«Так вот оно что! У нас тут свой домашний народный театр организовался. С премьерой вас, Андрей Васильевич! Скоро и у вас начнут шапки воровать!» — захотелось закричать, плюясь зубной пастой.
— Браво! Браво! — захлопал я в ладоши, не вынимая зубной щётки изо рта.
Девушки благодарно поклонились и поприседали, отклячивая свои симпатичные попки. А Ксюша, забирая у Женьки половник, как бы между прочим спросила:
— Только что пришёл?
«Интересно, это тоже игра? Скоро стану театралом», — подумал я и спокойно ответил:
— Мадам, вас пушкой не разбудишь. Спал с вами под одним одеялом. Хочешь, скажу какого цвета у тебя трусишки? Бежевые… Каюсь, пришёл поздно…
— Вернее, рано… — отвернувшись от меня, обиженно поправила Ксюша, на всякий случай оттянув резинку пижамных брюк. — Чапаев, мы с тобой вместе или где? Ты, наверное, думаешь, что так, как мы с тобой живём, живут все? Нет, Чапаев! Большинство людей живут совсем не так. У них общие взгляды на жизнь, у них общие интересы…
— Общие дети… — надув губки, добавила Женька.
— Да. А мы видимся в лучшем случае за завтраком или в воскресенье. Хотя твои воры, грабители, насильники и другие уроды активизируются, суки, как специально, по выходным.
— Суки! — чуть слышно продублировал детский голосок из гостиной.
— Слышал? И этот твой телефон… я боюсь его, Чапаев. Мне всё время кажется, что после очередного звонка ты, ничего не объясняя, подскочишь, недоев, недопив, недо… Нацепишь на себя эту чёртову сбрую, проверишь обойму в стволе и будешь искать мои глаза, чтобы заглянуть в них и, как папочка дочке, сказать: «Извини, малыш… Так надо».
— Ксюш, ты с самого первого дня знала, чем я занимаюсь. Я ждал от тебя вопросов, но ты тогда молчала, — с досадой ответил я, понимая, что в таком темпе можно и…
На работу я уехал без завтрака, не поцеловав Боцмана и не погладив… Нет! Не так… На работу я уехал голодным, забыв поменять носки, не взяв носовой платок, не поцеловав Женьку, не погладив животных и не пообещав Ксюхе вернуться пораньше.
Вот оно, обычное рабочее утро. Народ потихоньку подтягивался, позёвывая, разминая косточки и обжигаясь горячей коричневой жижей, которую с улыбкой все называли «кофа». Настроение после утреннего домашнего выступления моей личной театральной труппы было ни к чёрту. Напомнил своим, чтобы не затягивали с отчётами и, выслушав по телефону претензии от вечно недовольного Воронина, ушёл в свою берлогу, надеясь на радушие кожаного диванчика. Только сел — звонок. Оперативный. Срочный выезд. На второй линии МКАД из автоматического оружия обстрелян кортеж бизнесмена. Двое раненых. Идёт погоня за машиной стрелявших. Кто у нас по срочным вызовам? Правильно…
— Шароев, Блекис на выезд! Шароев, потом допьёшь…
— А Лядова? Я, между прочим, дознаватель, а не оперативник.
— Лядова на больничном после вчерашнего. Вперёд, я сказал!
— А автобус…
— Нет. Едете на своих развалюхах.
Шарканье стульев. Недовольные голоса. Грохот дверок сейфов. Злорадный смех Дроздова — и опять тишина. Только тихо «пикает» за стенкой компьютер Дрозда. Опять в игрушки играет, паразит. И тут: