немало низших естьСпособностей и чувств; то и другоеСпособно видеть, слышать, обонятьИ осязать, имеет вкус и в тело,Переварив, употребляет пищу,А после, превращенье претерпев,Телесное становится духовным.Знай: все, что Богом создано, должноПоддерживаться пищей; элементыГрубейшие тончайшим на питаньеИдут: земля собой питает воду,Вода и суша – воздух; воздух кормитСобой огни небесные, и низшийИз них – луну; когда на лунном ликеТы видишь пятна, это след нечистыхПаров земных, которые ещеВ субстанцию луны не превратились.И месяц также испаряет пищуС сырого шара в высшие миры:А солнце, всем им свет свой уделяя,Питается от влажных их паровИ каждый вечер трапезу вкушает,Спускаясь в океан. Хоть в НебесахАмброзией цветут деревья жизниИ нектара исполнен виноград,Хоть каждый день мы утром собираемСо всех ветвей медовую росуИ перлами усеяна там почва,Но Бог и здесь, по благости Своей,Рассыпал столько новых наслаждений,Что можно их с небесными сравнить.Поэтому не думай, что способенТвоим я угощеньем пренебречь».Затем, за стол усевшись, приступилиОни к еде; и Ангел также ел –Не кажущимся образом, для виду,Как богословы любят толковать:Он обнаружил настоящий голодИ с аппетитом пищу поглощал,Дабы ее усвоить; проникаетОна легко и быстро в тело духов.И удивляться этому нельзя,Коль скоро мы припомним, что алхимикОгнем углей коптящих превращает –Иль думает, что может превратить, –Металлы, из руды простой и грязнойДобытые, в сверкающее злато.Нагая Ева, за столом служа,Им сладостями кубки наполняла.О милая невинность, райской сениДостойная! Теперь, как никогда,Заслуживать могли бы извиненья,В тебя влюбившись, Божии сыны!Но в их сердцах любовь без страсти плотскойЦарила; ревность им была чужда,Которою любовник оскорбленныйТерзается, в ней Ад свой находя.Когда ж они питьем и вкусной пищейНасытились, себя не отягчив, –Тотчас же мысль явилась у Адама –Не упустить благоприятный случайБеседы этой важной, чтоб узнатьПобольше о делах иного мира,О жизни тех, которые егоВо всем столь выше, чей лучистый образБожественным блистает отраженьем,Чьи дарованья высшие и силыСтоль превосходят силы человека.И вот к слуге высокому НебесТакую речь он скромную направил:«Сожитель Бога! Ныне вижу я,Как человека ты почтил любовью.Сюда, под кровлю низкую мою,Ты снизошел, земных плодов отведал;Хоть пища та – не ангельская, все жЕе с такою принял ты охотой,Что, кажется, небесные пирыТебя насытить лучше не могли бы, –А как их можно с нашими сравнить?»Ему ответил иерарх крылатый:«Адам, единый Всемогущий есть,От Коего все вещи происходятИ снова возвращаются к Нему,Коль от добра они не отвратятся.Все совершенным создано, из общейМатерии первичной, в разных формахИ степенях субстанции иль жизни, –Но тем духовней, утонченней, чище,Чем ближе по природе к БожествуИль чем к Нему усерднее стремитсяВ своей особой деятельной сфере.Таким путем духовной высотыИ тело может достигать по мереСпособностей своих. Так от корнейЗеленый стебель высшего устройстваВосходит вверх; он производит листьяЕще воздушней; наконец даетЦветок прекрасный, в высшем совершенствеСтруящий свой духовный аромат;Цветок и плод, как пища человека,В нем достигая высших степеней,Претерпевают дальше превращеньеВ дух жизненный, животный и разумный:Так жизнь и чувство создают они,И пониманье, и воображенье;От них душа имеет разум свой,Притом двоякий: или к рассужденьюОн больше склонен, или к созерцанью;Вам первое присуще, нам – второе;Различие лишь в степени, а суть –Одна у них. Итак, не удивляйся,Что вещи, Богом посланные вамНа благо, я, как вы, не отвергаю,А ем и также превращаю в телоМое. Придут, быть может, времена,Когда и люди с Ангелами вместеЖить будут и привыкнут к их еде,Найдя ее не слишком легкой пищей;Быть может, под влияньем пищи этойИ ваше тело превратится в духИ, окрылясь, как мы, в эфир небесныйПоднимется иль будет обитать,По выбору, здесь иль в Раю небесном.Возможно это, если сохранитеПокорность вы и верную любовьСыновнюю к Тому, Чьи вы созданья.До тех же пор спокойно наслаждайтесьБлаженством всем, которое вместитьВы можете в блаженном этом месте,Пока у вас на большее нет сил».И патриарх людей ему ответил:«Дух благосклонный, милосердый гость!Ты дивно описал мне путь, которымРасширить наше знанье можем мы;Ты разъяснил мне лестницу природыОт центра до окружности ее,По ступеням которой, в созерцаньяСозданий Божьих, к Богу восходитьМы понемногу можем. Но скажи мне,Что значит это предостереженье –Что мы должны покорность сохранить?Как можем мы не сохранить покорностьТому иль позабыть любовь к Тому,Кто сотворил нас из земного прахаИ поселил в таком чудесном месте,Где мы блаженны выше меры, – больше,Чем мы желать могли бы иль мечтать?»Тут Ангел молвил: «Сын Земли и Неба,Внемли моим словам. Своим блаженствомТы Господу обязан; если сможешьБлаженство это сохранить, то будешьОбязан тем себе лишь одному,Через свою покорность: помни это!О том тебя предупреждаю я.Тебя Бог создал, правда, совершенным,Однако же не неизменным; правда,Ты по природе добр, но сохранитьТу доброту в твоей полнейшей власти.Свободною владеешь волей ты,Нет над тобой судьбы, тебе безвестной,И нет необходимости слепой.Покорности Бог хочет добровольной,Не принужденной, коей никогдаНе примет Он; подумай, в самом деле,Как могут несвободные сердцаБыть в верности испытаны? Как можетСлужить Ему охотно тот, чья воляСудьбой заране определенаИ выбора в поступках не имеет?Я сам и Силы ангельские все,Сидящие пред Богом на престолах,Блаженны точно так же, как и вы,До тех лишь пор, пока Ему покорны,И нет иной опоры нам! Мы служимЕму свободно, ибо любим мыЕго вполне свободно; в нашей воле –Любить Его иль не любить, держатьсяЕго – иль пасть. И некие уж пали,Ему покорность преступив, и былиНизвергнуты с Небес в глубокий Ад.О страшное паденье! От такогоБлаженства – и в такую бездну бед!»Ему сказал великий прародитель:«Божественный наставник! Слушал яТвои слова с вниманьем глубочайшимИ с большим наслаждением, чем пеньеНочное Херувимов на холмахОкрестных; знаю также, что я созданВполне свободным в воле и в поступках;Но все же я уверен был всегда,Уверен и теперь, что не забудемМы никогда к Создателю любвиИ что повиноваться будем вечноЕдиному, Которого веленьяСтоль праведны. Но то, что ты сказалО происшедшем в Небесах, сомненьяВнушает мне; желал бы я услышатьПоболее, коль согласишься ты,О тех событьях. Странно и чудесноДолжно быть это; выслушана бытьВ безмолвии глубоком эта повестьДостойна. Но пред нами – долгий день:Окончило едва лишь половинуСвоей дороги солнце и теперьПуть остальной едва лишь начинаетПо кругу необъятному Небес».Так умолял Адам; и Рафаил,Немного поразмыслив, согласился:«Великого, о первый из людей,Ты просишь у меня; к задаче труднойИ грустной мне придется приступить.Как рассказать в словах, для человекаПонятных, все дела незримых духовВраждующих? Как расскажу без горяО гибели столь многих, прежде славныхИ совершенных до паденья их?Как, наконец, открыть и выдать тайныИного мира – и законно ль это?Но ради блага твоего готовРешиться я на это; то, что вышеЛюдского пониманья, постараюсьТебе я объяснить, уподобляяДуховное телесному; а впрочем,Земля, быть может, только неба тень,И более небесное земномуПодобно, чем привыкли думать вы.«Еще мир этот не существовал;Хаос царил в местах, где ныне НебоВращается и где теперь ЗемляПодвешена за центр. И вот однаждыВеликий год небесный день принес(Затем, что даже в вечности движеньеВо времени свершается и меритОно собой все временные вещиПрошедшим, настоящим и грядущим) –День роковой, когда высокий зовВластителя все ангельские ратиПред троном Всемогущего собрал.Со всех концов Небес они явились,Бесчисленны, с начальствами своими,В блистательном строю. Подъяты пышно,Сверкали мириады мириадХоругвей и знамен высоких, веяНад ними и собою означаяДеленье на подвластные отрядыИ степени; носили те знамёнаБлестящие – святые знаки делИ подвигов великих, совершенныхЛюбовию и ревностью святой.Когда в неописуемо громадномПространстве, круг за кругом, обступилиОни Его сияющий престол,С горы высокой пламенной, которойВершина так сияла, что былаНевидима, Отец наш Бесконечный,Имея одесную во блаженствеБожественного Сына, нам изрек:«Вы, Ангелы, внемлите, дети света,Престолы, Власти, Доблести и Силы,Навеки непреложный Мой завет:Сегодня я родил Того, кто будетМоим Единым Сыном называться;Его на сей святой горе на царствоПомазал Я; Он будет одеснуюМеня сидеть; Он будет ваш Глава;И Я дал клятву пред Самим Собою,Что будут все пред Ним на НебесахСклонять свои колена, признаваяЕго навеки Господом своим.Он – Мой наместник; под Его правленьемЕдиною все слейтеся душойВ блаженстве вечном. Тот, кто непокоренЕму, – Мне непокорен; тот нарушилНавек союз священный между нами,Отпал от Бога он и лицезреньяБлаженного; низвергнут будет онВо тьму и бездну и томиться будетТам вечно, без возврата, без конца!»Так говорил нам Всемогущий; всеми,Казалось, речь одобрена была, –Казалось так, на деле же – не всеми.Как и другие праздничные дни,День этот проведен был в песнопеньяхВокруг горы священной той и в пляскахМистических, скорей всего подобныхДвижениям планет на небосводеИ прикрепленных звезд на нем: так сложны,Запутанны они, так сплетены,Что в них как будто вовсе нет порядка, –Однако же тем правильней они,Чем кажутся неправильней. При этомТакие песни сладкие звучалиБожественной гармонией, что имСам Бог внимал с великим наслажденьем.Вот наконец и вечер подошел(На Небесах у нас есть также вечерИ утро, ради смены, нам приятной,Хотя необходимости в том нет), –И после пляски к сладкому обедуОхотно приступили все: повсюду,Где их круги стояли, вдруг явилисьСтолы и пища Ангелов на них;Пурпурный нектар там сверкал в сосудахЖемчужных иль алмазных иль из златаМассивного, и дивное виноНебесных виноградников струилось.Возлегши на цветах и увенчавГлавы цветами, пили и вкушалиОни в своем блаженном единеньи,Бессмертием и радостью дыша,Не пресыщаясь, ибо полной меройИзбыток служит там, перед лицомВладыки Всеблагого, эти благаДарившего им щедрою рукойИ радостно взиравшего на радость.Вот ночь уже спустилась в облаках,Амброзию струивших, от вершиныГоры высокой Божией, откудаИ свет и тень исходит; изменилоСвой лик блестящий небо в полусвет,Приятный взору (темным не бываетТам покрывало ночи), – отдых снаНа всех спустился розовой росою(Лишь око Бога никогда не спит);По всей равнине, вширь и вдаль, – обширней,Чем если бы весь этот шар ЗемлиВ одну развернут плоскость был (громадныВладенья Бога), – ангельские рати,В бесчисленных отрядах и полках,Расположили лагерь вдоль теченьяЖивых потоков, меж деревьев жизни;Равнина вдруг покрылась без числаШатрами и беседками, в которых,Обвеяны прохладным ветерком,Спокойный сон свой Ангелы вкушали.Не спали только те, кто вкруг престолаВсевышнего по очереди пелиХвалебный дивный гимн Ему всю ночь;Не спал и Сатана (зови отнынеЕго ты этим именем: иноеНосил он прежде имя, но егоНа Небесах с тех пор не произносят).