— Нет! — Уилл бросился ему наперерез.
Он ударил, обхватил и удержал Джима, они повалились на землю.
Удивленный племянник умчался в темноту, чтобы стать на один год старше. На один год старше, думал Уилл, он становится на год выше, больше, значительней!
— О Господи, Джим, быстрей! — Уилл вскочил и побежал к пульту управления каруселью, к сложным тайнам медных выключателей, фарфоровых изоляторов и шипящих проводов. Он ухватился за рукоять регулятора. Но Джим, подскочив сзади, оттащил его.
Уилл, ты сломаешь ее! Нельзя!
Джим одним ударом вновь включил полную мощность.
Уилл завертелся на одном месте, сжав ладонями лицо. Потом они опять схватились, сцепились, готовые бороться до изнеможения, и в конце концов повалились около пульта управления.
Уилл увидел злого мальчишку, ставшего еще на год старше, скользящего по кругу в ночную темноту. Еще пять или шесть кругов, и он станет больше и сильней, чем они вдвоем.
— Джим, он же убьет нас!
— Не меня, только не меня!
Уилл почувствовал вдруг, что его ударило током. Он пронзительно вскрикнул и отскочил, успев стукнуть по рукоятке регулятора. Пульт управления затрещал, зашипел. Из него в небо вырвалась молния. Отброшенные взрывом, Джим и Уилл лежали на земле, наблюдая бешеное вращение карусели.
Дрянной мальчишка просвистел рядом, обхватив медную стойку. Он ругался. Он плевался. Он боролся с ветром и с центробежной силой. Хватаясь за лошадей и столбы, он пытался пробраться к наружному краю карусели. Его лицо то появлялось, то исчезало, то приходило, то пропадало. Он цеплялся. Он пронзительно орал. Пульт управления извергал голубые ливни. Карусель подпрыгивала и тряслась. Племянник поскользнулся, упал. Черный жеребец лягнул его в лицо стальным копытом. Над бровью проступила кровь.
Джим шипел, катался по земле и сыпал удары; Уилл оседлал его, прижал к траве и отвечал криком на крик, оба были бледны от испуга, сердце Уилла колотилось в унисон сердцу Джима. Электрические удары грохотали в пульте управления, выстреливая к звездам огни фейерверка. Карусель прокрутилась тридцать раз, прокрутилась сорок. «Уилл, отпусти меня!» Прокрутилась пятьдесят раз. Орган-каллиопа выл, исходя паром, который вскоре иссяк, и он перестал играть, лишь изредка принимаясь тараторить, когда последние клочья пара вырывались через клапаны. Молния вспыхнула над вспотевшими от борьбы мальчишками, ударила в безмолвную лошадь, и та обратилась в паническое бегство; вспышка озарила фигуру, лежащую на платформе, которая по величине была уже не с мальчика, и даже не с мужчину, а еще больше, еще много больше, и пролетела еще круг, еще круг, еще…
— Он, он, о, это он, погляди, Уилл, это он… — изумленно протянул Джим и начал всхлипывать; теперь оставалось только одно: прижаться к земле, прибиться к ней, пригвоздиться. — О Господи, Уилл, вставай! Мы
В балаганах вспыхнул свет.
Но оттуда никто не показывался.
Почему? — почти обезумев, подумал Уилл. Взрывы? Электрическая буря? Эти странные люди думают, что так и надо, если весь мир перевернулся вниз головой? Где мистер Дак? В городе? Это не к добру. Что, где, зачем?
Ему показалось, что он слышит, как в теле, дергающемся на карусели, бешено колотится сердце, потом замирает, потом стучит опять быстро, затем опять медленно, очень быстро, очень медленно, невероятно быстро, затем медленно как луна, ползущая по небу в зимнюю ночь…
Кто-то или что-то на карусели слабо застонало.
Слава Богу, темно, подумал Уилл. Слава Богу, что я ничего не вижу. Там кто-то идет. Кто-то идет сюда. Это, чем бы оно ни было, идет опять. Там…там…