Про тех, кто в пути

22
18
20
22
24
26
28
30

А меня вдруг как будто стукнуло — да ведь это деда я видел на станции!!! Вот чёрт, прошёл от него в пяти шагах... Сказать? Расстроится, наверное... Да и неудобно, что не узнал — хотя, что неудобно, я же его не видел сколько...

— А у меня гость, — слегка извиняющимся тоном сказал дед, пропуская меня вперёд с прохладной веранды с почти сплошным остеклением в первую комнату.

Если честно, я не очень обратил внимание на человека, предупредительно поднявшегося мне навстречу из-за стола, потому что моё внимание привлекли предметы, развешанные по стенам. Первое, что я подумал, было ошарашенное: «А мне никто и не говорил!»

Я действительно не знал, что мой дед был лётчиком. Но густо усеивавшие стены фотографии и предметы вроде пары высоченных краг на меху сомнений не оставляли.

Я мысленно горько усмехнулся: ну как после этого говорить, что нет судьбы?! Она с самого утра меня доставала — сперва брошенный аэродром, а теперь ещё и это...

Но тут я наконец-то вспомнил о правилах хорошего тона и, поставив у ноги свою сумку, вежливо сказал стоящему возле стола подтянутому худому старику в лёгком костюме:

— Добрый вечер... Евгений.

— Мартин Киршхоф, — с гортанным акцентом, но без запинки сказал он, протягивая мне руку. — Сожалею, что моё прибытие совпало с вашим, молодой человек. Анатолий говорил мне о внуке, и я даже обсуждал с ним возможность моего отъезда, но он настоял...

— Это мой друг с войны, — дед Толя положил мне руку на плечо. — И он, конечно, никуда не поедет.

— Мне не хотелось бы стеснять... — начал немец, но я преодолел обалдение и вклинился:

— Конечно, нет. Я вряд ли часто стану бывать дома и не буду вам мешать. И вообще, я сам виноват, что приехал раньше и не дал подготовиться.

— Голодный, наверное? — спросил меня дед, и я увидел на столе изобильный разор и на три четверти пустую бутылку водки. — Ты как добирался-то вообще?.. Садись, садись, а сумку я в твою комнату отнесу...

— С поездом, — сказал я. — Да не надо... я потом сам сумку... А где руки помыть? Я на вашем старом аэродроме заблудился по настоящему...

Старики смотрели на меня — оба. Внимательно и встревожено...

...Дом у деда Толи оказался здоровенным. Как объяснил он сам, показывая мне мою комнату, выходившую окнами в сад, этот дом ему подарили за службу на Севере, когда он вышел на пенсию, и тут — не-обычно для особняка тех времён — есть все удобства.

Немец Киршхофф, ненавязчиво нас сопровождавший, сказал, глядя, как я осматриваюсь в своём новом обиталище:

— Ваш дед, Евгений, очень скромный человек. Например, он умалчивает, что дом ему подарили вместе со Звездой Героя Советского Союза. Я не знаю, за что он её получил, но это произошло в мирное время и в гражданской авиации, так что, могу предполагать, что некий экстраординарный по смелости поступок.

— Экстраординарный по болтливости фриц, — проворчал дед. — Дом-то большой, — обратился он ко мне, — а вот с тех пор, как Оля — бабушка твоя, Жень — умерла, я в нём, как в могиле...

— Не надо об этом, Анатолий! — неожиданно резко сказал немец. — И вообще — пойдём, не будем мешать молодому человеку обустраиваться... Потом вы присоединитесь к нам, Евгений? Старики болтливы, но уж как-нибудь вытерпите...

— Я бы прогуляться хотел, — вырвалось у меня. Ещё год назад я бы прилип к деду с расспросами, как банный лист и перетрогал всё, что висело на стенах в большой комнате. А сейчас...