Один из первых, если не первейшийОн был среди Архангелов, великМогуществом, благоволеньем БогаИ чином выдающимся своим,Но завистью был отягчен глубокойК Божественному Сыну, в этот деньПочтенному Отцом Своим великим,Который объявил Его Царем,Помазанным Мессиею; дух гордыйНе мог такого зрелища снестиИ счел себя обиженным; глубокойДосадою и злобой он проникся;И вот, как только полночь принеслаВсеобщий сон отрадный и молчанье,Решился он, собрав все легионыСвои, покинуть гордо этот край,С презреньем удалиться от престолаВсевышнего, покорность преступив;И, разбудив ближайшего по чинуК себе, повел такую тайно речь:«Спокойно спишь ты, дорогой товарищ?Ужель твои смежает веки сон?Ужели ты забыл, что за веленьеСлетело с уст Всевышнего вчера?Ты поверять свои привык мне думы,Как я всегда свои тебе вверял;Когда не спали, были мы согласны, –Ужели сон теперь нас разлучит?Даны, как видишь, новые законыТем, кто царит; у тех, кто подчинен,Должны и мысли новые возникнуть,И вновь теперь мы обсудить должны,Что, может быть, произойдет отныне.Подробнее об этом говоритьНебезопасно здесь; сбери ж скорееСтарейшин всех от этих мириад,Которыми начальствуем мы оба,И сообщи приказ им мой: спешить,Пока не снят покров тенистой ночи,Со всеми, чьи знамена мне покорны,В край северный, в подвластную нам область,Чтоб обсудить и приготовить тамПрием достойный нашему Мессии,Великому Царю, и восприятьЕго веленья новые; все царствоОн, торжествуя, будет обходитьИ нам дарует новые законы».Так говорил ему Архангел лживыйИ подчинил влиянью своемуЗловредному доверчивую душуСоратника, который стал сзыватьПо одному правителей подвластныхИ рассказал, что слышал: что верховныйГлава велит поднять великий стягИ выступить в поход, пока не снятыС небес покровы темноты ночной.При этом он им объяснил причинуРаспоряженья этого, а такжеВ них постарался ревность возбудитьДвусмысленною речью и разведатьИх верность иль невинность совратить.Но все они повиновались сразуВелению и зову своегоВеликого властителя: недаромВеликое он имя в НебесахИмел и чином был весьма возвышен.Лицо его влекло их за собой,Как утренней звезды сиянье мощноВлечет рой звезд; итак, он хитрой ложьюСумел увлечь треть воинства Небес.Но Вечное Недремлющее Око,От коего и самым сокровеннымНельзя укрыться мыслям, с высотыСвятой горы, где ночью золотыеСветильники сияли перед ним,Увидело, без помощи их света,Какой назрел мятеж, кем поднят он,Распространен между сынами утраИ сколько их противится веленьюВысокому Его; тогда с улыбкойЕдинственному Сыну молвил Бог:«О Сын, в котором, в полном отраженьи,Я созерцаю славу всю Мою,Преемник всемогущества Господня!Дошло, пожалуй, дело до того,Что это всемогущество придетсяНам охранять, все средства испытать,Чтоб удержать Нам все, что Мы издревлеЗовем Своей Божественною Властью.Такой великий Враг восстал на Нас,Намереваясь свой престол высокийВоздвигнуть смело, с Нами наравне,На севере обширном; недоволенИ этим, он замыслил испытатьВ сраженьи Нашу силу, Наше право!Так будем же готовы отрядитьНа этот случай прочие все силы,Оставшиеся нам, чтоб отстоятьВсе достоянье Наше, чтоб внезапноНам не утратить Наш высокий сан,Святилище все Наше, Нашу гору».В божественном спокойствии ЕмуСын отвечал, невыразимо светел:«Отец Мой всемогущий! СправедливоВрагов Своих осмеиваешь Ты,Спокойною улыбкою встречаяИх праздные волненья и попытки.Они послужат к славе лишь Моей;Враги увидят царственную силу,Которая дана Мне, чтоб смиритьИх гордость; им грядущее покажет,Сумею ли осилить непокорных,Иль буду Я последним в Небесах».Так молвил Сын. На крыльях торопливыхУспел уже в то время СатанаУйти далёко с силами своими.Неслись они, бесчисленны, как звездыВечерние иль утренние; большеИх было, чем росы жемчужных капель,Которые на листьях и цветахСверкают утром при восходе солнца.Они прошли чрез области владенийПрестолов, Серафимов и Властей,Чрез области, с которыми в сравненьеТвои, Адам, владенья все не больше,Чем этот сад пред целою землейИ морем, если выпуклого шараПоверхность плоско выпрямить в длину.И вот, пройдя те области поспешно,Вошли в пределы севера они,И Сатана воссел там на престолеСвоем высоком, издали сверкавшем;Стоял престол тот на горе высокой,Сам как гора высокая на ней;На той горе, сверкая, возвышалисьРяды алмазных башен, пирамидИ золотых утесов. НазывалсяВ те времена дворец роскошный этот(Я выражусь на языке людей)Дворцом великим Люцифера; после ж,Стремясь сравниться с Господом во всемИ в подражанье той горе, с которойГосподь Царем Мессию объявил,Назвал он свой дворец Горой Собранья,Затем что здесь их полчища сошлись.Собрав своих приверженцев под видомЖеланья обсудить прием ВладыкиИ верности личиной клеветуПрикрыв, такую речь повел он ловко:«Престолы, Князи, Доблести и Власти!Великолепны эти ваши званья,Но я боюсь, что звуком лишь пустымОстанутся они с тех пор, как вышелПриказ, который отдает другомуВсю власть, Его поставив выше насПомазанником и Царем! За этимИ поспешили в полночь мы сюдаНа это неотложное собранье:Мы обсудить должны, как встретим мыЕго с почетом новым, непривычным;Придя сюда, коленопреклоненьяОт нас Он будет требовать – такойЕще мы дани не платили! ГнусноТак унижаться даже пред Одним, –Теперь вдвойне сносить должны мы это:Приходится равно служить отнынеЕдиному и образу Его!Иль, может быть, намеренья иныеНас укрепят? Не попытаться ль намЯрмо, на нас возложенное, сбросить?Хотите ли вы головы склонить,Согнуть свои покорные колена?Нет, не хотите, – если знаю васИ если твердо помните вы сами,Что вы – сыны и жители Небес,Которых в рабстве не держал донынеНикто; и если вы не все равны,То всем дана вам равная свобода:Чины и званья не противны ей –Вполне, напротив, с нею совместимы.Какой же разум и какое правоНас подчинить Монарху одному,Когда Ему мы все равны по праву?Быть может, меньше мы Его по силеИ блеску – но свободой мы равны!И как возможно ставить нам законы,Когда и без законов мы безгрешны?Тем менее за Господа считатьИ обожать Его для нас прилично:Все это оскорбительно для званийВысоких наших, громко говорящих,Что управлять должны мы – не служить!»Не возражая, этой дерзкой речиВнимали все, и только АбдиилВосстал единый между Серафимов:Никто с такою ревностью великойНе обожал Всевышнего, как он.Покорный Всемогущего веленьям,Он ревностью суровой воспылалИ загремел потоком речи гневной:«О лживое, надменное сужденье!О богохульство, коего никтоНе ожидал на Небесах услышать,И менее всех прочих от тебя,Неблагодарный, столь превознесенный,Стоящий выше всех твоих князей!Как смел ты в кривотолках нечестивыхСвятую волю Бога осудить,Которую Он объявил и клятвойНам подтвердил, что Сын Его ЕдиныйНад нами будет праведно царить,Что все должны на Небесах покорноПред Ним склонять колена в знак того,Что признают Его Царем законным?По мненью твоему, несправедливоПротиворечить праву – подчинятьСвободных нас каким-либо законамИ равному над равными царить,Могуществом владея несравненным?Что ж, Богу сам предпишешь ты закон?Начнешь ли ты с Ним спорить о свободе,С Ним, Кем ты сотворен, каков ты есть,Который сотворил все силы НебаТакими, как Ему угодно было,И всем им дал пределы бытия?Иль благость мы Его не испытали?Блаженство наше, наш высокий санДовольно убеждают нас, как нежноЗаботлив Он, как Он далек от мыслиУнизить нас, как хочет Он скорейВозвысить степень нашего блаженства,Нас под одним, ближайшим нам ГлавойОбъединив. Но пусть ты прав: допустим,Что равному над равными царитьНегоже. Что ж, ты сам, хотя великийИ славный, или ангельские СилыВсе вместе – разве можете сравнитьсяС Единородным Сыном, чрез Кого,Как чрез Свое властительное Слово,Отец Могучий сотворил весь мирИ самого тебя? Все Духи НебаИм созданы в их степенях блестящихИ славою увенчаны: ЕмуОбязаны своими именамиПрестолы, Князи, Доблести и Власти.И, царствуя, Он их не помрачит,А лишь прославит, будучи ГлавоюИх, как один из нашего числа;Его законы – наши же законы,И почесть, что Ему мы воздадим,Нам к чести будет. Прекрати же яростьПреступную свою; не соблазняйДругих; спеши гнев праведный умеритьОтца и Сына, чтоб, пока не поздно,Прощение ты мог у Них обресть».Так говорил отважно пылкий Ангел;Но ревностью своей он никогоНе убедил: нашли его сужденьеНесвоевременным, поспешным, странным.Отступник очень этому был радИ так ему сказал, еще надменней:«Ты говоришь, что созданы мы все,Притом и не из первых рук созданья,Что Сыну ту работу поручилОтец? Как это странно мне, как ново!Хотелось бы нам знать, откуда взялУченье это ты; кто, в самом деле,Свидетелем творенья был? Ты сам –Ты помнишь ли, как ты Творцом был создан?А что до нас – мы времени не знаем,Когда бы не существовали мыТак, как теперь; мы никого не знаем,Кто был бы раньше нас! Себе мы самиНачало дали; силою своейЖивотворящей сами мы восстали,Как только бег судьбы свершил свой кругИ подготовил зрелое рожденьеСынов эфира, жителей Небес!Могущество все наше – только наше;Научит наша смелая рукаВеликим нас делам; мы испытаем,Кто равен нам; тогда увидишь ты,Придется ль умолять нам о пощадеИ окружим ли мы всесильный тронМольбою иль осадой. Можешь этотСнести ответ Помазаннику; сам жеСкорей беги, чтоб худшего не ждать!»Так молвил он. Как шум глубоких вод,Пронесся глухо ропот одобреньяЕго словам по бесконечной рати;Но Серафим, отвагою пылая,Хотя один, врагами окружен,Ему ответил смело: «ОтчужденныйОт Бога и навек проклятый Дух,Забывший все добро и Им забытый!Уж вижу я, что решено твоеПаденье и твоей несчастной шайки,Которая в обман твой вероломныйВовлечена, заражена тобой,И преступлением твоим, и казнью!Теперь уж не заботься сбросить игоМессии – Бога; тех законов кроткихНе будешь удостоен ты; другогоВеления тебе не миновать!Отверг ты скипетр золотой с презреньем, –Придет железный, чтобы непокорствоТвое разбить, сломить! Ты мне даешьСовет бежать; совет хорош: спешу яБежать отсель, но не твоих угрозЯ опасаюсь, а бегу, покаместНе разразился гнев огнем внезапным,Который сгубит без разбора всех;Жди скоро на себя ударов громаИ страшного огня, что вас пожрет;Тогда, стеня, узнаешь, Кем ты созданИ Кто тебя сумеет истребить!»Так говорил им Абдиил отважный,Один, который верность сохранилСреди неверных, средь лжецов враждебныхБесчисленных; соблазна не приняв,Неколебим, бесстрашен он остался,Храня свою всю верность, всю любовь.И ни число их, ни пример нималоОт верности его не отвратили,Не изменили твердого сознанья,Хотя один стоял он против всех.Сквозь их ряды, презреньем их осыпан,Он долго шел и гордо выносилВсе их нападки, не страшась насилья;Отпор им дав, он спину повернулК их гордым башням, обреченным каре».Книга шестая
СодержаниеРафаил продолжает свой рассказ, как Михаил и Гавриил были посланы в бой против Сатаны и его Ангелов. Описывается первое сражение. Сатана и его Ангелы отступают под покровом ночи. Сатана созывает совет и изобретает дьявольские машины, которые на второй день битвы приводят Михаила и его Ангелов в некоторый беспорядок, но наконец они, сорвав горы, забрасывают ими войско и машины Сатаны. Так как тревога этим еще не кончается, то Бог на третий день посылает Мессию, Своего Сына, для Которого Он оставил славу победы. Мессия, в полном могуществе своего Отца, прибывает к месту сражения и, приказав легионам стоять спокойно, въезжает с громом на Своей колеснице в среду врагов и преследует их, бессильных сопротивляться Ему, до стен Неба; стены раскрываются, и враги в ужасе и смятении падают в уготованную им в качестве кары бездну; Мессия же с торжеством возвращается к Отцу.
