— Чудовищ доставили по воздуху, а потом забрали с поляны. Думаю, с помощью дирижабля, — доложил вернувшийся вскоре начальник разведки. — Кровеедов было три: взрослые, отелившиеся самки в период кормления. Плюс полсотни хоботников и несколько баюнов. Я нашел клочки шерсти и волоски по меньшей мере от пяти котов. Чтоб они не передрались, кто-то изрядно повозился.
— Ты уверен, что обошлось без черной магии?
— Остаточного излучения нет. Камень не светится. — Ефим Копелев вытащил из кармана талисман-индикатор, заряженный Великими Логиками, протянул на ладони. — Без потери энергии — невозможно…
— Убедил. А теперь найди, пожалуйста, саперные лопатки. И сколько есть тащите сюда. Начнем хоронить.
«Шершень» прибыл на место через полтора часа. Два бронехода шли во главе небольшой колонны и два в хвосте. Она прошла путь безо всяких происшествий. Я уже знал, что движение на бетонке возобновилось. Фрол Полупанов доложил мне, что местные жители опять сновали у изб и копались в огородах. Деревенские мальчишки шумно провожали военных — с обычной завистью и восторгом.
Лица и-чу были мрачны, зубы стиснуты. Без долгих разговоров прибывшие присоединились к нам. А мы не быстро и не медленно, но без остановок резали переплетения корней, копали и оттаскивали в заросли землю, роя братскую могилу. Могилу длиной с большую поляну. Пока не закончим, с места не тронемся. Сейчас самым важным было предать ребят земле.
В какой-то миг я вдруг подумал: спикируй на нас вражий самолет и одной многопудовой бомбой покончи со всеми нами — может, оно бы и к лучшему? Мы не увидим то страшное, что ждет Гильдию впереди. Живым всегда хуже, чем мертвым, — они несут на плечах двойной груз.
Глава восьмая
На пепелище
Мы катили по бетонке, не останавливаясь, всю ночь и большую часть дня. В Кедрин вошли уже под вечер и двинулись прямиком к зданию штаб-квартиры рати. Город встретил нас радостным колокольным звоном. Огромная колонна «пээров» и бронеходов в лязге и грохоте перла по главной улице. И горожанам казалось: тысячи и-чу вернулись с победой. Они еще не знали, что фургоны пусты: люди сидят только в кабинах. Чуть ли не всем моим бойцам пришлось сесть за руль или рычаги машин, чтобы они не достались врагу.
Я ничего не сообщал в Кедрин. Не хотел раньше времени устраивать в городе траур, не хотел и давать козыри врагам: чем позже они узнают, насколько мы ослабели, тем лучше. Ведь не кедринские наши супротивники устроили эту бойню — небось они и не ведают еще о своем счастье.
Воевода Никодим Ершов отправился навстречу колонне на персональном «пээре». Головной бронеход, в котором ехал начальник разведки, затормозил, окутавшись чадным облаком. В облаке потонула и вставшая перед ним легковушка. Ершов вьиез из машины на проезжую часть и, уперев руки в боки, стал ждать меня. Колонна замерла. Копелев связался со мной по рации. Я выскочил из пятого бронехода и побежал в голову.
Воевода раскрыл объятия. Я сбавил шаг, раздумывая на ходу, стоит ли мне в них попадать? Никодим сам устремился навстречу.
— Рад тебя видеть живым и здоровым, Игорь Федорович, — обняв меня, пробасил он. — А что радости нет на твоем лице, это хорошо. Это правильно, — продолжал Воевода, отстранившись и внимательно меня разглядывая. (Я молчал, покусывая нижнюю губу.) — Страшную тяжесть пришлось тебе взвалить на плечи. Теперь ты пишешь историю. Вот только… — Замолк, сдвинул к переносице густые брови. Что-то в моем взгляде его сильно смутило.
Колонна стояла, закупорив Скобелевский бульвар. Бойцы выпрыгивали из кабин на брусчатку, разминали ноги. Прохожие с любопытством смотрели на нас, кто-то подошел, желая расспросить о событиях в Каменске.
— Мы попали в засаду, — наконец вымолвил я. — Почти все кедринцы погибли…
Воевода побледнел, отступил на шаг, странно взмахнув руками, — словно отгребал ими воздух, пытаясь меня отодвинуть.
— Так почему же ты сам жив?! — выкрикнул он. Больше не проронив ни слова, развернулся, залез в свой «пээр» и умчался.
Ему нечего было сказать землякам, чьих сыновей он отправил в Каменск, посулив скорую победу. Я подвел его. Растоптал надежды. Именно я подрубил под корень его авторитет.
Родные и друзья встречали нас цветами. Не победе нашей радовались — над кем победа-то!.. Тому, что живы остались. Отец и мать тоже должны были стоять где-то на центральной площади, в окружении друзей — родителей других молодых и-чу. Они еще не знали о гибели Сельмы. Мне предстояло сказать им. Где бы набраться сил?..
ebooksa