Я пробралась мимо нее и вставила ключ в замок. Эйлса оставила на крыльце красное ведро с жидким отбеливателем, канистру с каким-то чистящим средством, черные мешки для мусора, газеты и тряпки. Я перешагнула через ее инвентарь. Мне вдруг захотелось сразу же закрыть за собой дверь, но я слышала за спиной ее шаги, звук сдвигаемого ведра, почувствовала запах бергамота и лайма. Я резко обернулась. Может, все дело было в новой стрижке, может, в комбинезоне, который напоминал униформу, или в решительности всего ее вида, а может, в том, что я не видела ее две недели, но у меня возникло ощущение, будто в спину меня подталкивает какой-то незнакомец, даже враг. Я попыталась закрыть дверь у нее перед носом, но она оказалась сильнее меня, да и теснота коридора мешала. Я сделала шаг назад, и ей удалось проскочить внутрь.
– Мы не собираемся делать ничего такого, что вам не нравится, – объявила она, отсекая путь на улицу.
Я резко выдохнула, чувствуя, что меня бросает в дрожь. Воздух в доме казался спертым и тяжелым, почти осязаемым. В тусклом свете, проникавшем внутрь, можно было рассмотреть паутину, оплетавшую карнизы. Обои местами отклеивались и кое-где пузырились. Я уловила запах прогорклой и едкой сладости, привычный для меня, но наверняка заметный для Эйлсы.
– Я знаю, что это трудно.
Я заставила себя кивнуть.
– Значит, начинаем с кухни. Как и договорились? Да?
Комок в горле мешал говорить. Эйлса выждала несколько секунд, пока мне удалось пошевелить головой, потом сама энергично кивнула и направилась в заднюю часть дома, пробираясь между коробками с бытовой техникой с одной стороны и пылесосами и садовой мебелью с другой.
Я последовала за ней и замерла в дверном проеме, она же маневрировала между столом и шкафчиками, а потом распахнула дверь черного хода. Кухонные шкафы были забиты, стол и все остальные поверхности были завалены пакетами и банками. На полу стояла мелкая техника – чайники и тостеры, миксер и все такое. Моя коллекция кастрюль, сковородок и прочей кухонной утвари горой лежала на разделочном столе и на плите. Там же была забытая еда. Стены были липкими и грязными. К моему ужасу, пятно от томатного соуса оказалось еще больше, чем я помнила: соус растекся по дверце духовки, заляпал не только пол, но и шкафчики.
Эйлса сделала несколько глубоких вдохов у раскрытой двери, надела резиновые перчатки и спросила, можно ли начать с холодильника.
Должно быть, я подала ей какой-то знак, принятый за согласие, потому что она наполнила ведро мыльной водой, вытащила один черный пакет, а затем, опустившись на колени на подложенную газету, начала вытаскивать все с полок.
– Я собираюсь выбросить все с истекшим сроком годности, Верити. Вы согласны?
Ответа, казалось, не требовалось, сидя вполоборота ко мне, она продолжала складывать в пакет еду: листья салата и огурец, с которого всего-то требовалось срезать верхний слой, пачку сливочного масла и упаковку молока Carnation, использованную только наполовину. С тихим звоном в пакет полетели баночка маслин, малиновый джем и паштет из анчоусов, за ними консервированные грецкие орехи и бутылка майонеза. О некоторых продуктах я, по правде говоря, забыла – зеленоватый кусок, кажется, несколько месяцев назад был упаковкой уилтширской вяленой ветчины, которую я купила за полцены.
Я пыталась дышать. Я знала, что должна быть благодарна Эйлсе, и все же не чувствовала благодарности. По мере заполнения мусорного мешка я начала дергать головой, руки не находили себе места. Я сделала шаг из кухни, уцепившись за стопку садовых стульев, затем шагнула назад. Поставила ногу на одну из микроволновок, словно придавливая ее к месту. Потерла рукой грудь, пытаясь успокоиться, мне казалось, что сердце билось невероятно часто. Несколько раз сглотнула. В кухне стало теплее, несмотря на открытую дверь в сад. В нос ударил запах растений и серы.
Эйлса вымыла холодильник мыльной водой, потом побрызгала чистящим средством и вытерла насухо. Кое-что она вернула на полки – банку растворимого кофе, неоткрытую пачку с апельсиновым соком длительного хранения. Затем она встала и, не спрашивая меня, открыла шкаф рядом с холодильником.
Она оторвала еще один пакет для мусора и начала бросать в него консервы – печеные бобы, куриный суп, кусочки персиков в сиропе.
Я бросилась вперед и выхватила банку с персиками.
– С этими все в порядке, – резко сказала я. – Они не испорченные.
Это было любимое лакомство Фейт. Она добавляла их к рисовому пудингу. Я купила и персики, и пудинг специально для нее, когда думала, что она вернется. Эйлса, вероятно, собиралась их выбросить. Я протянула руку у нее перед носом и стала искать в шкафу пудинг.
– Верити, даже банка заржавела. Срок годности давно истек. Они несъедобные.
Я нашла пудинг и прижала обе банки к груди.
ebooksa