«Всю ночь бесстрашный Ангел, без погони,Держал свой путь через равнины Неба,Пока перстами розовыми утро,Пробуждено свершившими свой кругЧасами, не открыло двери света.Есть в Божией горе, вблизи престола,Пещера, где то свет, то темнотаЖивут поочередно, создаваяПриятную тем смену в Небесах,И как бы день и ночь там производят;Когда уходит свет, в другую дверьПослушно входит мрак, чтоб в час урочныйПокрыть собою небо; впрочем, мракТам сумеркам земным скорей подобен.Теперь как раз сюда вступало утроВ небесной красоте, позлащеноСияньем эмпиреев; ночь бежалаПред ним, лучами яркими востокаПронзенная. Увидел АбдиилПеред собой широкую равнину,Покрытую воинственною ратью,Толпой несметной воинов блестящих,И колесниц, и пламенных коней;Вооруженьем все вокруг сверкало:Война, война готовилась пред ним –То самое, что он хотел как новостьЗдесь возвестить! Он радостно примкнулК союзным этим силам – с ликованьемИ громкими хвалами встречен ими,Единый между падших мириадНе падший, не утраченный для Неба.Они ведут его к святой гореПри кликах одобрительных, и ставятПеред престолом Вышнего, и слышатИз золотистой тучки кроткий глас:«Благую часть, служитель верный Бога,Избрал ты и победу одержалСлавнейшую; среди толпы мятежнойЗа истину один ты постоялИ защищал ее отважным словомСильнее, чем оружием. За то,Что ты ее открыто исповедал,Всеобщее понес ты поруганье,Которое труднее перенесть,Чем всякое насилье. Ты стремилсяЛишь правым быть перед престолом Бога,Хоть целые миры тебя превратноЗа то судили. Ныне одержиЛегчайшую победу: с этим войскомДрузей вернись к врагам с тем большей славой,Чем более тебя они клеймили,И силой тех сломи, кто отказалВ принятии разумного законаИ не признал царем своим Мессию,Который это царство заслужил.Иди же, Михаил, князь войск небесных,И ты, к нему по доблести ближайший,О Гавриил, – ведите в бой сыновМоих непобедимых, это войскоМоих святых в оружии блестящем;Их тысячи и миллионы будутРавны числом безбожной той толпеМятежников. Огнем их и оружьемБестрепетно разите; прогонитеПреступников на самый край Небес;От Бога и от вечного блаженстваНизвергните их всех в обитель кары,Вглубь Тартара, который уж раскрылСвой пламенный Хаос широкой пастью,Чтоб ею всех их, падших, поглотить!»Так говорил Владыки голос. ТучиОдели гору мраком; клубы дымаВились вокруг и пламя вырывалось,Тем возвещая пробужденный гнев,И загремел с вершины помраченнойЕще грознее звук эфирных труб.И вот по знаку этому все Силы,Стоявшие на стороне Небес,В квадрат соединившийся могучийНеоборимой крепости, пошлиВ молчании блестящих легионовПри звуках дивной музыки, вливавшейГеройский пыл в их смелые сердца,Имея во главе богоподобныхВождей, в защиту Бога и Мессии.Ничем не нарушался крепкий строй;Ни встречною горою, ни тесниной,Ни быстрою рекою их рядыНе разделялись: в высоте громаднойПоход их совершался, воздух несПоспешные шаги их без препятствий.Как некогда весь птичий род промчалсяВ порядке стройном на своих крылахЧерез Эдем по Божию призыву,Чтоб от тебя принять им имена, –Так мчался их громадный рой путямиНебесными, и много областейПрошли они, десятикратно больших,Чем вся Земля. Вот наконец вдали,От края и до края горизонта,Огнистая явилась полосаНа севере, воинственного вида;Приблизившись, увидели ониНад ней щетину из торчащих копийБесчисленных, и шлемов рой густой,И множество щитов разнообразныхС хвастливыми эмблемами. То войскоМятежное спешило СатаныВ свирепый свой поход: они мечталиВ тот самый день – в открытом ли бою,Или напав врасплох – взять гору БогаИ посадить вождя их, самозванцаИ Божия завистника, на трон.Но их мечты пустыми оказалисьИ ложными уже на полпути.Казалось, правда, нам сначала странным,Что Ангелы на Ангелов идут,Грозя друг другу встречею враждебной, –Те Ангелы, которые так частоНа торжествах блаженства и любвиЕдинодушно гимны воспевалиПредвечному Создателю, как детиЕдиного великого Отца;Но битвы шум уж начинался; резкийКлич нападенья положил конецВсем мирным мыслям. Посреди неверныхОтступник возвышался, будто бог,На солнечно-блестящей колеснице,Величия божественного образ,Толпою Херувимов окружен,Обставлен их щитами золотыми.Но вот он с трона пышного сошел:Осталось между их и нашим войскомЛишь узкое пространство, промежутокОпаснейший; лицом они к лицуСтояли, на огромном протяженьи,Грозящим строем. Перед авангардом,Еще в сраженье не вступившим, гордоОгромными шагами СатанаПрошел и стал, высокий и громадный;Алмазами и золотом сверкалоЕго вооруженье. Абдиил,Стоявший меж сильнейших и готовыйК отважнейшим делам, не мог снестиТакого вида гордого; бесстрашноТак рассуждал в душе он сам с собой:«О Небо! Сколько сходства со ВсевышнимЕще осталось в нем, хотя исчезлиЕго и честь и верность! Не должны льОтпасть его могущество и сила,Коль скоро добродетели уж нет?Не должен ли он, дерзкий, оказатьсяСлабейшим, хоть на вид необорим?На помощь Всемогущего надеясь,Я испытаю силу всю его,Как испытал его рассудок в споре,И лжив, испорчен оказался он;Конечно, будет справедливо, еслиТот, кто в защите истины был прав,Одержит и в сраженье верх и будетВ обоих состязаньях победитель.Конечно, этот способ груб, негожеРассудку с силой спорить; все ж, однако,Рассудок должен силу победить».Обдумав это, из рядов собратийОн выступил, на полдороге встретилОтважного Врага, в котором гневОт встречи той тем больше разгорелся,И так ему бесстрашный вызов бросил:«Попался ты, гордец? Ты возмечталСвоей достигнуть цели без препятствий,Неохраненным Божий трон найти;Надеялся, что все его покинутИз страха перед силою твоейИль под влияньем слов твоих могучих.Безумец! Не подумал ты, сколь праздныУгрозы Всемогущему оружьем!Он из вещей малейших без концаВсегда создать сумеет рать за ратью,Чтоб безрассудство низложить твое!Да и один, без помощи, Он можетСвоей все достигающей рукойОдним ударом вмиг с тобой покончитьИ рать твою низвергнуть в бездну тьмы!Притом ты видишь, что не все с тобоюИдут одним путем: довольно естьТаких, что ставят выше верность БогуИ чтут Его, хоть ты не видел их,Когда среди толпы тебе послушныхОдин, казалось, заблуждался я,Со всеми несогласный; ныне видишь,Как велико число со мной согласных;Итак, пойми, хоть поздно, что поройИ тысячи способны заблуждатьсяИ правы лишь немногие из них!»Ему великий Враг, скосив с презреньемГлаза, ответил: «Горе для тебя,Мятежный Ангел, для моей же мести,Тебя искавшей прежде всех, приятно,Что ты из бегства своего пришел,Чтоб получить достойное возмездьеОт вызванной тобой моей десницыИ первый мой удар принять за то,Что ты дерзнул безумными словами,Внушенными противоречьем, споритьС тем, что принять решила треть богов,Собравших свой синод для подтвержденьяВсех прав своих божественных. ПокаОни в себе божественную силуВсе чувствуют, не могут никогоОни признать на свете всемогущим.Но так как вышел ты вперед собратий,Гонясь за честью, чтобы я тебяНемного ощипал, то пусть пример твойПредтечей будет пораженья прочих.Я медлил только для того, чтоб этоТы знал и чтоб хвалиться ты не мог,Что я тебя оставил без ответа;Я полагал, что небо и свобода –Одно и то же для небесных Духов;Теперь же вижу я, что большинствоЛенивое избрать готово рабство,Слугами быть средь праздников и песен,И этих ты рабов вооружил;Что ж, пусть сразятся рабство и свобода:Их подвиги покажет этот день».Ему ответил Абдиил сурово:«Ты снова заблуждаешься, отступник,И заблуждаться вечно будешь тыС тех пор, как сбился с истинной дороги.Напрасно ты клеймишь названьем рабстваСлужение поставленному БогомГлаве и, через то, самой природе;Бог и природа нам одно и то жеВелят: вполне достойно, чтоб царилДостойнейший и выше был всех прочих.Напротив, рабством было бы служитьБезумцу иль тому, кто нападаетНа более достойного; рабыТе, кто тебе отныне служит; ты жеСам несвободен – раб своих страстей,Хоть нас бесстыдно попрекаешь рабством.Цари в Аду – там сколько хочешь правь,Меня ж оставь служить навеки БогуВ Небесном Царстве и в блаженстве вечном,Божественным велениям Его,Достойным послушанья, повинуясь.Но жди не царства, а цепей в Аду;Пока же от меня прими, которыйПришел, как ты сейчас сказал, из бегства,Привет на нечестивую главу!»Сказал – и, высоко взмахнувши славнымМечом своим, он с быстротою буриЕго на шлем обрушил СатаныТак быстро, что ни взор, ни помышленье, –Тем меньше щит врага, – предотвратитьТого удара не успели. РазомНазад на крупных десять он шаговПопятился, и только на десятом,Уже согнув колено, на копьеОгромное успел он опереться.Так оседает гордая гораС сосновым лесом, если вихрь могучийИль горные потоки подорвутЕе основы. Были изумленьемИ яростью мятежников вождиОбъяты, видя, как сражен сильнейшийИз них; а наши радостно вскричали,Увидя в том предвестие победы,И страстно в бой стремились. МихаилВелел подать архангельской трубоюЗнак к нападенью; в ширину НебесРазнесся звук ее, и рати верныхВсевышнему воскликнули: осанна!Противники не стали также медлитьИ также грозный свой сомкнули строй, –И разразилась яростная буря,И огласились криком Небеса,Неслыханным дотоле; страшный грохотОружья об оружье загремел,И завертелись бешено колесаВ бой полетевших медных колесниц;Ужасен был шум битвы; над главамиСражавшихся, свистя, летали тучиСтрел пламенных, и сводом из огняПокрыты были бившиеся рати;Под тем огнистым сводом друг на другаОни стремились бурно, нападаяС неистребимой яростью. ТряслисьОт грохота все Небеса, и если бВ те времена Земля существовала,До центра и она бы потряслась.И нечему дивиться тут: мильоныОтважных, сильных Ангелов в той битвеС той и другой сражались стороны,Из коих и малейший, без сомненья,Владеть бы мог стихиями земнымиИ силы их себе все подчинить;Насколько же была громадней силаБесчисленного войска против войскаТакого же! Она могла, конечно,Ужаснейший разгром произвестиИ разорить, коль не разрушит вовсеБлаженную отчизну – Небеса.Но Вечный их Владыка ВсемогущийИз области возвышенной своейВзирал на них и умерял их силы,Хотя число их было таково,Что даже каждый легион отдельныйБольшим казался войском, а по силеРавнялся каждый Ангел легиону;И хоть вожди на битву их вели,Но каждый воин сам вождем казался:Он знал, когда идти, когда стоять,Куда в разгаре битвы обратиться,Когда открыть, когда сомкнуть ряды.Никто о бегстве иль об отступленьиНе помышлял; никто не показалНичем, чтоб он чего-либо страшился;Сам полагался каждый на себя,Как если б только от него победаЗависела. Деянья вечной славыТут без числа свершались; великаБыла та битва и разнообразна:То на ногах сражалися они,То, в воздухе паря, заполонялиЕго собой, и весь он был в огне.Так долго шел их бой с успехом равным;Но наконец на помощь Сатана –В тот день творивший чудеса отваги,Не находивший равного себе –Направился к отряду Серафимов,Теснимому свирепым нападеньем.