– Я-то уйду. Уйду, мужика своего искать. Своего! – повторила она бронебойно. – А что ты виды на него имела, я уж поняла! Мужик-то хороший. Молодой!
Молодой – это слово напоследок резануло по живому, и Ирма, потерявшая остатки самообладания, взвизгнула и запустила бумагами в вазу, которая даже не покачнулась, и закричала, яростно вбивая утепленные пятки в паркетные плашки, что-то на тему деревенских нахалок и излишнего веса.
Алина тоже топнула ногой, как норовистая лошадка.
– И уйду! И уйдем! Раз ты не понимаешь, мама! Потом сама будешь звонить и мириться!
Она круто развернулась и начала сгребать со стола все, что попалось под руку, – ключи, кошелек, сумочку, брошенную впопыхах при входе, еще какие-то безделушки.
Космическая корабль, невиданное Беломорье, ее бесследно канувший странный мужчина, которого она впервые увидела вот тут, в мамином кабинете, безжизненно простертым на окровавленных простынях… он, может быть, именно сейчас пропадает – где-то, неизвестно где!
Их мужчины! Золотой дядя Тай, который может плести косички, и дядя Котик, добрый и хороший, подаривший пони Филю, классные барабаны и дух очаровательной вседозволенности…
– Пойдем, Маруся! Раз так, станем жить у Котика! И сами будем матери дома!
Гулко хлопнула дверь.
В квартире стало оглушительно пусто. Напуганный толстый черный пес не решался вылезти из-под мебели, а кот Пиксель осторожно водил усами, пытаясь понять, что же произошло – и что следует сделать дальше. Как лучше в равной степени послужить великой звездной империи Гертай, да сияет вечно ее Белое Солнце, и не менее великой, но пока находящейся в подчиненном положении планете Панцырь?
И еще – не обидеть геян. Неплохие в общем-то гуманоиды. Слишком суетливые, но неплохие.
Подошел к Ирме, забрался всем мягко-пушистым телом на колени и включил мурчание.
На полную мощность.
Ирма пожалела не просто скоро. Она пожалела сразу, немедленно, как только за девушками закрылась дверь. Бросилась в подушки, плакала, отчаянно, по-детски, искренне, навзрыд. Схватила айфон… бросила. Схватила снова. И через десять или пятнадцать минут, подтянутая, подкрашенная, сдержанная, вышла и привычно села в машину.
Куда угодно – только прочь.
«Я дострою дом, – упрямо шептала Ирма сама себе, – я дострою, и стану… матерью. Я буду жить за городом, брошу бизнес. Средства выводятся с потерями… с потерями. Но эти потери – ничто по сравнению с возможностью потерять саму себя. Потерять. Я извинюсь… пусть она будет, эта капитан Айсберг, котикова баба, черт ее побери, если Алинке с ней проще… пусть будет… пусть…»
И Ирма снова разрыдалась, не удержав за рулем бесстрастной деловой маски.
Кое-как припарковалась и плакала, упав лбом на баранку.
Стекло деликатно тронули. Ирма оторвала лицо от ладоней, ожидая увидеть инспектора или запертого автомобилиста… но крупным дорогим перстнем к ней стучался Михаил Ростилавович Чар.
– Это очень удачно, что мы встретились таким образом, – мягко говорил Чар спустя полчаса. – Представляете, какое совпадение – вы остановились именно около моего центра. Стрессы лучше врачевать по горячему, Ирма Викторовна. Конфликт с дочерью был неизбежен. Увы, старшие дети по-разному воспринимают появление младших… особенно если разница в возрасте велика. Тут и зависть, и ревность, и масса иных сложных чувств. Сегодня я приглашаю вас в группу, вот сюда пройдите, Ирма Викторовна. Можно сесть на пуф или на пол. Просто включайтесь – общие энергии, вопросы и ответы поднимут вас на иной уровень осознания женственности и позволят обретать ключи…