Вы дальше слушайте. Больше того, ни единая-разъединая душа даже никогда ее просто не видела и не видит — не считая одного несчастного бедолаги-фотографа, который заколачивает на ней такую монету, какую за всю жизнь не надеялся заработать, и который до смерти перепуган и зашуган каждую минуту на дню.
Нет, и малейшего представления не имею, кто он такой и где у него студия. Но я точно знаю, что такой человек должен быть, и даю голову на отсечение, что чувствует он себя именно так, как я только что сказал.
Да, вообще-то я смог бы ее найти, если б постарался. Хотя точно не уверен — наверное, сейчас она стала поосторожней. Да и потом, у меня нет на это ровно никакого желания.
А, крыша у меня поехала, говорите? Таких вещей в наш атомный век просто не бывает? Люди не могут так надежно спрятаться от всех, даже Гарбо?
Ну что ж, мне довелось узнать, что все-таки могут, потому что в прошлом году я и был тем самым несчастным бедолагой-фотографом, про которого вам тут толкую. Да-да, в прошлом году, в сорок седьмом, когда Девчонка и выплеснула первую порцию своей отравы на наш славненький городок, который хоть и вырос давно, да ума не нажил.
Да-да, я в курсе, что вас тут в прошлом году не было и вы ничего про это не слыхали. Даже Девчонке пришлось начинать с малого. Но если вы пороетесь в подшивках местных газет, то найдете кое-какую рекламу, а я вам потом могу показать несколько сохранившихся витрин — по-моему, в «Грации» так свою и не сменили. У меня у самого была целая гора фотографий, только я их все пожег к чертовой матери.
Да, свое я получил и обрезал концы. Получил, конечно, не столько, сколько любой другой фотограф на моем месте, но на жизнь до сих пор хватает, и на виски, как видите, тоже. К деньгам она относилась довольно забавно. Я еще про это расскажу.
Но сперва представьте меня в сорок седьмом. У меня была студия на четвертом этаже в Хаузер-билдинг прямо через перекресток от парка Ардлейна.
В свое время я работал на студию Марша-Мейсона, пока не наелся от пуза и не решил попытать счастья в одиночку. Домишко был, чего греха таить, настоящая крысиная дыра — вовек не забуду, как там ступеньки скрипели, — но там было дешево, а свет естественный.
Дела шли паршиво. Я днями напролет шатался по заказчикам и рекламным агентствам, и хоть против меня лично никто ничего не имел, снимки почти никогда не подходили. Я был на грани самой настоящей нищеты. Я задолжал за студию. Черт, у меня даже не было денег, чтоб завести девчонку!
Все это произошло одним темным пасмурным вечером. В доме была жуткая тишина — эти гады даже при том, что жильцов кот наплакал, жмотились плату урезать! Я только что закончил печатать несколько фоток, которые рассчитывал на свой страх и риск толкнуть в «Грацию» (они дамские пояса делают), бассейну Баффорда и «Спортплощадке» — для тех эдакая насквозь дутая пляжная сценка. Моя модель только что ушла. Мисс Леон такая. Вообще-то она преподавала гражданское право в старших классах, а мне позировала на стороне, тоже исключительно на свой страх и риск. Едва поглядев на отпечатки, я понял, что мисс Леон вряд ли прокатит в «Грации» — или мои фотографии в принципе. День пошел коту под хвост, и я решил сворачиваться.
И тут четырьмя этажами ниже хлопает дверь, на лестнице слышатся шаги и входит она.
Она была в дешевом, таком сверкающем платье. В черных туфельках. Без чулков. И если не считать серого драпового пальтишка, которое она перекинула через локоть, ее худосочные ручонки были совершенно голые. Ручки у нее довольно худенькие, сами видели, или теперь вы такого просто не замечаете?
Тонкая шейка, исхудалое, чуть ли не изможденное личико, беспорядочная копна темных волос, а из-под нее глядят голоднейшие глаза во всем мире.
В том-то и причина, что сегодня она всю страну положила на лопатки, — в этих глазах. Вульгарности ни капли, но во взгляде такой голод, в котором и секс тебе, и еще что-то побольше, чем секс. Это как раз то, что каждый ищет еще с ноль тысяч ноль первого года, — чего-то чуток побольше, чем просто секс.
И вот, парни, я наедине с Девчонкой, в своей полутемной конторе в практически безлюдном доме. Ситуация, которую миллионы американцев мужского пола наверняка не раз рисовали себе в голове с теми или иными сочными подробностями. И что же я чувствую? Жуткий испуг.
Я знаю, что секс может быть пугающим. Этакий холодок в животе и буханье сердца, когда вы остаетесь наедине с девушкой и чувствуете, что пора бы ее и потрогать. Но если в тот раз и присутствовал секс, то на него накладывалось и что-то другое.
По крайней мере, о сексе я тогда не думал.
Помню, что резко отпрянул, а рука у меня так дернулась, что фотографии, которые я смотрел, разлетелись по полу.
И вроде голова слегка закружилась, будто из меня что-то вытянули. Только самую малость.
ebooksa