Уж издали он видел, как косилМеч Михаила, целые фалангиВрагов сражая; то взвиваясь вверх,Подъятое обеими руками,То опускаясь, лезвие егоОпустошало их ряды ужасно.Чтоб отвратить такое разрушенье,Свой щит спешил подставить Сатана,Огромный, крепкий, как утес, покрытыйАлмазными слоями десять раз.Заметив, что подходит он, АрхангелПрервал на время труд свой боевойИ радостно надеялся покончитьВойну междоусобную Небес,Сразив иль взявши в плен вождя неверных;И, обращая пламенный свой ликК противнику, такую речь он начал:«Виновник зла, неведомого преждеНа Небесах, пока ты не восстал,А ныне столь обильного! Ты видишь,Какую ненавистную борьбуТы возбудил средь братий! НенавистнаОна для всех, хоть бременем своимВсего сильней тебя она придавитИ всех своих приверженцев. ЗачемСмутил ты мир Небес благословенныйИ бедствия принес, каких никтоДо мятежа преступного не ведал?Зачем ты злобу тысячам внушил,Дотоле твердым, верным, ныне лживым?Но не надейся прочих возмутить,Оставшихся святыми; будешь изгнанТы из пределов Неба; не потерпитОно, как место вечного блаженства,Преступных дел насилья и войны!Беги ж отсель и зло, как порожденьеТвое, возьми с собой в обитель Зла,В Ад уберись с толпою нечестивых –Там замышляй коварство и вражду,Пока не покарал тебя меч этотИль местию быстрейшею от БогаНе свергнут ты стремглав для злейших мук!»Так говорил князь Ангелов; но гордоЕму противник отвечал: «Не думайУгрозами пустыми испугатьТого, кому дела твои не страшны.Скажи, ты мог ли в бегство обратитьМалейшего из них? А кто и падал,Тот не вставал ли вновь, не побежден?Ужели ж легче думаешь угрозойИ повеленьем ты меня изгнать?Нет, не надейся так борьбу окончить,Которую ты Злом зовешь, мы – славой;Надеемся мы выиграть этот бойИль Небо сделать Адом, о которомТы бредишь, чтоб, по крайней мере, житьСвободно здесь, коль царствовать не будем.Итак, бежать я вовсе не намеренНи от тебя, ни от всех сил твоих,С так называемым Всесильным вместе, –Тебя, напротив, встретить я искал!»Затем, не тратя слов, немедля обаСготовились на бой, невыразимыйСловами; ибо кто, хотя бы Ангел,Способен передать иль уподобитьЗемным вещам столь дивные дела,Поднять воображенье человекаДо высоты могущества богов?Богоподобны ростом и осанкой,Вооруженьем и движеньем каждым,Стояли два врага, достойны обаРешать вопрос о власти в Небесах;Вот грозные мечи они взмахнулиИ описали страшные кругиПо воздуху; блистали, как два солнца,Широкие щиты их; в ожиданьиИ ужасе застыли все вокруг;Где Ангелов толпа еще недавноТеснилася, с обеих там сторонВсе расступились, им оставив полеШирокое, страшась остаться в вихреУжасной этой бури. Таковы(Насколько можно малое с великимСравнить) перевороты, что в природеСлучаются, – как если б меж созвездийВойна возникла и, горя враждой,Сразились бы средь неба две планетыИ с грохотом столкнулись их шары.Подняв почти всесильную десницу,Стояли оба, грозный свой ударНаметив так, чтоб все решил он сразуИ в повтореньи не было б нужды;И ни один из двух бойцов другомуНе уступал по зоркости и силе.Однако же меч Михаила, данныйИз арсенала Божьего ему,Имел такое свойство, что разрушитьОн мог нетленным лезвием своимВсе острое и твердое. ОпущенНа меч Врага с ужасной силой, вмигЕго рассек он пополам, и тут жеВонзился быстрым поворотом онВ бок правый Сатаны. Тогда впервыеБоль Сатана почувствовал и, корчась,Согнулся – так болезненно пронзенОн был насквозь огромной, страшной раной.Но скоро ткань эфирная опятьСомкнулась: не могла она остатьсяНадолго разделенной; лишь из раныПоток нектарной красной влаги вышел –Небесных Духов кровь – и запятналБлестящее его вооруженье.Со всех сторон сбежалося к немуНа помощь много Ангелов могучих:Одни – чтобы защитить его, другие –Чтоб отнести его на их щитахК роскошной колеснице, что стоялаВдали от места битвы. Там он лег,Стеня, зубами скрежеща от боли,А также от досады и стыда,Что не явился он непобедимым,Что так унизил гордость он свою, –Он, Богу силой равным быть мечтавший.Но вскоре исцелился он: ведь ДухиВо всех своих частях всю силу жизниРавно содержат, полные ее,Не так, как хрупкий человек, в которомДовольно ранить внутренности, сердце,Иль голову, иль печень, или почки:Лишь полное уничтоженье можетУбить их; ткань воздушная их телОт ран страдает столько же, как воздух;В их сердце, голове, очах, ушах,Уме и чувствах – поровну есть жизни,А потому себе они даютЛюбую форму, как хотят, и могутКакой угодно образ, цвет, размерИ плотность принимать по произволу.Меж тем в других местах великой битвыСвершались также славные дела.Там, где святая сила ГавриилаСражалась и внесла в ряды враговСвои знамена, царь Молох свирепыйАрхангела на поединок вызвал,Грозясь, что, к колеснице привязавЕго потащит за собой, а такжеНе побоялся изрыгнуть хулуНа Вечного, Единого, Святого –Но был разрублен вплоть до чресл и, воя,С оружием разбитым побежал.И точно так же на обоих флангах,Сражаясь, Уриил и РафаилПротивников своих, хотя громадныхИ защищенных панцирем алмазным, –Адрамелеха с Асмодеем, двухВластителей могучих, победили,Которые не меньше, чем богами,Считаться пожелали и, за этоПроучены, бежали, уносяУжаснейшие раны под кольчугойИ латами. Равно и АбдиилНе мешкал, не щадил толпы безбожной:Своим ударам силу дав вдвойне,Сразил он Ариила с АриохомИ Рамиила, опалив, поверг.Я б мог еще о тысячах поведать,Их здесь увековечив имена,Но Ангелы-избранники довольныНебесной славой – славы на землеНе надо им. Противники же наши,Хоть были также смелы и могучиИ славы боевой вполне достойны, –Изглажены навек их именаИз книг Небес и памяти священной:Забвению они обречены,Затем что сила, с истиной и правомРазлучена, не стоит похвалы,Достойна лишь стыда и порицанья;И слава их – не слава, а тщеславье,А вся их знаменитость лишь позор;За то им кара – вечное молчанье.Итак, из них сильнейших много пало;Враги поколебались; в их рядыУже во многих мы местах прониклиИ в беспорядок рать их привели;Усеялось обломками оружьяВсе поле; перевернуты вверх дном,Лежали колесницы, с ними рядомВозничие и пламенные кони,Все в пене; те, что были на ногах,Утомлены, в смятеньи отступали,С трудом лишь защищались, ослабевИ в первый раз объяты бледным страхомИ чувством боли, прежде незнакомым;Бесславно в бегство бросились они,Доведены до этого несчастьяГрехом непослушанья, – те, комуНи страх, ни боль, ни бегство не известныДотоле были. Войско же святых,Напротив, нерушимою фалангой,Сплотясь, как прежде, двигалось вперед,Защищено от ран, в своих доспехахНесокрушимых: это превосходствоДала им их невинность; сознавалиОни в себе свободу от грехаИ не были повинны в непокорстве;За то и битва им была легка,И боль от ран их не могла постигнуть,Хоть сила и теснила их порой.Но вот уж ночь в права свои вступилаИ сумраком одела НебесаИ принесла с собою перемирьеЖеланное, и шум войны затих.Под темным тем покровом победительИ побежденный прекратили бой.Оставив за собою поле битвы,На нем разбили лагерь МихаилИ Ангелы его, поставив стражуИз Херувимов пламенных вокруг,А Сатана с ордой своей мятежнойОт них далёко отступил во мрак,И там, себе покоя не давая,Своих князей созвал он на совет.Такую речь повел он без смущенья:«Любезные соратники мои,В опасности испытанные нынеИ силою не сломленные вражьей!Достойными явились вы не толькоСвободы – эта цель для нас мала;Нет, к большему стремимся мы: к господству,И к почести, и к славе величайшей!Вот день прошел в сомнительном бою, –А если день, то почему не вечноТакие могут продолжаться дни?Вы видели, что мог Властитель Неба,Все лучшее вокруг себя собрав,Послать противу нас: считал Он этоДостаточным, чтоб нас смирить, – однакоНа деле этой цели не достиг;Итак, считать, мне кажется, мы можемТеперь, что Он способен ошибаться,Хотя доныне верили, что ОнВсеведущ. Правда, мы вооруженьемСлабей, а потому мы понеслиУрон известный, ощутили муки,Каких не знали прежде, – но, узнав,Мы презирать их скоро научились.Теперь узнали мы, что наше тело,Рожденье эмпиреев, не способноСмертельных повреждений потерпеть,Неистребимо, и, хотя бы раныЕго пронзили, раны те сомкнутся,Исцелены природной нашей силой;И если столь ничтожно это зло,Мы без труда отыщем и лекарство.Быть может, мы оружие найдемСильнейшее, крепчайшие доспехиНа пользу нам, а ворогам на злоИль что-нибудь еще, что нас сравняет, –Природа ж наша – та же, что у них.Быть может, есть и тайные причины,Которые дают им перевес;Но так как мы свой разум сохранилиИ всю способность здраво рассуждать,Поищем, поразмыслим, чтоб узнать их».Сказал и сел. За ним сейчас же всталНисрох[121], первейший из князей неверных.Он только что пришел из страшной битвы,Усталый, мрачный видом и в доспехахИзрубленных. В ответ промолвил он:«О ты, освободивший нас от новыхВластителей, нам возвративший правоБожественной свободы! И богам,Однако, при условиях неравных –Оружие неравное имея –Бороться трудно, муки вынося,Когда враги тем мукам недоступны,К ним вовсе не чувствительны. Конечно,Должно нас это к гибели привесть.Что, в самом деле, значит сила, храбрость,Хотя бы беспримерная, когдаПодавлено все это страшной мукой,Всю силу подчиняющей себе?Тогда опустит руки и сильнейший!Приятностей пускай лишимся мы, –Не станем мы жалеть о них, довольныСобою: в том довольстве наш покой;Но боль есть величайшее несчастье,Есть худшее из зол и, становясьЧрезмерной, превосходит все терпенье.Поэтому, когда бы кто-нибудьДля нас придумал новое орудье,Которым мы могли бы поразитьПротивников неуязвимых наших,Иль защитил нас так же, как ониЗащищены, – хвалы бы он не меньшейЗаслуживал, чем наш освободитель».Ему сказал спокойно Сатана:«Что правильно считаешь ты важнейшимДля нашего успеха, я придумал.Все видим мы блестящую поверхностьЭфирную, на коей мы стоим, –Простор полей небесных безграничный.Роскошными растеньями, цветами,Струящими амброзию, плодами,Камнями драгоценными и златомТа почва разукрашена; но ктоПоверхностен настолько, чтоб не думатьО том, откуда это все растет,О том, какие вещества сокрытыТам, в глубине, – невзрачные, простые,Но полные и духа и огня,Пока их луч небесный не коснетсяИ под его влиянием ониНе расцветут, открывшись свету Неба?Вот эти-то нам вещества и надоИз глубины достать, с их темной силойПриродною, с их внутренним огнем;Их в длинные и круглые машиныНабьем мы плотно, а затем когдаИх с одного конца зажжем мы искрой,Тогда, расширясь с бешеною силойИ загремев как гром они пошлютС большого расстояния навстречуВойскам врагов такую массу зла,Что разорвут их в клочья, опрокинутВсе встречное; подумают со страхомОни, что мы лишили ГромовержцаУжасного оружия Его.Недолог будет труд наш: до рассветаУспеем все окончить мы. Итак,Не падайте же духом и не бойтесь;Соединенью силы и умаНичто не слишком трудно, и тем меньшеПрилично нам в отчаянье впадать».Окончил он. Речь эта подкрепилаВ них бодрость ослабевшую и вновьЗажгла почти угасшие надежды.Дивились все тому, что изобрелИх предводитель, и дивился каждый,Как этого не изобрел он сам, –Таким казалось легким то, что раньшеОни за невозможное сочли.Быть может, и в твоем потомстве, еслиКогда-нибудь возобладает Зло,Найдутся люди, склонные к злодействуИль дьявольским доступные внушеньям,Которые опять изобретутПодобные ж орудия на мукуСынам греха, для страшных дел войныИ для взаимной бойни беспощадной.