Йолсиппу напугал собственный быстрый взлет. В то же время его распирало от тщеславия. Вдруг все вокруг заволокло дымом, сверкнула молния, и князь демонов с Йолсиппой исчезли. Костер погас во второй раз за эту ночь, остался лишь холодный пепел.
Никто не искал Йолсиппу. Кассафех, приводя в порядок одежду и волосы, лишь окинула взглядом окрестности, ожидая, что бродяга появится откуда-то и, спотыкаясь, подойдет к ним со своими шумными увещеваниями и протестами. Симму, казалось, не заметил его отсутствия. А может, втайне радовался, что, наконец, избавился от этого живого напоминания о своей участи героя?
Позже, когда они шли по зеленой равнине, Кассафех спросила:
— Неужели этот толстяк ушел от нас? Может, он заблудился? А вдруг на него напали дикие звери?
— Он не может погибнуть — так же, как и мы, — нехотя отозвался Симму. Это были его первые слова за весь день.
— Но если шакалы разорвут его!.. — взволнованно воскликнула Кассафех.
— Думаю, он выживет. Он не может умереть.
— Но, — продолжала Кассафех, — он ведь так беспокоился о тебе! Он говорил, люди должны узнать о твоем подвиге…
— Послушай, женщина, — резко оборвал ее Симму. — Этот бродяга говорил о городе, и ты внимательно слушала. Город для тебя — дворец, благоухающий розами и купающийся в причудливых фонтанах. Ты говоришь, что я герой, и видишь меня королем. Но если Симму король, то Кассафех — королева, одетая в шелк, с жемчугами в волосах. А я видел город, в котором одни мертвецы. Города — это клетки. Почему ты хочешь, чтобы я жил в клетке?
— Я ничего не хочу, — надменно ответила Кассафех. — Герой — это ты, а не я. Ты говорил, что женишься на мне, но я вовсе не стремлюсь выйти замуж. И разве не я сбежала именно из такой глупой благоухающей роскоши, какую ты сейчас описал? Как только мы доберемся до населенных мест, я уйду, а ты можешь делать все, что хочешь.
Остаток дня они шли молча. А вечером в свете луны Симму снова завоевал ее. Путники помирились, но прежней близости между ними уже не было.
Снова и снова Кассафех оглядывалась назад. Девушка снова и снова представляла себе золотой город, в котором она правила как королева. В этом не было ни алчности, ни жажды власти, а скорее напоминало игру маленькой девочки с платьями матери. А еще девушка хотела, чтобы все преклонялись перед мужчиной, которого она любит. Армии должны пасть ниц перед ним, а женщины — рыдать от желания принадлежать ему.
В эти дни они миновали несколько городишек, довольно убогих, и Кассафех страдала от того, что на ней лохмотья, — ведь она как-никак была дочерью богатого купца. Живя в саду, она гордилась тем, что одета неряшливо, — тем самым она выражала свое презрение к идолу Вешума. Теперь же она мечтала о золотых доспехах для Симму и расшитом серебром атласном платье для себя. Они достойны того, чтобы путешествовать на белом слоне, украшенном рубинами, по усыпанному цветами пути. Вестники должны трубить в трубы, а благовония облаками подниматься в небо. Вместо этого бессмертные шли пешком, одетые в лохмотья, и мальчишки бросали камни им вслед. И это Кассафех не устраивало.
Говорят, все происходило следующим образом. Человека клонило в сон, он ложился в постель, засыпал и видел странные сны. Когда он просыпался — полагая, что проснулся на следующее утро, — то дома его встречали страшным шумом и суматохой. Все его домашние рыдали и кричали, что он отсутствовал десять дней или даже больше. Исчезавшие оказывались плотниками, каменщиками или даже архитекторами, состоявшими на службе у знатных господ.
Одним из них был зодчий и ученый, весьма почтенный человек, пользующийся расположением короля своей страны. Однажды утром он проснулся и кликнул слуг, но на его зов никто не явился. Тогда он вышел из спальни и спустился в гостиную. Она оказалась битком набита воинами короля, которые, увидев его, закричали в страхе и изумлении.
Когда же зодчий пожелал узнать, в чем дело, ему сообщили, что в один из вечеров, вернувшись домой с пира в королевском дворце, он отправился спать вместе с молодой женой. В полночь она проснулась от какого-то смутного беспокойства и обнаружила, что она в постели одна, а створки окна широко распахнуты. Женщина поднялась и стала искать мужа, но, не найдя его, подняла слуг. Но и те не обнаружили никаких следов почтенного архитектора, кроме его мягкой домашней туфли, зацепившейся за одну из верхних веток магнолии, растущей под окном. Наутро встревоженная жена испросила аудиенции у короля, а он, решив, что зодчего убили, приказал бросить в одну темницу всех слуг, а в другую — саму женщину. После этого король облачился в траур, целыми днями плакал и ничего не ел, из-за своей безутешной скорби постепенно превращаясь в тень.
— Сколько же дней меня не было? — спросил, ужаснувшись, зодчий. — По-моему, прошла всего одна ночь!
— Да нет, не одна, — ответили воины. — Последний раз вас видели три месяца назад, Услышав это, зодчий поспешно оделся и бросился во дворец. Король, плача от радости, обнял его и приказал немедленно освободить из темницы невинную женщину и слуг.
— Поведай же скорей, почему ты пропал именно в тот момент, когда спроектировал для меня летний дворец? — взмолился король. — Как ты и просил, я купил для этого строительства тысячи рабов, а с ними их хозяев и надсмотрщиков, а кроме того, огромные запасы провизии, чтобы их прокормить. И это не говоря уже о серебре, бронзе, драгоценном мраморе для постройки… Где ты был все это время, и какие такие дела тебя призвали, что ты забросил столь великолепный замысел и исчез посреди ночи, оставив лишь домашнюю туфлю?
— Я расскажу тебе все, мой король, и ты сам решишь, был ли это сон или я сошел с ума, — ответил зодчий.