Ола

…А ведь подумать ежели – жалко девку все же!

– «Пуще же всего виновен означенный Гевара в измене державной. И вины его эти твердо доведены свидетельствами многими. А посему приговорить означенного Гевару…»

И снова не спешит жердь, на меня смотрит. Угадай, мол, означенный Гевара, к чему?

Сцепил я зубы, усмехнулся. И в самом деле, к чему? Не к церковному же покаянию.

…И не к плахе даже. Четвертованием пахнет.

– «А посему приговорить означенного Гевару к колесованию…»

Не угадал, выходит!

– «…конечности же и голову отсечь, после чего с надписями подобающими на позорище всеобщее выставить. Голову – у ворот Хересских, руку левую – у ворот Трианских…»

Ох, и обидно же мне стало! Не за конечности мои бедные – за фра Луне. Он-то чему радуется? Неужели падре Хуан де Фонсека слабину дал? Или скрыли от сеньора архидьякона, чего я тут наговорил?

– Так что вместе нам, сын мой, страдать придется! Ах, вот оно что!

Не выдержал я – расхохотался. Не ошибся, значит! Покачал головой фра Луне – укоризненно этак:

– Нехорошо, Гевара, ой, нехорошо! Да только за меня Церковь заступится, Трибунал Священный, смекаешь? Клириков за измену не казнят, за ересь только. Ну, отправят меня в монастырь дальний, ну, запрут на год, много – на два, чтоб не разболтал кому по глупости тайны эти. А ты?

Тут мне смеяться и расхотелось. А ведь и вправду! Вот сволочи неприкасаемые!

Но ведь чего интересно? Вчера до смерти перепугался он, фра Луне, а сегодня розой майской цветет. Не иначе успокоил кто!

…Цветет-то он цветет, но только голос подрагивает. Чуток самый – но заметно. Видать, не все так просто. Не простили, видать, пообещали только.

Неужто поверил, жердь глупая?

– А ты, Гевара? Чему радуешься? Час-другой на колесе-и свободен? Э-э, нет, не выпустим мы тебя отсюда! Еретик ты, сын мой, зломерзкий еретик. Так что готовься каяться, Гевара! А не захочешь – поможем…

Отсмеялась жердь – прямо в глаза мне поглядела. Плохо так!

– Не ты, сын мой, меня за собой потащишь – я тебя поволоку. По кочкам да по камешкам!…

Повернулся он к горбуну, а тот уже наготове – бумаженцию держит.