С совета вмиг к работе все бегут;Никто не медлит, без числа готовыРаботники; они в один моментРазрыли почву Неба повсеместноИ в ней нашли природы все дарыВ их грубом виде. Серу и селитруСмешав и обработав, превратилиИх ловко в зерна черные ониИ зерен тех запасы накопили.Другие вскрыли жилы минералов(Каких немало и внутри земли),Дабы из них создать свои машиныИ для метанья страшные шары;А третьи спешно запасают трубкиДля зажиганья – гибельный снаряд,Рождающий огонь прикосновеньем.Так под покровом ночи, до зари,Окончили они все это тайноИ привели в порядок в тишине,Никем не заподозрены нимало.Чуть на востоке утро в небесахБлеснуло, победители воссталиОт сна, и песня утренней трубыПризвала их к оружию. СтоялаВо всеоружьи золотом их рать;Другие же с холмов вокруг смотрелиИль, разослав легковооруженныхРазведчиков, искали, где их ВрагУкрылся – обратился ли он в бегствоИль к битве вновь готовится, стоитИль движется. И вскоре повстречалиОни его: знамена распустив,Он шел навстречу медленно, но твердо.Спешит назад, не медля, Зофиил,Быстрейший на крылах из Херувимов,И так им громко в воздухе кричит:«В бой, снова в бой, воители, готовьтесь!Враг близок! Тот, кого считали мыБегущим, добровольно облегчаетНам долгий труд преследовать его!Не бойтесь, что бежит он: плотной массойОн движется, и на его лицеЗловещую решимость я заметил.Так застегните ж все свои доспехиАлмазные, плотней надвиньте шлемы,Держите крепче круглые щиты,Подняв их вверх: насколько я предвижу,Не мелкий дождь посыплется на нас,А целый град огнистых стрел пернатых!»Так он предостерег их, и немедляСигнал тревоги был по войску дан,И в боевой порядок без смятеньяИ без труда построились ониИ двинулись Врагу навстречу. ВскореОн показался. Медленно он шел,Тяжелый и громадный, в серединеРядов своих, дабы коварство скрыть,Влача свои бесовские машины,Со всех сторон их войском заслонив.Увидев нас, они остановились,Мы также; вскоре вышел СатанаВперед и громким голосом воскликнул:«Передние ряды, раздайтесь ширеНаправо и налево, чтобы ясноВсе видели, кто ненавидит нас,Как мы желаем мира и согласьяИ как в объятья рады их принять,Коль примут нас, не обратив к нам спину,В чем сомневаюсь я. Пусть НебесаСвидетелями будут, как охотноСвою задачу исполняем мы;А вы, что к той приставлены задаче,Исполните ее и предложеньяВсе наши изложите ясно, краткоИ громко, чтобы слышать все могли!»Так он над нами издевался речьюДвусмысленной. Он замолчал – и вмигРаздвинулся направо и налевоШирокий фронт и отступил назад.Открылось нечто новое пред намиИ странное: тройной широкий рядСтолбов, лежащих на колесах (ибоКазались нам орудья СатаныСтолбами или полыми стволамиДубов высоких горных или сосенС обрубленными сучьями, дуплистых);Из меди, из железа или камняСтволы те были сделаны; притомНа нас их жерла страшные зияли,И это предвещало мир плохой.За каждым позади по СерафимуСтояло с длинной трубкою в руке,И сверху пламя было в трубках этих.Стояли мы в раздумье, но недолго:Вдруг трубки опустили все ониИ приложили к узкому отверстью.И вдруг покрылось небо все огнем,А после темным дымом омрачилось,Извергнутым из жерл машин, чей ревНаполнил воздух весь ужасным шумом,И вместе с тем всю внутренность своюИзвергли в нас их дьявольские глотки, –Сцепленье стрел ужасных громовыхИ град шаров железных. Все, кто в войскеПобедоносном ими был задет,Кого коснулся их удар свирепый,Не удержались на ногах, хоть преждеОни стояли твердо, как скала;Попадали тут тысячи рядами –Архангелы и Ангелы; притомОружье их лишь помогло паденью:Без тяжести его они могли бПроворно избежать удара, сжавшисьИль ускользнув, как Духи; но теперьПостигло их ужасное крушенье;Не помогло б и разомкнуть ряды.Что было делать им? В атаку прямоБросаться? Повторился бы отпор,Удвоив только гнусное паденье,На смех врагам: на смену СерафимовСтал новый ряд, готовый повторитьЗалп громоносный. В полном же расстройствеВспять обратиться было бы стыдом,Который был для них всего ужасней.Их положенье трудное увидя,Вскричал к своим с насмешкой Сатана:«О други! Что же гордый победительК нам не идет? С такой отвагой преждеОн выступал – и вот, как только мыФронт развернули и, ему объятьяРаскрыв (что больше сделать мы могли?),Хотели предложить условья мира,Намеренья он круто изменил!Противники бегут куда-то нашиИль как-то странно топчутся на месте,Как будто танцевать они хотят,Хотя для танца, впрочем, их движеньяНемножко дики, странны. Или этоОт радости, что им предложен мир?Однако я надеюсь, что, как толькоМы наше предложенье повторим,Оно их быстро приведет к решенью».В насмешливом таком же тоне вторилЕму своею речью Велиал:«Да, полководец! Наше предложеньеСерьезно было, твердо, полновесно,Неотразимо силой убежденьяИ, кажется, понравилось им всем,Иных же чрезвычайно поразило.Кто выдержать его всю силу может,Быть должен стойким с головы до ног,А если кто не выдержит – увидим,Что враг наш прям и стоек не всегда».Так шутками обменивались обаИ, насмехаясь, в гордости своейВ руках своих считали уж победу,Надеялись, что выдумкой такойСумеют столь легко они боротьсяС Предвечным Всемогуществом. И вотОни над Божьим громом издевалисьИ Божию осмеивали рать –Лишь потому, что мы на время былиВ невольном замешательстве – на времяНедолгое притом: гнев наконецНас научил и указал оружье,Сильнейшее всех адских их машин(Такую силу Бог и превосходствоВложил в могучих Ангелов своих);Все Ангелы, вооруженье бросив,Как молнии помчались вдруг к горам(Приятное долин чередованьеС горами, что ты видишь на Земле,Землею лишь заимствовано с Неба)И с оснований стали их срывать.С подошвы сняв холмы со всем, что былоНа них, – камнями, лесом и ручьями –И взяв их за косматые верхи,Они помчались в битву. ИзумленьеИ страх объяли вражескую рать,Когда враги увидели, как горы,Подошвой вверх, на них несутся грозно;И вот на все ряды машин проклятыхОбрушились холмы и погреблиПод тяжестью своей все их надежды.И вслед на них самих, собою воздух,Как тучи, помрачая, понеслисьС ужасной быстротою гор громадыИ придавили целые полки.От панцирей им было только хуже:Раздавлены, раздроблены в куски,Они вонзались в тело, причиняяСтраданья нестерпимые. Стеня,Под бременем они боролись долго,Пока из той не вырвались тюрьмы,Хотя они и были Духи светаЧистейшего, пока своим грехомНе омрачились и не загрубели.Затем схватились, подражая нам,Они за то же самое оружьеИ вырвали ближайшие холмы;Тут в воздухе, летая с громким свистом,Гора с горою сталкивались дико,Под ними же кипел жестокий бой.Шум был ужасен: перед этой бойнейВойна казалась нежною игрой;Погибло бы в крушеньи том все Небо,Когда бы Всемогущий наш Отец,В святилище спокойно на престолеСидящий, обсуждая суть вещей,Весь этот беспорядок не предвидел.Намеренно его Он допустил,Дабы Свое решение исполнитьИ мщением врагам своим почтитьПомазанника Сына, облекаяЕго Своим могуществом. И вот,Участнику небесного престола,Он так промолвил Сыну Своему:«Моей великой славы излиянье,Возлюбленный Мой Сын! Ты, в Чьем лицеНевидимой божественности силуЯ всей вселенной видимо явил,Ты, Чьей рукой свершаются веленьяМои, Ты, всемогущество второе!Два дня, как Мы считаем в Небесах,Прошли уже два дня с тех пор, как вышелСо всей своею ратью Михаил,Чтоб непокорных усмирить. УжаснаБыла их битва, и должно быть так,Когда такие два врага сойдутся.Я предоставил их самим себе;Ты знаешь, что Я равными их создал, –Греховность лишь их делает слабей,Но слабость та еще не проявиласьДостаточно: Я с карой не спешу,А потому продлиться может вечноИх бой и не решится он ничем.Все, что могла, война уж совершила –Сняла безмерной ярости узду;Оружием они избрали горы,Борьба бушует дико в НебесахИ угрожает гибелью вселенной.Итак, два дня прошли; день третий – Твой;Тебе его Я предназначил; долгоЯ это все терпел лишь для того,Чтоб слава окончанья той великойВойны осталась только за Тобой:Один лишь Ты ее окончить можешь.В Тебя Я столько благости и силыИзлил, что все – и Небеса и Ад –Увидят, сколь превыше всех сравненийМогущество Твое, и самый ходБорьбы мятежной той Я так направил,Чтоб показать, что Ты достойней всехПринять Мое всемирное наследье,Что по заслугам Ты Мое приялСвященное помазанье на Царство.Иди же, сильный силою Отца,Возьми Себе Мою Ты колесницу,Которой бег колеблет Небеса;Возьми с Собою все Мое оружье,Мой лук и гром; Мой всемогущий мечНеси на битву при бедре могучем;Преследуй тьмы сынов и от НебесИх прогони на дно ужасной бездны, –Пусть там поймут, что значит презиратьВсевышнего и их Царя – Мессию!»Так говорил Он, озаряя СынаСияньем всех лучей своих; и СынОтца неизреченную всю славуВ лице своем воспринимал чудесно.И Божество Сыновнее рекло:«О высший из Престолов всех небесных,Отец Мой, первый, лучший, величайший,Святейший! Знаю: Ты всегда искалПрославить Сына, Я ж стремлюсь по правуТебя прославить: слава в том МояИ возвышенье, в том Моя вся радость,Что Ты ко Мне благоволишь и волюЧерез Меня Свою свершаешь; Мне жеСвершать ту волю – высшее блаженство.Я принимаю скипетр от ТебяИ возвращу его еще охотней,Когда, в конце, Ты будешь все во всемИ Я в Тебе навеки; кто любезенТебе – любезен Мне, и ненавистен,Кого Ты ненавидишь. СовершуТвою Я кару, как свершаю милость;Везде, во всем Я верный образ Твой.Могуществом Твоим вооруженный,Я Небеса освобожу от злыхИ прогоню мятежников немедляВ жилище, уготованное им;Пусть там, во тьме, в цепях они томятся,Червя неумирающего снедь,За то, что оказали непокорствоТебе, Кому покорствовать – блаженство.Тогда одни святые все Твои,Ограждены от стаи нечестивых,Вокруг святой горы соединятся,Чтоб непритворно “аллилуйя” петь,Хваля Тебя, и Я, как вождь их, с ними».Промолвил – и, на скипетр опираясь,С высокого престола Он сошел,Где восседал Он одесную Славы.В тот миг святое третье утро всталоИ озарило светом небо. ВихремПомчалась колесница Божества,Объята ярким пламенем блестящим,Влекомая лишь внутреннею силой,Без всякого вращения колес,В сопровожденьи четырех чудесныхСопутников, по виду Херувимов,Имевших каждый по четыре лика;Покрыты были звездами телаТех Ангелов, а крылья их глазами;Колеса же берилловые такжеУсеяны глазами были все,Меж коими огни сверкали ярко.Над головами их хрустальный свод,Сияя, возвышался; был поставленСапфировый на колеснице трон,Украшен чистым янтарем, а цветом –Как радуга росистая. На тронеСидел, во всеоружии небесном,Сын Божий; был на Нем урим[122] лучистыйБожественной работы. Рядом с ним,С орлиными крылами, одеснуюПобеда возвышалась; за плечамиИмел Он лук могучий и колчан,Трезубцев грома полный. РазливалсяВкруг яркий свет; курился дым, и грозноВзвивались искры. Так вперед Он несся,И десять тысяч тысячей святыхНеслись за Ним; Он издали был виден.И двадцать тысяч Божьих колесниц(На каждой стороне по половинеТого числа) Его сопровождали.Так по хрустальным небесам, на крыльяхМогучих Серафимов, на престолеСапфировом своем примчался Он,Сияя вдаль и вширь; своими преждеВрагов Он был замечен, и восторгНежданный их объял, когда, сверкая,Мессии стяг великий в Небесах,Руками верных Ангелов несомый,Явился. Михаил свою всю ратьОтвел под это знамя; оба фланга,Сплотясь, сошлись к Единому Главе.