Волчья ухмылка

22
18
20
22
24
26
28
30

Вслед за штофом на столе появились два граненых стакана и щербатая тарелка с грубо нарезанной ливерной колбасой. 

Кольцов распахнул кейс и извлек свои подношения, за что получил расшатанную табуретку и хрустальную рюмку. 

— Ну-ка, Ритка, подсуетись. — Дворник, глядя на принесенные гостем продукты, почувствовал свою значимость хотя бы в масштабах собственной квартиры. 

Вскочив со своего места, Ритка принялась нарезать копченую колбасу, вскрывать консервы. 

— А ты, режиссер, банкуй, рука у тебя легкая. 

Когда стол был заставлен дополнительной закуской и «боевая подруга» снова уселась на свое место, Глеб взялся за штоф. Отвернув пробку, почувствовал резкий запах разведенного спирта неизвестного предназначения. Он быстро налил каждому в индивидуальную посуду граммов по пятьдесят, следуя закону прикладной психологии: «Если хочешь найти с человеком общий язык, постарайся ничем от него не отличаться». Обнадеживало одно: к этой бутылке его нынешние собутыльники уже прикладывались и еще были живы.. 

— Ну, с богом, — произнес дворник и поднял свой стакан.

Все чокнулись и опрокинули содержимое посуды в рот. Жидкость, попавшая в организм Кольцова, не обожгла пищевод, она там взорвалась. Дыхание забило, на лбу выступил пот, а глаза полезли из орбит. «Градусов семьдесят, — мелькнуло в его голове. — Сколько же времени я не пил спирт, с Афгана?» 

Жар внутри немного затих, и Глеб, выдохнув, потянулся к редиске. Мылов с подругой не обращали на него никакого внимания, вовсю налегали на закуску. 

— А ты чего пришел? — неожиданно спохватился Николай Федорович с набитым ртом. — Нового ничего не расскажу, другого ничего не вспомню и даже не придумаю. Все, что знал, поведал, милок. Вот так. 

— Да мне ничего не надо. — Детектив начал излагать заранее подготовленную «легенду». — Продюсер приказал снять для главного героя поблизости квартиру, чтобы тому легче было войти в роль. Вот я и решил к вам обратиться, Николай Федорович, вы же всех в округе знаете. Может, кто-то сдает квартиру или хотя бы комнату? 

— Надо подумать, — Мылов почесал затылок. — А ты пока наливай. 

Глеб тут же выполнил приказание хозяина, налив «разведенки» дворнику и его пассии, себя пропустив. 

— Кто же у нас сдает квартиру? — вслух размышлял дворник. — Сидоровы из пятьдесят второй, но у них уже есть квартиранты. Баба Нюра из четвертой, но там такой срач, что нормальный человек и часа не продержится. Карина из семнадцатого дома, но у нее недавно поселились беженцы-армяне. 

Мылов сунул в рот папиросу, прикурил от зажженной спички и, затушив ее взмахом руки, подвел итог: 

— Сейчас никого нет со свободной площадью. Разве что у меня, но я человек нервный и характер у меня скандальный. Да и на хрен мне артист. Так что, милок... — Он развел руками, но неожиданно встрепенулся и перевел взгляд на свою подругу. — Может, ты, Ритуля, кого знаешь? — Посмотрел на гостя и пояснил: — Она рядом живет, на соседней улице, за углом. 

Ритуля сморщила лоб, заставляя свой атрофированный мозг работать. Она что-то долго шептала себе под нос, перебирая возможных квартиросдатчиков, наконец вслух проговорила: 

— Разве только эта старая блядь Стошневская, у нее одно время жила какая-то рыжая лахудра. Такая из себя важная ходила, в широкополой шляпе и больших черных очках. Видимо, сама любит хорошо забухать, стерва. Вот и прятала свои пьяные глазищи. Но последнее время что-то ее не видно, может, съехала? 

— Очень интересно, — произнес Глеб.

Действительно, услышанное было более чем интересным: широкополая шляпа и большие очки. Похоже на элементарную маскировку: кто ее сможет опознать, если она снимет очки и шляпу, сменит привычную одежду? К этому еще прибавить, что видели ее мельком и ни с кем она близко не общалась.