– Извини.
Выдавливаю из себя, не испытывая и доли раскаяния, и с любопытством Дарвина смотрю на бесстрастное лицо, на котором не дергается ни один мускул. Что ж, выдержке отличника можно позавидовать, я бы на его месте точно сорвалась и забила бы грязнулю чайным пакетиком.
– Это тебе.
И, пока в моем воображении разыгрывается красочный блокбастер с финальной сценой убийства злодея, мне на колени опускается букет белых лилий, напоминающих о неудачнике-Казанове из «Чернил». А я, может, с некоторых пор пионы люблю. Розовые.
– Не нужно, Миш, мой парень не оценит, – всем своим видом даю понять, что не поощряю подобные знаки внимания, убирая цветы на приборную панель. Но Мельников с упрямством утопающего хватается за призрачный шанс, как за спасательный круг.
– Парень или жених?
– От перемены мест слагаемых сумма не изменится. Мой Ваня, – фраза птицей срывается с губ еще до того, как мозг успевает отдать команду остальному организму, и звучит невероятно естественно. С пряной нежностью и легким волнением, от которого мурашки бегут по коже.
Передернув плечами от такого неприкрытого выражения чувств, Мельников кисло морщится и кривит губы, замолкая и крепче стискивая оплетку руля. Остаток пути он сосредоточенно смотрит на дорогу и даже не косится в мою сторону, отчего я радостно перевожу дух и позволяю себе уткнуться носом в телефон и написать Филатову, как я по нему скучаю.
Проскользив шинами по мокрому асфальту, тойота останавливается перед нашим жилым комплексом, и я стараюсь как можно скорее выбраться наружу, чтобы увеличить разделяющее нас с отличником расстояние. Потому что, во-первых, в салоне мне становится трудно дышать, а, во-вторых, я не умею отшивать людей и в подробностях объяснять им, почему «нет», «не сегодня» и вообще «никогда».
– Ален, ты забыла, – выскакивает из автомобиля Миша и попадает в лужу своими светло-бежевыми мокасинами, промокающими в один миг. Но парню все равно, он настойчиво тянет мне букет, и я, чертыхаясь, принимаю повесившие головы лилии, боясь обидеть Мельникова с его благородными намерениями.
Выбросить ни в чем не повинные цветы в ближайшую к подъезду урну не позволяет совесть, а еще железобетонная уверенность, что отличник полирует пристальным взором мою спину. Так что я ныряю в светлый холл первого этажа, захлопывая за собой дверь, и передариваю презент охраняющей наш покой тете Зине.
А в квартире у Филатова пусто и темно, только на холодильнике висит придавленная круглым красным магнитом записка. Сообщающая, что Агата Павловна убыла к своей подружке Лидке и вернется не раньше завтрашнего вечера. Написанный же заглавными буквами постскриптум просит нас с Иваном «шалить, не громко и качественно». И я не знаю, то ли плакать, то ли смеяться от таких непрозрачных намеков.
За окном из прохудившегося неба все так же льет неистовый дождь, барабанит крупными каплями по стеклу, и я, решив скоротать время до прихода соседа, запираюсь в ванной комнате. Погружаюсь в горячую воду с высокой пенной шапкой по подбородок и мурлыкаю услышанную на радио песню с лишенными смысла словами, но веселым мотивом.
Вдоволь нанежившись в приятном тепле, я пропускаю звук открывающегося замка, выхожу в коридор в одном полотенце и резко торможу, натыкаясь на нечитаемый взгляд стремительно темнеющих карих глаз. И я не могу пошевелиться, цепенея и впитывая чужое восхищение, граничащее с чудовищной жаждой. Которые толкают меня в Ванькины распахнутые объятья и затмевают и доводы рассудка, и жалкие нормы морали, которыми я и без того не слишком сильно обременена.
От Филатова пахнет грозой и свежестью, а еще моим любимым сандаловым ароматом. И я первая тянусь за поцелуем, не желая думать ни о последствиях, ни об обязательствах, ни о не прозвучавших обещаниях. Путаюсь в скатившемся по телу и упавшем на пол полотенце и больше не ощущаю земли под ногами, потому что Иван подхватывает меня на руки и несет в спальню, где нам точно больше никто не помешает.
Одежда с его торса исчезает за наносекунду, потому что мое терпение кончилось еще вчера, когда Ванька говорил, что не хочет, чтобы между нами что-то заканчивалось. И я добровольно снимаю все блоки и возведенные с таким усердием барьеры, со свистом падая в хмельной омут, застилающий все вокруг, кроме ослепительного желания, разделенного на двоих.
– Какая ты красивая!
Почти беззвучно шепчет Филатов сиплым голосом, и я начинаю дрожать от его осторожных прикосновений. Которые боготворят, дразнят и дарят ни с чем не сравнимое наслаждение. Как будто я – единственная девушка, имеющая значение для нависшего надо мной мужчины.
Сверкнувшая молния разрезает кромешную темноту, воцарившуюся в комнате, и я вижу бисеринки пота, собравшиеся около Ванькиного виска. Повинуюсь выматывающей изнутри потребности и ласково стираю влагу подушечками пальцев. Теряюсь в принадлежащем нам обоим стоне и четко осознаю, что не готова ни останавливаться, ни сдавать назад. Ни за что. Даже за два миллиона зеленых Вашингтонов.
Глава 27
ebooksa