Призванные луной

22
18
20
22
24
26
28
30

На шоссе остановился зеленый грузовик: очевидно, водитель увидел меня. Но сам он не показался мне знакомым. Яркое солнце, отражавшееся от снега, очень мешало, поэтому я заслонила глаза рукой и повернулась, чтобы лучше его рассмотреть.

Как только я сделала это, водитель выключил мотор, выпрыгнул из машины и пошел по шоссе..

— Я слышал, что ты здесь, — сказал он, — но решил, что ты уехала рано утром, иначе давно бы тебя разыскал.

Голос определенно знакомый, но никак не сочетается с курчавыми рыжими волосами и гладким лицом. Человек как будто обиделся, даже рассердился оттого, что я сразу его не узнала. Потом покачал головой и рассмеялся.

— Я все забываю, что каждый раз, как погляжу в зеркало, вижу незнакомого человека.

Глаза, мягкие и голубые, соответствуют голосу, но окончательно я узнала его благодаря смеху.

— Доктор Уоллес? — спросила я. — Это действительно вы?

Он сунул руки в карманы, наклонил голову и улыбнулся.

— Точно, как лунный свет, Мерседес Томпсон, как лунный свет.

Картер Уоллес работал в Осиновом Ручье ветеринаром. Нет, вервольфов он обычно не лечил, но здесь были кошки, собаки и скот — достаточно, чтобы он был занят. Его дом стоял по соседству с тем, в котором я росла, и он помог мне пережить первые месяцы после смерти приемных родителей.

Доктор Уоллес, которого я помнила, был человеком средних лет, лысеющим, с животиком, который свешивался над ремнем. Лицо и руки его загорели и покрылись морщинами из-за долгих часов, проведенных на солнце. Встреченный мною человек был худым, поджарым и выглядел голодным; кожа у него была как у двадцатилетнего, но больше всего изменилась не его внешность.

Картер Уоллес, которого я помнила, был медлителен и мягок. Я видела, как он выманил скунса из груды шин, и при этом тот не окутал никого своей вонью; он голосом удерживал испуганную лошадь, доставая из ее ноги колючую проволоку. В нем было что-то мирное, прочное и подлинное, как в дубе.

Больше этого не было. Глаза его оставались яркими и добрыми, но в его взгляде, который был устремлен на меня, было что-то хищническое. Облако насилия окутывало его, я почти ощущала запах крови.

— Давно ли вы стали волком? — поинтересовалась я.

— В прошлом месяце исполнился год, — ответил он. — Не отрицаю, я клялся, что никогда этого не сделаю. Слишком много и в то же время недостаточно я знал о волках. Но год назад мне пришлось уйти на пенсию, потому что руки больше не работали. — Он с некоторой тревогой оглядел свои руки и чуть успокоился, показав мне, что все пальцы свободно шевелятся. — Я правильно поступил. Если ветеринар к чему-либо и привыкает, особенно здесь, так это к старости и смерти. Джерри снова принялся за меня, но я упрям. Потребовалось нечто большее, чем артрит и Джерри, чтобы я согласился.

Джерри — это его сын. Он вервольф.

— А что случилось? — спросила я.

— Рак костей. — Доктор Уоллес покачал головой. — Мне сказали, что он зашел слишком далеко. Ничего, кроме месяцев в постели и надежды умереть до того, как перестанут действовать уколы морфия. У всего есть своя цена, но этого я перенести не мог. Поэтому попросил Брана.

— Большинство людей не переживают Перемену, особенно если они уже больны, — заметила я.

— Бран говорит, что я слишком упрям, чтобы умереть. — Он снова улыбнулся, и его улыбка начала меня тревожить: было в ней нечто такое, чего у доктора Уоллеса, моего доктора Уоллеса, никогда не было. Я забыла, как быть знакомым с человеком по обе стороны Перемены, забыла, насколько волк меняет личность человека. Особенно когда человек его не контролирует.