Божественная сила расчищалаПуть перед ним; велением ЕгоК своим местам все возвратились горы,Как только был его услышан глас;Свой прежний вид себе вернуло небо,И новыми цветами расцвелиЕго холмы и тихие долины.Все это совершилось пред глазамиЕго врагов злосчастных, но ониВсе ж при своем упрямстве оставались,Безумное решение принявСобрать все силы для мятежной битвы,В отчаянье решенье почерпнув.Как может быть среди небесных ДуховТакое извращение ума?Какое, впрочем, знаменье способноНадменных убедить; какое чудоСмирит упрямца закоснелый дух?То, что могло б исправить их, служилоИм лишь к тому, чтоб их ожесточить;Великую Его увидя славу,Объяты были завистью они,Стремилися величьем с Ним сравнитьсяИ смело в бой готовились вступить,Надеясь или силой, иль обманомИ Бога и Мессию одолетьИль вместе пасть в крушении всеобщем.Итак, в последний бой они пошли,С презреньем отвергая отступленьеИль бегство. И великий Божий СынСказал тогда Своей отважной рати:«Не двигаясь, в блистательном строю,Мои святые Ангелы, останьтесь!Отвага ваша Господу былаУгодна; вы бесстрашно постоялиВ бою за дело правое свое;Что повелел Господь, то вы свершилиНепобедимо; но другой рукеДано исполнить кару над ордоюПроклятою; месть совершит ГосподьИль тот, кому ее Он поручает.Сегодня дело не в числе бойцов,А потому лишь стойте и смотрите,Как Божий гнев Я изолью на этихБезбожников. Не вас, а лишь МеняОни презреньем оскорбили, завистьКо Мне за то питая, что Отец,Которому все Царство, власть и славаПринадлежат на Небесах, МеняПочтить великой честью соизволил.Поэтому и казнь их на МеняВозложена; пусть воля их свершится,Пусть испытают в битве, кто сильней –Они ли все иль Я один; лишь силойОни все измеряют, превосходстваИного не ища и не заботясьО тех, кто превосходит их; и ЯИного спора их не удостою!»Так Сын сказал, и страшно изменилосьЛицо Его, суровый вид приняв,Невыносимый взору; полный гнева,Он на врагов безумных обратился,И крылья звездоносные своиЧетыре Херувима распустили,И тень вкруг них зловещая легла,И загремели грозные колесаВеликой колесницы, будто шумБыстротекущих вод иль топот войскаГромадного. Мрачнее темной ночиОн на врагов помчался нечестивых,И от Его пылающих колесВся эмпиреев твердь заколебалась –Вся, кроме трона Бога. В миг одинПроник Он в середину вражьей ратиИ правою рукою десять тысячРазящих молний с силою метнул,Которые в сердца врагов вонзились.Оглушены, противиться ониНе в силах были, мужество утративИ праздное оружье уронив.А Он помчался по щитам и шлемам,По головам поверженных ПрестоловИ распростертых сильных Серафимов,Которые желали в этот миг,Чтоб горы вновь покрыли их, в защитуОт гнева беспощадного Его.И бурею вокруг летели стрелыОт тех четвероликих четырех,Чье тело было все вокруг покрытоГлазами, и от тех живых колес,Что были все усеяны очами;Единый ими Дух руководил,И каждый глаз сверкал светлее молнийИ извергал губительный огонь,Разя врагов проклятых. ОслабелиОни, лишась своей обычной силы;Без чувств они, разбиты, пали ниц.Но силы Он Своей лишь половинуУпотребил, остановил Свой громНа полпути, не истребить их вовсеХотел – лишь с корнем вырвать из Небес.Он падших вновь восставил и, как стадоПугливых козлищ, пред Собой погнал,Вослед за ними громы посылая,Преследуя их ужасом и страхомДо стен хрустальных Неба; вдруг пред нимиРазверзлися те стены в ширину –И страшная, громадная открыласьПред ними бездна мрачной пустоты.Устрашены ужасным этим видом,Они невольно ринулись назад –Но позади теснил их страх сильнейший;И вот стремглав низвергнулись ониЧрез край Небес, гонимы вечным гневомПылающим, в бездонную пучину.Услышал Ад тот грохот нестерпимый,Увидел Ад, как Небеса с НебесСвергаются; бежать хотел он в страхе,Но слишком прочно на основах мрачныхСудьбою был он в бездне укреплен.И падали они так девять суток.Хаос ревел в смятеньи: в десять разОн чувствовал себя смущенным большеВ анархии своей, когда толпаГромадная такая разореньемУжасным переполнила его.Но наконец, разинув зев широкий,Ад поглотил их всех; над ними онЗамкнулся, стал для них жилищем вечным;Он поли неугасимого огня,Обитель мук и скорби беспредельной.А Небеса, от бремени навекОсвободясь, возрадовались, быстроПролом их стен закрылся, и опятьОграда их на место возвратилась.Единственный великий победительВрагов своих, Мессия повернулНазад на триумфальной колеснице.Ему навстречу двинулись, ликуя,Святые все, стоявшие безмолвно,Свидетели могущества Его,И, пальмами Владыку осеняя,Воспели все отряды и чиныЦаря победоносного и СынаИ Господа, достойного царить.И, торжествуя, шествовал чрез НебоК селеньям Он Могучего Отца,К Его святому храму и престолу,И в славе был Отцом Своим Он встречен,И одесную Вечного воссел.Так, измеряя мерою земноюНебесные дела, я рассказалТебе, что ты просил, дабы примеромПрошедшего тебя предостеречь,Я рассказал о том, чего, быть может,Без этого весь род людской вовекиНе знал бы: о великом том раздореИ о войне, кипевшей в НебесахМеж ангельскими силами, о страшномПаденьи тех, кто слишком был высокВ своих стремленьях – вместе с СатаноюКто возмутился. Ныне СатанаЗавидует и твоему блаженствуИ замысел лелеет отклонитьТебя от послушанья, чтоб, подобноЕму, ты своего лишился счастьяИ вечную с ним кару разделил.Он месть свою находит и отрадуВ том, чтоб тебя, Всевышнему назло,Участником своих терзаний сделать.Не слушай же его ты искушений,Остереги жену: она слабей,Чем ты; умей из страшного примера,Который слышал ты, извлечь всю пользу;Ты знаешь кару непокорства. ТвердоОни стояли и, однако, пали, –Так помни же и бойся согрешить».Книга седьмая
СодержаниеРафаил по просьбе Адама рассказывает, как и для чего был сотворен этот мир: как Бог, после изгнания Сатаны с его Ангелами с Небес, объявляет, что Ему угодно сотворить новый мир и новых созданий, которые будут в нем жить. Бог посылает во славе Своего Сына в сопровождении Ангелов, поручая Ему совершить дело творения в шесть дней. Ангелы прославляют песнопениями совершение этого дела, и Сын Божий снова восходит на небо.
Сойди с Небес, Урания[123], коль вернымТебя я ныне именем зову, –Ты, коей глас божественный услышав,Превыше я Олимпа воспарил,Превыше, чем Пегас[124] певцов возносит!Не имя – сущность лишь твою зову;Не из числа ты девяти, живущихНа высоте Олимпа: Небеса –Твоя отчизна; раньше, чем явилисьГромады гор, чем реки потекли,Вела ты с вечной мудростью беседу,Сестрой своей, и с нею ты игралаВ присутствии всесильного Отца,Небесной песнью слух Его пленяя!Тобою вознесенный, я дерзнулНа Небеса Небес проникнуть смело,Как гость земной, и воздух эмпиреев,Тобой смягченный, жадно я вдыхал.Дозволь же мне в родную мне стихиюВернуться снова безопасно вниз,Чтоб конь крылатый без узды не сбросилМеня, как сбросил он Беллерофонта[125] –Который в высь такую не взлетал, –Чтоб я, как он, не заблудился, сброшен,В полях Элейских![126] Только половинуУспел своей исполнить песни я;Но ныне круг мой сузился – яснееВокруг себя я вижу сферу дня,Стою на твердой почве, не витаюНад полюсом, уверенней поюСвоим я смертным голосом, без страха,Что ослабеет иль умолкнет он,Хотя мне петь приходится в дни злые[127],В дни злобные, меж злобных языков,Во тьме, среди опасностей грозящих,В печальном одиночестве. Но все жЯ не совсем один: ты навещаешьМои ночные грезы, ты приходишь,Когда зарей румянится восток.Руководи ж, Урания, моеюТы песнею, хотя бы песне тойВнимали лишь немногие; избавь лишьТы от помехи варварской ту песню –От Вакха и поклонников его,От той толпы безумной, что в РодопеИзмучила фракийского певца[128].Ему леса и горы с восхищеньемВнимали, но и песнь его, и лируТолпы крик дикий заглушил, и МузаПевца не защитила своего.Ты ж окажи молящему защиту:Небесного происхожденья ты,А та была лишь грезою пустою.Скажи, богиня, что произошло,Когда окончил Рафаил, АрхангелПриветливый, свое предупрежденьеАдаму, показав ему примерОтступников постигшей страшной кары,Чтоб и Адаму иль его потомствуНе потерпеть такой же кары, если бЕдиную ту заповедь ониНарушили о древе запрещенном,Которую им было так легкоХранить, имея самый лучший выбор,Чтоб услаждать свой вкус, переходяОт древа к древу. И Адам и ЕваВнимательно прослушали ту повесть,Объяты изумленьем и раздумьем,Рассказ услышав о таких делах,Для них высоких, странных, непонятных,Как злоба и вражда среди Небес,Война в соседстве близком с Божьим миром,Среди блаженства яростный мятеж,Хоть скоро был подавлен он – отпрянулОбратно, как от берега прибой,На тех, кем он затеян был: конечно,В стране блаженства был он нетерпим.Рассеялись сомнения Адама;Но вместе с тем созрело в нем желаньеБезгрешное – поболее узнатьО многом, что его касалось ближе:Откуда этот мир – земля и небо,Которые он видел вкруг себя,Произошли, когда, с какою цельюИ из чего они сотворены;Что было вне Эдема и в Эдеме,Пока в нем не явился человек.Так, чувство жажды утолив, глазамиМы провожаем свежие струиБегущие – и пить желаем снова.И гостю он небесному сказал:«Великие, чудесные событья.Дела, каких не знает мир земной,Ты рассказал, божественный наставник,Ниспосланный благоволеньем БожьимС высот небесных, чтоб предостеречьНас вовремя о том, чего лишитьсяМогли бы мы, не зная о вещах,Недостижимых знанью человека.За это Бесконечному ДобруДолжны мы быть безмерно благодарны,Приняв предупреждение ЕгоТоржественно и твердо, чтобы верноСлужить всегда Его высокой воле,Цель нашего в том видя бытия.Но если нас ты все же удостоилРассказа о вещах, лежащих вышеЗемного разуменья, – если мудростьВсевышняя нашла, что это нужноНам знать, – тогда, прошу, не откажиИ дальше снизойти и нам поведатьТо, что нам знать, быть может, столь же важно:Как и когда возникло это небо,Которое мы видим в вышине,С подвижными несметными огнямиИ все, что вкруг пространство создаетИль наполняет, – этот воздух чистыйВокруг цветущей радостно земли;Чем побужден был наш Творец ВеликийВ Его святом покое вековечномСреди Хаоса снова приступитьК творенью – как Он то творенье начал,Когда его окончил? Нам об этомТы расскажи, коль не преступно знатьНам это все. Мы спрашиваем этоНе для того, чтоб нам разведать тайныЕго предвечной власти, но затем,Чтоб прославлять дела Его тем больше,Чем более о них мы будем знать.Притом великий свет дневной далёкоСвой бег еще не кончил, хоть и внизСпускается; он в Небе ждет, он внемлет,Удержан мощным голосом твоим,И долее промедлит, чтоб услышатьО собственном своем происхожденьи,О том, как весь природы мир возникИз вечной бездны, не имевшей формы.А если бы вечерняя звездаИ месяц также слушать поспешилиТу повесть, ночь с собой бы принеслаБезмолвие, и сон, тебе внимая,Свои бы вежды не сомкнул, иль самиЕго к себе не допустили б мы,Чтоб песнь твою нам до конца дослушатьИ отпустить тебя перед зарей».Так он молил блистательного гостя.И с кротостью богоподобный АнгелЕму сказал: «Не откажу тебеИ в этой скромной просьбе. Как, однако,О дивных Всемогущего делахЯ расскажу достойными словами?Как описать их может Серафим,Как их поймет ум слабый человека?