— Мне не за что ненавидеть тебя, мой Гай! Но ты римлянин и останешься римлянином. Это Судьба, та самая, которую ты поминал. Ничего не могу сказать, лишь прошу: беги! Беги, хороший римский парень — из Капуи, из Рима, из вашей Ойкумены. Заберись к гипербореям, есть, говорят, такие, переводи своих греков...
— Я не убегу, моя Папия.
— Тогда слушай...
— Знаю, Учитель. Мы, оски, поклоняемся тысячам богов, но главный Он — Диовис Сверкающий.
— Диус Патер, Юпитер, Деус Патар, Зевс...
— Но это не Имя! Отец богов — не имя, так?
— Умница, обезьянка... Не обижайся, что зову тебя так! Я тоже когда-то обиделся на... обезьяну. И даже не стал ей кланяться.
— Кланяться? Ты?!
— Потом, потом... Не это важно. Важно то, что Отец, какими именами вы, люди, Его ни зовете, любит вас, свои создания, неодинаково.
— Но это несправедливо! Это...
— Отец выше справедливости. Отец не может ошибаться, поскольку мир — это и есть Он. Но такое и вправду обидно. Из тысяч племен избрать одно, дать ему Свое благословение, разить его врагов, хотя враги эти порой и честнее, и добрее. И такому, выбранному Им племени, Отец дает власть над миром. Их несколько, избранных, но одно ты слишком хорошо знаешь.
— Римляне?! Они... Избранное племя? Избранное Твоим Отцом?! Нет, нет, нет!.. Не хочу ничего слушать, верни меня туда, в ночь, в Твой проклятый храм, чтобы наутро меня поймали и распяли на кресте! Я бы умирала, задыхалась, но все же верила бы, что волк будет выть на Капитолии!..
— Я расскажу тебе притчу.
— Не хочу Твоих притч! Не хочу!..
— Я расскажу тебе притчу, мой Гай... Некий господин имел в доме многих рабов, одного же отличал против иных. И дал он рабу этому власть над домом и над рабами прочими, и все ключи, и все сокровища свои. И был тот раб у самого сердца его. Однажды решил господин отправиться в некое дальнее царство, посему собрал рабов своих и заповедал им верность ему блюсти, и сокровища не расточать, и чужих в дом не пускать. Рабы же, господина проводив, возрадовались в сердце своем, сказав: вот наш хозяин уехал и не вернется более, а потому сделаем все по воле своей. И принялись они расточать сокровища, и в дом чужих приводить, и все им порученное разорять. Когда же господин вернулся, увидел свершенное рабами своими, вызвал он раба любимого, сказав: «Вот уехал я, ты же дом мой погубил, чужим людям отдав и сокровища расточив». И воскликнул тот: «Господин, не один я грешен!» Господин же ответил: «Тебя отличал я против иных, тебе дал масть над домом и над рабами прочими, и все ключи, и все сокровища свои. Ты был у самого сердца моего. Иных прощу, потому как не за что им любить меня, ты же, раб неверный, лукавый, истинно говорю, проклянешь час рождения своего!»
Юноны за плотными ставнями, добрые капуанцы по домам прячутся, вечера ждут. Давно такой жары в не было, старики столетние не помнят. Опустели улицы, пожелтели листья редких деревьев, попрятались обезумевшие собаки в нестойкую тень. Хороший хозяин в такую жару осла на улицу не выпустит. И плохой не выпустит. Не поспоришь с Юноной Заступницей! Жди вечера, на подстилке соломенной лежи, в потолок гляди. А ведь Каникулы еще впереди, какими будут — подумать страшно.
И мы с богиней не спорим. Ставни на крючке, полутьма, кожаный мех с кислым вином на столе колченогом — Юнону Милосердную помянуть. Козьими шкурами пахнет, овечьими тоже, чан какой-то посередине, скамейка у стены...
— Плохо, что ты своим именем назвалась, Папия! Наших, осков, в Капуе немало и самнитов с кампанцами немало. Многие тоги носят, а что под тогой, Плутон разберет. Иной в душе помочь готов, а иной к префекту побежит.
Те же три парня, только без плащей мохнатых, в туниках льняных. Даже бородачей жара догнала. Не ошиблась я — братья: Ресу, Реса и Ресий. Что имена, что сами — почти близнецы. До сих пор путаю, только бородачи не обижаются. «Зови Рес, не ошибешься», — хмыкают. Тот, что сейчас говорит, — Рес Старший.
— Сенатор один есть, не римский — наш, капуанский. Самнит или оск, местный, в общем, а имя римское, нос вверх дерет, ровно Сулла. Но вот вчера меня увидел, велел подозвать, да и шепчет: «Внучка консула, говорят, в город приехала. Может, помочь чем?» Испугался предатель, тогу, поди, обмочил!