Она остановилась, а кругом — прохладный ночной воздух, и миллионы миль до городов и людей, и далеко-далеко внизу фермы и поля, реки и холмы.
Тихонько: «Том?»
Том спал. Была уже глубокая ночь; его одежда аккуратно висела на стульях, на спинке кровати. А возле его головы на белой подушке ладонью кверху удобно покоилась рука, и на ладони лежал клочок бумаги с буквами. Медленно-медленно пальцы согнулись и крепко его сжали. И Том даже не шелохнулся, даже не заметил, когда черный дрозд на миг тихо и мягко прильнул к переливающемуся лунными бликами окну, бесшумно вспорхнул, замер — и полетел прочь, на восток, над спящей землей.
Был полдень 22 августа 1961 года. Вилли Берсинджер сидел за рулем своего старого драндулета и смотрел на городок Рок-Джакшн, штат Аризона. Его нога, обутая в шахтерский ботинок, покоилась на педали акселератора. Вилли тихо беседовал со своим компаньоном.
— Да-а, Сэмюэл, городок что надо. Вот так, проведешь пару месяцев на прииске «Боже упаси», тебе и стекляшки в музыкальном автомате покажутся витражами. Город нам необходим. Без него мы проснемся в одно прекрасное утро и увидим, что превратились в вяленую говядину и окаменевшие леденцы. Ну и город, конечно, нуждается в нас.
— Это как же? — удивился Сэмюэл Фиттс.
— Мы приносим с собой то, чего у города нет — горы, ручьи, ночи в пустыне, звезды… и все такое…
А ведь правда, думал Вилли, глядя на дорогу, когда человек попадает в глухой уголок, он черпает из историков тишины. Он пропитывается безмолвием полыни, прислушивается к урчанию пумы, гудящей, как улей в полуденной тиши, а из глубоких ущелий льется молчание речных отмелей. Все это человек вбирает в себя, а в городе — размыкает губы и выдыхает.
— Заваливаешься в парикмахерскую и плюх в свое кресло. Хорошо! — размечтался Вилли. — По стенкам развешаны календари с похабными картинками, а под ними толпится народ, и все глазеют на меня в надежде, что мне захочется пофилософствовать о скалах, о миражах и о Времени, которое таится среди скал и дожидается, когда же Человек оттуда уйдет. Я дышу, и с каждым выдохом частички дикой природы тончайшей пыльцой оседают на людях. Прекрасно. Я говорю, речь моя спокойна, легка и размеренна…
Он представил, как у слушателей загораются глаза. Когда-нибудь они все кинутся в горы, побросают семьи и убегут от своей заводной автоматической цивилизации.
— Приятно ощущать себя нужным, — сказал Вилли. — Мы нужны горожанам как воздух, Сэмюэл. Встречай гостей, Рок-Джакшн!
В листах обшивки посвистывал ветер. Вот они уже проехали городские окраины и… вкатились в царство трепета и смятения.
Едва они проехали каких-нибудь сто футов, как Вилли резко нажал на тормоза. Из-под колпаков колес посыпалась ржавчина. Машину охватила дрожь.
— Что-то тут не ладно, — сказал Вялли. Он оглядел все вокруг своим рысьим взглядом, потянул воздух большим носом. — Запах, чувствуешь запах?
— Нет, не чувствую, — заерзал на месте Сэмюэл, — а что…?
Вилли косо посмотрел на него.
— Ты когда-нибудь видел, чтобы деревянный индеец у табачной лавки был выкрашен в небесно-голубой цвет?
— Нет, ни разу.
— Тогда посмотри вон туда. А видел ты когда-нибудь розовую собачью конуру, оранжевый нужник, сиреневую поилку для птиц? Так вот же они! Там, там и там!!!