Ола

Повернул я направо, Костансу поближе прижал, носом запах ее кожи втянул…

Эхма!

А вот и стражники, обалдуи-альгвазилы. В шлемах, в латах, и копья при них, и мечи. Топчутся на месте, на нас не глядят. А чего им на нас глядеть? Идем себе, никого не…

– Сеньоры! Сеньоры!

Даже не заметил, как руку отняла, как в сторону кошкой отпрыгнула.

– Сеньоры! Это Игнасио Гевара! Бланко это, Астуриец!

…Вот тут я и вправду в столб превратился.

– Хватайте его, хватайте, сеньоры! Это я его выдала, Костанса Валенсийка, мне награда! Да хватайте его, чего стоите?

В одном повезло – не Эрмандада это. Те бы сразу сообразили. А эти дурни замешкались, пиками задергали. На мгновенье всего, на малую песчиночку, что из ампольет падает.

Хватило!

Плащ с плеч, шляпу на мостовую…

– Стой! А ну стой, кому говорят! Сто-о-о-о-й!…А вот сейчас!

Ходу!

Эх, недаром мне сегодня все цыганки мерещились! То есть не мерещились, конечно. Наверно, она меня еще на Барабане приметила, подошла, убедилась…

А то, что Начо Бланко в «Мавр» заглянет, любой пикаро догадается. А может, и проследила.

Ходу!

…Словно я снова Бланко Малыш, Бланкито с площади Ареналь, заморыш из Астурии, что пирожки у торговок воровал. Тогда каждый день бегать приходилось. Так что все знакомо. И забор, через который перелететь следует, и пустой патио (никто в этом доме не живет, говорят, в плену хозяин – в Алжире), и еще один забор…

Переулок… Сзади кричат, да уже не так громко. А вы чего думали, Белого Начо поймаете?

Ходу!

Только за Хиральдой, возле галереи Градас, и отдышался. Тут уже бегать опасно – стража всюду. Ничего, ушел!