— Таких денег им за всю свою жизнь не заработать, потому что кто много зарабатывает, тот и много тратит. А тут одним куском сразу сто тридцать тысяч. На, бери и ни в чем себе не отказывай. Тем более что всех вяжут мертвой двойной петлей и деньги, и пролитая кровь. Никто из них даже и не заикнется об этой ликвидации даже перед вратами ада. Эта версия выглядит вполне логичной?
— Конечно, — неожиданно рассмеялся Константин. — Только ты, Глебушка, не один такой умный. Служба безопасности концерна их пропустила через мясорубку, где, кроме мордобоя, подвергли воздействию психотропиков и даже пропустили через детектор лжи. И если бы была хоть одна-единственная зацепка, ребят раскололи бы до самой жопы. Но расколоть никого не удалось, пацанов сейчас приводят в чувство на загородной базе отдыха.
— Ну, тогда остается только пассия покойного.
— А здесь вообще все девственно чисто. Гедеван с девчонкой ничего не имел (в смысле секса), возраст не тот. Просто ею любовался...
— Разве это не повод для участия в ликвидации? — удивился сыщик.
— Нет, — запротестовал Костя. — Девчонка после смерти Гоги осталась без средств к существованию. Периферийная лимитчица, которую Гога вытащил из какого-то борделя. Да ей на покойного впору было богу молиться, потому что теперь выбор не особо богатый, либо домой, в какой-то Мухосранск, либо обратно на панель.
Они снова замолчали, каждый думал о своем. Константин после этого разговора пытался осмыслить будущее своей фирмы, все-таки появился прецедент, и конкуренты вполне могут подтолкнуть пошатнувшегося.
Глеба же занимал совершенно другой вопрос, любая подобная загадка была подобна занозе в мозгу. И избавиться от нее можно было только одним способом — разгадать этот ребус. Это, конечно, было неприятно, но, в свою очередь, именно тупиковая ситуация наводила сыщика на определенный вывод.
— Если все так, как мы с тобой говорим, Костя, — в очередной раз заговорил Кольцов, — то получается, что Гедевана Натановича Джаджа зачистила «контора», странно, где их интересы могли пересечься.
Глеб заметил, как у Иванова непроизвольно расширились зрачки. Они оба в прошлом были «активными штыками» всесильной «конторы», носившей в то время устрашающее название КГБ. Оба ветерана госбезопасности хорошо знали возможности своей организации.
На этот раз Иванов не стал спорить, а негромко произнес:
— «Контора» или кто-то хорошо владеющий ее методами.
Вскоре «Линкольн» подъехал к Свято-Данилову монастырю. Вдоль высокой монастырской стены выстроились десятки дорогих иномарок и туристических автобусов.
Семен заглушил двигатель и тихо поинтересовался:
— Константин Игоревич, венок доставать?
— Не торопись, — отмахнулся Иванов, опустив дверное стекло, закурил и, не глядя на сидящего рядом Кольцова, негромко, с долей сожаления, произнес:
— Гогу здесь отпевают перед последней дорогой. А Фартовый как будто почувствовал свою скорую кончину, полгода назад окрестился.
Из церкви дюжина крепких молодцов в костюмах вынесла большой полированный гроб, который загрузили в черный угловатый лимузин.
Катафалк медленно поплыл По улице, вслед за ним чинно пристраивались остальные машины. Последним в этом эскорте оказался «Линкольн» Иванова.
— Наверняка со всего Союза приехали воры проститься с Гогой Фартовым, — негромко пробормотал водитель, но хозяин услышал и рыком оборвал его.