Когда просмотр был окончен, хозяин ничего не спросил, взмахом руки он отдернул ширму, отгораживающую одну половину чердака от другой. На самом деле там оказалась не половина, а лишь малая часть, площадью с обычную трехкомнатную квартиру. Стены и потолок были выкрашены огромными разноцветными ляпами, под потолком висел старинный абажур с длинной бахромой. Мебель была разномастной: кожаное кресло, велюровое кресло, большой диван и допотопный с потрескавшимся лаком сервант, заполненный такой же разномастной посудой. На серванте стояли две черные колонки, а внизу приютился музыкальный центр. Между креслами вписался низкий плетеный столик, на котором стояла большая бутылка темно-зеленого стекла, наполненная едва ли не доверху какой-то темной жидкостью. Рядом два стакана — серый граненый и прозрачный из тонкого стекла, цилиндрической формы с красным ободком. Чуть дальше расположилась мелкая тарелка, на которой вперемешку лежали пара краснобоких яблок, желтая груша, десяток морщинистых с темными прожилками грецких орехов и сушеная таранька.
— Чем богаты, — обхватив за талию женщину, художник подвел ее к велюровому креслу и усадил. Затем, подхватив бутылку, театрально произнес: — Зато вино — настоящий церковный «Кагор». Божья слеза...
Он быстро наполнил стаканы на треть тягучим рубиновым напитком. Вино оказалось вкусным, хотя и приторно-сладким. После первой они выпили еще, затем еще, постепенно алкоголь начал дурманить ее мозг. Тамара, откинувшись на спинку кресла, рассеянно слушала разлагольствования Художника, то и дело, теряя нить его мыслей, отвлекаясь на какие-то свои ощущения.
Очнулась она неожиданно от звуков рвущейся из динамиков музыки и мощного баса Шаляпина:
Эх, дубинушка, ухнем.
Подернем, подернем, сама пошла.
И тут же вдруг осознала, что лежит на диване голая, а ее новый знакомый, тоже голый, лежит на ней и в такт песне яростно вбивает в нее свой возбужденный член. Тамара не закричала, не оттолкнула насильника. Неожиданно для себя, руками обхватила его шею, ноги обвили поясницу мужчины, и разгоряченное тело задвигалось в такт движениям партнера, в мозгу пульсировала всего одна мысль: «Мужик, настоящий мужик. И он мой».
Третий любовник оказался лучше двух предыдущих, он был на пять лет моложе Тамары, но так же беден, как его предшественники. Ей снова приходилось платить за гостиницу (так как в студии постоянно толкалось множество творческого люда), оплачивать посещение ресторанов, баров. Даже иногда покупать ему одежду. Утешать, когда проваливалась очередная попытка выставиться. Это было единственное, чем она могла помочь, ее связи не распространялись на деятелей искусства.
В конце концов, и капля камень точит. Через год после начала их бурного романа Художника наконец признали, ему разрешили выставиться в небольшой галерее и... Его сногсшибательный успех заметил столичный бомонд, газеты восторгались им.
Тамара была рада не меньше самого Художника. Она стояла в стороне и радовалась его триумфу. За все это время лишь однажды они созвонились и договорились встретиться в «Славянской вольнице», чтобы отметить творческий успех и годовщину их знакомства.
Она приехала первая, сняла номер, накрыла стол и стояла у окна, ожидая приезда любимого человека. Прошло два часа с момента назначенной встречи, в пачке заканчивались сигареты. Тамара даже не чувствовала вкуса белоснежных, тонких сигарет «Карелия», автоматически затушив окурок одной, она тянулась за другой.
На улице совсем стемнело, вокруг гостиницы зажглись уличные фонари. Из окна номера была хорошо видна стоянка, на которой среди «Мерседесов», «Ауди», «Тойот» и джипов стояла маленькая белая «Таврия», которая сейчас почему-то показалась ей одухотворенным и самым родным существом на свете.
Трубка мобильного телефона неожиданно ожила.
— Да, слушаю, — Тамара поднесла трубку к уху.
— Это я, — прозвучал голос Художника. Хотя она и надеялась, что любовник задерживается из-за того, что пьян, но его голос звучал абсолютно трезво. — Я не приеду.
— Сегодня не приедешь? — Сердце сковали ледяные тиски ужасного предчувствия.
— Я вообще не приеду.
— Почему?
— Мне надоело быть твоим рабом, Султанша! Зависеть от тебя во всем, угождать. Теперь я в состоянии все себе позволить, не завися ни от кого. Меня не ищи, между нами все кончено, — в трубке зазвучали короткие гудки.
Бросив телефон на пол, Тома тяжело опустилась на кровать. Невидящим взглядом обвела номер, потом перевела взгляд на сервировочный столик, заставленный хрустальными розетками с черной и красной икрой, блюдами с мясным и рыбным ассорти, салатом из морепродуктов, румяной курицей, фаршированной апельсинами и зажаренной собственноручно. Бутылки с рубиновым вином молдавского «Кагора» и золотистого армянского «Арарата». Палитра праздника угасла, и этот натюрморт смотрелся убого, как старая газетная фотография. Хотелось все это вышвырнуть в окно с четвертого этажа, а самой разрыдаться и пожалеть себя.
ebooksa