Но все ж, насколько можешь ты постичьВсе это, пусть оно не будет скрытоОт слуха твоего, дабы тем лучшеТы прославленью Бога мог служитьИ через то иметь тем больше счастья.Я разрешенье свыше получилДавать тебе ответы на вопросыВ границах, знанью твоему доступных;Но спрашивать о большем воздержисьИ не надейся собственным талантомУзнать о сокровенных тех вещах,Которые незримый наш Владыка –Единый лишь Всеведущий – покрылНавеки мраком, на земле и в небеК их знанью никого не допустив.Довольно и без них вещей найдется,Достойных изученья и познанья;Подобно знанье пище: через меруНе следует вкушать его; пусть умЛишь то приемлет, что объять он может;Избытком будет только подавлятьОн сам себя, и мудрость превратитсяВ безумие: так точно пресыщеньеЛишь к несваренью вредному ведет.Когда был изгнан Люцифер с Небес[129](Так называй его: он был когда-тоБлистательней средь Ангелов, чем этоСветило средь небесных всех светил).Когда он пал со всей своею ратьюПылающей сквозь бездну в место карыИ Божий Сын великий возвратилсяС победою среди своих святых,Тогда Отец наш Вечный ВсемогущийИх множество с престола обозрелИ так сказал Божественному Сыну:«Ошибся он, завистливый наш Враг:Он полагал, что все, как он, мятежны;С их помощью надеялся достигнутьОн этой высшей силы недоступнойИ высшего престола Божества;Он был намерен, Нас лишив престола,Его в свое владенье захватить,И он увлек своим обманом многих,Которым здесь отныне места нет;Но большая гораздо часть осталасьВерна, как вижу; Небеса имеютДовольно населенья, чтоб хранитьВладычество свое во всей вселеннойИ посещать высокий этот храмИ в нем свершать торжественные службыИ должные обряды соблюдать.Однако же, чтоб Враг не утешалсяСодеянным им Злом, не говорил,Что Небеса опустошить сумел онИ тем как будто Мне нанес ущерб,Намерен Я ту возместить потерю(Насколько можно то назвать потерей,Что потеряло уж само себя);Намерен Я создать теперь мир новыйИ новых в нем созданий поселить –Бесчисленный род человека. БудетОн жить не здесь – до той поры, покаЗаслугами своими постепенноСебе он не откроет путь и доступК обителям небесной высоты,Испытанный повиновеньем долгим.Тогда Земля, жилище человека,Сама собою превратится в Небо,А Небо в Землю, – станет весь тот мирЕдиным царством, в единеньи сладкомИ в радости безмерной, без конца.Пока же здесь живите на простореВы, дети Неба, чрез Тебя, Мой СынВозлюбленный, Мое живое Слово,Создам Я мир: скажи и соверши!Мой дух да осенит Тебя, с ТобоюДа будет все могущество Мое!Иди и повели великой бездне,Определясь, стать Небом и Землей!Та бездна безгранична, но пространствоНе пусто: наполняю Я СобойВсю бесконечность; уходить могу Я,Ничем не ограничен, Сам в Себя,Свою не обнаруживая благость,Которая свободна почиватьИль деятельной быть; необходимостьИ случай не касаются МеняВовеки, и судьба – Моя есть воля!»Так говорил Творец, и БожествоСыновнее, Его живое Слово,Исполнило все то, что Он сказал.Дела мгновенны Божии – быстрее,Чем время иль движение; но так какНельзя их человеку объяснить,Не пользуясь словами, расскажу яИх так, чтоб мог понять их ум земной.Великая, торжественная радостьВзыграла в Небе при словах Творца,Когда Свою Он объявил нам волю.Воспели мы Всевышнему хвалу,Мир и благоволенье человекуГрядущему; восславили Того,Чей справедливый гнев изгнал безбожных,Их покарав, от Божия лицаИ от жилища праведных, Чья мудростьДобро из Зла сумела сотворить,Кто вызвал к жизни род созданий лучшихНа смену Духов Зла и тем ДоброРаспространил навек по всей Вселенной.Так воспевали Ангелы Творца.Сын между тем, готовый к предприятьюВеликому, явился весь в лучах,Могуществом всесильным опоясан,В величии Божественном; любовьИ мудрость бесконечная светилисьВ Его лице – сиял в Нем весь Отец.Вокруг Его великой колесницы,Бесчисленны, собрались ХерувимыИ Серафимы, Власти, и Престолы,И Доблести – крылатые все Духи –И множество крылатых колесницИз арсенала Божия: стоялиИх мириады с древности глубокойМеж двух рядов высоких медных гор,Готовые к торжественному часу.И ныне сами вынеслись они –Затем что жил в них дух – перед Владыкой,И распахнулись вечные вратаНебесные, со звуком гармоничнымНа золотых вращаяся петлях,Дабы в своем могущественном СловеЦарь славы и Творца великий ДухСвободно мог проследовать к творенью.И вот остановилися ониУ края Неба, как у брега моря,Пред бездною неизмеримой, мрачной,Бушующей, как дикий океан,До дна свирепой бурей возмущенный,Чьи волны ввысь вздымалися, как горы,Вершинами плескали в НебесаИ с центром перемешивали полюс.«Умолкните, бушующие волны!Ты, бездна, успокойся!» – изреклоСвое веленье Творческое Слово. –Окончите свирепый ваш раздор!»И вслед за тем на крыльях ХерувимовСын, озаренный славою Отца,Спустился вниз, в Хаос, в мир нерожденный,Которым был Его услышан глас,И вслед за ним блистательная свитаСпустилася, чтоб созерцать твореньеИ чудеса могущества Его.Остановились быстрые колесаОгнистые, и циркуль золотойОн в руку взял, чудесное орудьеИз Божьей мастерской, – чтоб очертитьГраницы мира и всего творенья.Одно уставив в центре острие,Другим обширный круг сквозь тьму и безднуОн описал вокруг Себя и молвил:«Так простирайся, мир! Да будут здесьТвои границы и твоя окружность!»Так создал ваше Небо Бог и Землю,Пока еще без формы и без жизни;Над бездною лежал глубокий мрак,Но над водой спокойною носилсяДух Божий, животворные СвоиНад ней широко крылья распуская;И влил Он жизнь и жизни теплотуВо всю ту массу жидкую, и книзу,Холодный, черный, Тартаром рожденный,Враждебный жизни вещества осадокНаправил Он; затем соединилПодобное с подобным, остальное жВсе по своим местам распределил,А промежутки воздухом наполнил;И вот, сама себя уравновесив,За центр была подвешена Земля.«Да будет свет!» – рек Бог – и свет явился, –Эфирная, первейшая из всехСубстанция, восставшая из бездны, –И от востока, родины своей,Светить сквозь мрак он начал, заключенныйВ шарообразном облаке лучистом:В то время солнца не было еще –Скрывалося оно в шатре туманном.И вот увидел Бог, что свет – хорош,И свет от тьмы тогда по полушарьямОн отделил, и свет нарек Он днем,Тьму – ночью. Так, сменяясь, первый вечерСоставил с первым утром первый день.И хоры все небесные воспели,Восславили тот миг, когда блеснулС востока свет из мрака, знаменуяТот день рожденья Неба и Земли.И радостью и громким ликованьемВселенной круг наполнили они,И зазвучали арфы золотыеИ гимны Богу и Его делам;Весь первый вечер, первое все утроСоздателю звучала их хвала.И снова Бог сказал: «Да будет твердьСредь вод, и пусть она разделит водыОт вод!» И твердь явилась в тот же миг, –Хрустальный, жидкий, чистый и прозрачныйСтихийный воздух, вкруг распространенныйДо самой крайней выпуклости шараВселенной, как надежная стенаМеж верхними и нижними водами,Затем, что как земля, так прочий мирПостроились на лоне вод спокойных,Хрустальный составлявших океан,И вдаль от них Хаос был отодвинутС его шумливым беспорядком, чтобыДве крайности, соприкасаясь близко,Разрушить все созданье не могли.И небом Бог ту твердь нарек. И хорыНебесные Его воспели снова, –Был вечер, было утро, – день второй.Земли была уже готова форма,Но в лоне вод скрывалася она,Незрелому зародышу подобно,И не была видна снаружи; всюдуПо ней распространялся океан,Однако же не праздный: теплотоюЕе он плодоносною смягчал,Готовя мать великую к зачатьюИ насыщая влагой плодовитой.И Бог сказал: «Вы, воды все под небом,Распределитесь по своим местам,И пусть от вас освободится суша!»И вдруг из моря вынырнули горыВеликие, подняв свои хребтыИ тучами верхи свои окутав;А на местах, откуда встали горы,Осело дно и вширь и в глубину,Обширное воде доставив ложе;И устремились горы в котловиныС веселою поспешностью, крутясь,Подобно каплям, в шарики на пыльнойПоверхности сбирающимся быстро;Иные же хрустальными стенамиОтвесно стали вниз от берегов,Веленью Бога быстро повинуясь.Как созывает войско звук трубы(О чем ты от меня довольно слышал)И к знамени сбирается оно,Так волн гряды, спеша, тесня друг друга,Неслись везде, где находили путь;Где путь был крут – они свергались шумно,Где ровен был – спокойнее текли;Им ни холмы, ни горы не мешалиТам или здесь дорогу проложить –То под землей, то, змейкой извиваясьВокруг, они в далекий шли обходИ мягкий ил привольно бороздили.Легко им было течь, пока ГосподьНе повелел везде быть суше, кромеТех мест, где реки с той поры текут,Заключены в определенных руслах.И сушу Он тогда нарек землей,А водоем великий общий – морем;Увидел Он, что это хорошо,И молвил: «Пусть, зеленою травоюОдевшися, земля произведетДающие зерно породы злаковИ древеса, дающие плоды,И семена их все в земле да будут!»Едва сказал Он это, и земля,Пустынная дотоле и нагая,Невзрачная, без всяких украшений,Травой оделась нежною, и зеленьПриятная ее покрыла лик,И расцвели на ней повсюду травыРазличными цветами, и вздохнулаЗемная грудь их сладким ароматом.И виноград густой, виясь, возрос,И поползла стеблем пахучим тыква,И колосистой ратью встал тростник,И множество кустарников кудрявыхСвоею свежей зеленью сплелись,И, наконец, восстали, будто в танце,Деревьев статных стройные ряды,Украшены обильными плодамиИль почками цветочными; лесамиПокрылись горы, рощами – долины,Кустами окаймилися ручьи.И вот Земля подобна стала Небу –Так хороша, что боги здесь могли бОхотно жить иль странствовать с отрадойПод сению ее священных рощ.Хотя дождя Господь еще на землюНе посылал и не было на нейДля обработки почвы человека, –Но от земли всходил сырой туман,И освежал он каждое растеньеИ каждую из многих нежных травок,Которые Бог раньше сотворил,Чем над землей стебли их показались.И видел Бог, что это – хорошо.Был вечер, было утро, – был день третий.И вслед за тем Всесильный вновь сказал:«Да будут в небе звезды и светила,Чтоб знаками служить для разделеньяДней от ночей, годов и их времен;А также долг на них Я возлагаюС высот небесных освещать всю землю».И все свершилось по Его словам.Бог сотворил великих два светила –Великих по их важному значеньюДля человека; большему из нихОн вверил управленье дня теченьем,А меньшему чредой назначил ночь;И создал Он бесчисленные звездыНа небесах, чтоб землю озарять,И день и ночь поочередно править,И отделять повсюду свет от тьмы.Итак, из всех светил небесных первымОн создал солнце – темную сперваЭфирную громаду, – после – месяц,За ним же – звезды разных величин,Усеяв ими свод небес, как поле;Затем он света большую взял частьИз тучи, для него шатром служившей,И в солнечную сферу поместил,Которая во все впитала порыСвет жидкий, чтоб прочнее удержатьЛучи и стать дворцом великим света.Отсюда, как из общего ключа,Свет стали черпать звезды остальныеВ златые урны; им позолотилисьЗвезды прекрасной утренней рога.Чрез ту окраску или отблеск звездыСвои питают меньшие тела,Хотя они для зренья человекаЛишь потому являются так малы,Что от него весьма удалены.Сперва с востока царственной лампадойЯвилось солнце, как владыка дня,Блестящими лучами озаряяВкруг горизонт и радуясь начатьСвой долгий путь высокий через небо.Пред ним в веселой пляске пронеслисьИ сумерки рассвета, и Плеяды,Свое влиянье сладкое излив.Как зеркало его, стоял с ним вровеньНа западной, напротив, сторонеНе столь блестящий месяц, принимаяВ свой полный лик заимствованный свет, –В другом пока он свете не нуждался:На этом расстояньи он стоялДо самой ночи, вкруг небесной осиСвой совершая круг; затем с востокаВступал в свое он царство, разделяяС толпой светил слабейших власть свою –Со звездами, что тысячами тысяч,Как блестками, покрыли небосвод.Так весело украсились впервыеСветил всходящих или нисходящихБлистательной толпою небеса, –Был вечер, было утро, – день четвертый.И Бог сказал: «Пускай произведетВода отныне из икры обильнойПолзущих и плывущих разных тварей,Одушевленных жизнью, а земляПтиц да родит, которые на крыльяхПусть воспарят свободно до небес!»И создал Бог в воде китов огромныхИ разных пресмыкающихся тварей,Обильно ими воды населив,А на земле – род птиц разнообразных.И видел он, что хороши они,И, всех благословляя их, Он молвил:«Плодитесь, размножайтеся в морях,Озерах, речках и ручьях бегущих,А птицы – размножайтесь на земле!»И вмиг во всех морях, во всех проливахВо всех озерах, бухтах стаи рыбНесметными роями закишили[130];Сребристою своею чешуейИль плавниками пестрыми сверкая,Они под изумрудной зыбью моряМестами так теснились, что, казалось,Своею массой составляли мель.Поодиночке или в виде стаекОни паслись среди морской травы,Иль меж кораллов весело шныряли,Иль тешились проворною игрой,На солнце грея спинки золотые,Иль между створок раковин жемчужныхЛежали, влажной пищи ожидая,Иль, в панцире суставчатом ютясь,Из-под утесов стерегли добычу.Над водной гладью прыгали, резвясь,Горбатые дельфины и тюлени;Огромные, неловкие китыДвиженьем грубым море волновали;Меж них левиафан, из всех созданийГромаднейший, когда лежал на дне,Утесу был подобен, если ж плавал,Казался он пловучею землей.А на земле меж тем в пещерах теплых,И в норках, и везде по берегамИз скорлупы выклевывались птицы –Бесперые птенцы сперва, но вскореОделись оперением ониИ воспарили к небу, презираяВ своем полете низменность земли.Орел и аист на вершинах кедровИ на утесах гнезда строить стали;Иные птицы в воздухе просторномЛетали беспорядочно; другие,Разумней их, в определенный стройРаспределяясь, путь свой направляли,Умея время года избирать,Через моря и земли, караваномВоздушным, ускоряя свой полетПоочередно; так журавль разумный,Несомый ветром, ежегодный путьСвершает свой, и воздух раздается,Бесчисленными перьями гоним.А мелких пташек рой по веткам прыгал,Леса и рощи пеньем веселя,На пестрых крыльях радостно порхаяДо вечера, когда лишь соловейПеснь продолжал свою, стеня любовно.Другие на озерах серебристыхИ на ручьях своей пушистой грудьюВ воде купались; гордый лебедь плыл,Дугою выгнув шею, поднимаяНад телом крылья белые свои,И лапами, как веслами, греб воду;Иные же, равнину вод покинув,На крепких крыльях в воздухе неслись.Другие птицы по земле бродили;Петух хохлатый громкою трубойЧас утра возвещал; павлин нарядныйШел величаво, радужный свой хвост,Украшенный глазами, распуская;Так рыбами наполнились все воды,Весь воздух – роем птиц разнообразных;Был вечер, было утро – пятый день.Пришел шестой, последний день творенья,Приветствуем и вечером и утромГармонией звучавших сладко арф.И Бог сказал: «Пускай Земля отнынеПроизведет созданий новых род –Скот всевозможный, и ползущих тварей,И всяческих зверей земных». ЗемляПовиновалась и открыла недраПлодливые свои и родилаБесчисленных созданий совершенных,Снабженных всеми членами для жизни.Из недр земли восстали, как из нор,Породы диких всех зверей, какиеЖивут в лесах, полях, кустах, пещерах,Бродить попарно стали меж дерев,Рогатый скот – среди полян зеленых;Одни поодиночке, а другиеСтадами или стаями паслись,От сочных трав равнины обнажая;С мохнатой гривой лев, упершись крепко,Старался вылезть из земли и вдруг,Скачком освободясь, как будто с цепиСорвавшись, прыгал, отряхая гриву;И тигр, и рысь, и пестрый леопард,Встав из земли, с себя ее стряхали,Набрасывая холмики, как крот;Из-под земли, с ветвистой головою,Встал и олень проворный; бегемотЯвился, неуклюжий и громадный;Стада овец блеющих тонкорунныхИ – средние меж тварями земнымиИ водными – явились конь речной[131]И крокодил, покрытый чешуями.Явилась и ползучих тварей рать –Породы все червей и насекомых;Как веер, распуская перепонки,Служившие им крыльями, игройРоскошных красок и рисунков нежныхБлистали насекомые в одеждеРоскошной летней, в пятнах и полоскахПурпурных, золотых, зеленых, синих;А черви тело длинное своеВлачили, почву бороздя следами, –Притом не все ничтожны по размерам:Иные были крупны, вроде змей,Большой длины и толщины и дажеИмели крылья. Полз и муравейУсердный, бережливый, о грядущемЗаботливый, имея в малом телеБольшое сердце. Может быть, эмблемойПослужит он для общины людской,Все поровну делящей справедливо.Явился также рой прилежных пчел,Которые своих супругов-трутнейПитают сладкой пищею и строятДля меда ряд ячеек восковых.Явились и бесчисленные стаиДругих, которых свойства знаешь ты,Которым сам назначил ты названья, –Излишне было б это повторять.Меж них ты и змею, конечно, знаешь,Хитрейшую из тварей всех земных,Порой больших размеров, с медным взоромИ страшной гривой волосистой, впрочемПослушную, не вредную тебе.Итак, сияло в полной славе НебоИ совершало все свои движеньяС тех пор, как в первый раз рука ТворцаЕму его вращенье предписала;И улыбалась ласково ЗемляВо всей красе, во всем своем богатстве;Вся суша и весь воздух, вся водаНаполнились зверями, птицей, рыбой, –Все бегало, летало, пресмыкалосьИль плавало; но день шестой твореньяЕще не кончен был: недоставалоПоследнего и лучшего созданья –Конца всех дел; недоставало твари,Которая б не наклонялась низко,Подобно прочим, а ходила б прямоВо весь свой рост, одарена рассудком –Могла б, подняв с достоинством чело,Умело править тварями другимиИ познавать сама себя, чрез тоУподобляясь жителям небесным;Могла бы благодарно сознаватьИсточник благ, дарованных ей в жизни,И сердцем, взором, голосом своимСтремилась бы к Тому, кто дал все это,И чтила б Бога Вышнего, которыйЕе поставил во главе творенья.И вот мы все услышали тогда,Как Всемогущий наш Отец Предвечный(Он вездесущ, присутствуя во всем)Рек Своему возлюбленному Сыну:«Теперь Мы человека сотворим;Да будет в нем Наш образ и подобье;Пусть надо всем царит он на земле –Над рыбами в воде, и над зверямиНа суше, и над птицами в эфире,Над всем, что, пресмыкаясь по земле,Живет на ней!» Промолвив это слово,Он сотворил тебя, Адам, тебя,О человек! Земного праха глыбуОн взял и сотворил тебя, и в ноздриТебе дыханье жизни Он вдохнул;По образу ты сотворен был Божью,И душу ты живую получил.Ты мужем сотворен был, но в подругиОн дал тебе жену и вас двоихБлагословил и род ваш вместе с вами:«Плодитесь, размножайтесь, населяйтеВсю землю и господствуйте над ней –Над рыбами в воде, над птицей в небе,Над всей живою тварью на земле!»Где был ты создан, именем то местоНе названо; но вскоре, как ты знаешь,Тебя Господь в сад этот поселилСреди деревьев этих Божьих дивных,Приятных и для зренья, и для вкуса,И в пищу дал тебе их сладкий плод;Тебе в разнообразье бесконечномОн предоставил их; лишь одногоНе должен ты касаться – Древа знаньяДобра и Зла: вкусив его плода,Умрешь ты; смерть – за этот грех возмездье.Будь осторожен, умеряй желанья,Дабы тебя внезапно не постиглиГрех и его сопутник черный – смерть.Окончил Бог Свой труд и, созерцаяЕго, нашел творенье совершенным;Был вечер, было утро – день шестой.Итак, свершив Свой труд без утомленья,Творец вернулся в Небеса НебесК Себе, в Свои возвышенные сферы,Чтоб созерцать оттуда новый мир,Расширивший собой Его владенья,Чтоб с высоты престола СвоегоСмотреть, как он хорош, как он прекрасен,Как отвечает замыслу Творца.Вознесся Он, сопровождаем кликомВосторженным, и десять тысяч арфСимфонией звучали неземною.Звучала вся земля, весь воздух пел(Ты слышал это, должен это помнить);Все Небеса звучали, все созвездья,И с восхищеньем дивной песне тойПланеты неподвижные внимали,Пока, ликуя, весь небесный хорТворца, сопровождая, возносился.«Откройтеся, предвечные врата, –Так воспевали Ангелы, – откройтесь!И пусть войдет великий наш Творец,В шесть дней окончив дивный труд созданья –Вселенную! И впредь вам сужденоНе раз открыться, ибо ВседержительНамерен посещением СвоимИзбранников в грядущем удостоить,И праведных жилища навещать,И посылать своих гонцов крылатыхС высокой вестью милостей Своих!»Так пел небесный хор; а Он, Великий,Пройдя через блистательный портал,Проследовал дорогою прямоюВ жилище Бога вечное – путемШироким и возвышенным, где почваЕсть золото, а мостовая – звезды,Который видишь ты в ночную пору,Как пояс, охвативший небеса, –Путь Млечный, весь усеянный, как пылью,Бесчисленными звездами. В тот часСедьмой был вечер на земле в Эдеме:Садилось солнце, сумерки с востокаУже всходили, предваряя ночь.Тогда к вершине той горы священной,Где Бог имеет вечный Свой престол,Вознесся Сын могучий, одеснуюВеликого Отца, Который с НимТворил незримо, не сходя с престола, –Затем что Вседержитель вездесущ –И создавал с Ним мира все устройство,Во всех делах Начало и Конец;И ныне от трудов Своих почил ОнИ день седьмой покоем освятил.Но Он почил не в тишине священной:Звучали сладко арфы, звуки трубТоржественно гремели, раздавалисьИ пенье флейт, и мелодичный звонСтрун золотых, и мощные аккордыОрганов величавых, и прекрасноС той музыкой сплетались голоса,Поодиночке или стройным хором.Дым из златых курильниц поднималсяИ облаками гору окружал.Хор славил шесть великих дней творенья:«Велик, Иегова, Ты в Своих делах,Нет Твоему могуществу пределов!Чья мысль Тебя измерит, чей языкТебя опишет! Более великимСебя явил Ты ныне, чем в тот день,Когда низверг Ты Ангелов-гигантов!Тогда Себя громами Ты прославил,Но более велик творенья труд,Чем разрушенье грозное творенья!Кто может быть соперником Твоим,Могучий Царь? Кто власть Твою умалит?Безумную, надменную попыткуОтступников легко Ты отразилИ тщетные их планы все разрушил;Напрасно помышляли нечестивцыТебя унизить, сократить числоСлужителей Твоих; кто ищет силуТвою ослабить, сам того не зная,Лишь умножает мощь Твою: из ЗлаТем более Добра Ты созидаешь!Тому свидетель – этот новый мир,Второе небо, от ворот небесныхПоблизости, в хрустальном океанеОснованный, почти неизмеримый,С бесчисленными звездами, из коихЕсть каждая, быть может, целый мир,Которых Ты лишь знаешь назначенье;И между этих звезд одна – Земля,Прекрасное жилище человека,Свой собственный имеет океан.О, трижды вы блаженны, человеки,Которых так возвысил Бог, создавПо образу вас Своему, чтоб верноЕго вы чтили! Вам Он дал во властьСвои владенья – землю, воздух, воду,Чтоб вы собой умножили числоСлужителей Его, святых и чистых!О, трижды вы блаженны, если толькоСумеете вы твердыми пребытьИ то блаженство сохранить навеки!»Так пел их хор, и всюду в НебесахГремело «аллилуйя». Так субботыСвященный праздник справили они.Как видишь, я твою исполнил просьбу,Тебе поведав о начале мираИ обо всем, что было до тебя.О том своим потомкам ты расскажешь;Теперь же если хочешь, то спросиО чем-нибудь еще: все, что доступноУму людскому, я готов сказать».