Земля в иллюминаторе видна.
Как сын грустит о матери,
Грустим мы о Земле, она одна.
«Как можно понять их — спецназовцев, танкистов, пограничников, — думал Волин. — Они здесь в окружении, и непонятно, где фронт, где тыл. И неизвестно, где опасней, откуда ждать удара в спину или грудь. Они как воины Евпатия Коловрата, дерутся в этом сумасшедшем окружении и без приказа не отступят. Почему? А кто знает? Это и есть загадочная русская душа».
Волин вдруг услышал и собственный голос, он пел одну из песен Виктора Цоя, но только не тот бодрый марш космодесантников, а скорбный блюз из последнего его альбома. Когда-то давно, слушая его, Игорь подумал, что это было написано о нем:
А потом пришла она, говорит: «Пошли».
А тело оставь земле,
А телу недостало любви.
А телу недостало тепла.
Поймав себя на мажорной мысли, Игорь едва не сплюнул с досадой: «Ну мать твою, я завываю, как платная плакальщица на собственных похоронах. Надо что-то спеть веселое, хотя бы из репертуара «Машины времени», хотя бы про охотников за удачей». Но вспомнить слова он так и не успел, сквозь открытую дверь бункера донеслись звуки медленной песни на английском языке.
Спецназовцы как по команде разом замолчали, стали слушать.
— Какая душевная песня, хоть и не по-нашему. А все равно пробирает до костей, — пробубнил младший Наза-ренков. К нему тут же повернулся Ковалев.
— Песня душевная, — перекривил его Гога, второй номер, — это же «Солджер оф Форчун» в исполнении «Дипперпл», классика золотого медленного рока. А ты, песня душевная, лапоть, одним словом.
— «Солдат удачи», — ни к кому не обращаясь произнес прапорщик Зульфибаев. — Наш майор ее очень любит, в Афгане сколько он за нее нагоняев получал от командования, а как на задание идти, так ее и крутит. Получается вроде как талисман группы. Это, видно, начальник заставы решил побаловать Чечетова, а заодно и нас.
— Обед.
В дверях стоял Чечетов, одетый, как заправский турист, весь в американском. Майор все время находился в блиндаже начальника заставы, появляясь лишь тогда, когда считал, что это необходимо. Вот и сейчас, жуя жевательную резинку, он инструктировал личный состав.
— Обедайте по полной программе и сверх того. Ужина не будет. Значит, набили желудки, навели макияж и на боковую — отдыхать. Сегодня придется топать всю ночь, а это вам не «бубль-гум», «вышивать» по своей территории. Здесь ни связи, ни поддержки, ни эвакуации. Если влипнем, то конец.
Больше не говоря ни слова, майор вышел из блиндажа. На обед был плов, настоящий таджикский с бараниной. Молча орудуя ложками, диверсанты с жадностью поедали плов. Волин тоже с аппетитом съел все содержимое котелка. Затем, вспомнив слова командира, взял добавку. Умолотив еще котелок жирной рисовой каши с нежной молодой бараниной, капитан ощутил себя переевшим, но это не помешало ему приняться за чай.
После обеда диверсанты принялись за «макияж». Раздевшись до пояса, они друг друга брили наголо, сверкая голыми черепами при свете коптилок.
Лебедев обмыв круглую как шар голову водой, посмотрел на себя в зеркало и, проведя рукой по щекам, буркнул недовольно:
ebooksa