Кара

— Спасибо, голубчик. — Он осторожно принял в руки горизонтально протянутый дипломат и, играя роль до конца, неспешно двинулся на выход. — Формалин не разлился, как думаете?

Ответом Савельеву было равнодушное молчание, однако, едва он очутился в коридоре, как на него стремительно накатилось знакомое чувство опасности. Он заметил, как стоявший у самой двери лысый амбал в широкой куртке потащил что-то из-за пазухи. Юрий Павлович своим инстинктам доверял, а потому, крутанувшись «лепестком», он тут же с направления вероятной атаки ушел и сильным ударом ребра ладони под ухо вырубил крепыша напрочь.

Сделано все было правильно — лысый уже почти успел обнажить ствол. Заметив в его ухе наушник, Савельев моментально сделался мрачным. Ясное дело, взялись бригадным подрядом, и спасти его жизнь могли только решительность плюс его величество Случай. Мгновенно он выхватил ствол из бессильно разжатых пальцев — ПСМ без номера, зато с глушителем, дивное творение безвестных тружеников из Ижевска, — затем сдернул с неподвижного тела рацию и, вставив наушник, тут же услышал:

— Второй, отвечай, выйди на связь.

«Пора сматываться». — Мгновенно отведя затвор, Савельев убедился, что патрон дослан, затем снял оружие с предохранителя, тем самым взведя курок — ничего не скажешь, удобно, — и, разорвав подкладку, засунул руку с пистолетом в карман пальто.

— Всем перейти на резервную частоту. — Голос в наушнике внезапно сделался отрывистым, а где-то в самом конце коридора послышались быстрые шаги, и высокий рыжий человек, заметив Юрия Павловича, сразу же сунул руку себе под мышку.

Промедление было смерти подобно. Указательный палец Савельева инстинктивно дважды нажал на спуск. Ижевские умельцы постарались — звук выстрела был едва слышен, зато пальто ликвидатора, задымившись, сразу же пришло в негодность. Рыжий незнакомец схватился за шею и беззвучно начал сползать по стене на пол. Обе игольчатые пули калибра 5,45 со смещенным центром тяжести попали ему точно в кадык.

«Хорош я буду, когда меня слепят, — Савелев принялся стремительно подниматься по лестнице, — ствол, жмур, дымящаяся дыра в макинтоше и полный дипломат зелени, вот менты-то порадуются. Ни хрена». — Он быстро заперся в своем номере и, заметив сразу же, что его шмонали, начал сноровисто разрывать простыни надвое — третий этаж, ерунда. Скрутив импровизированный канат жгутом, Юрий Павлович привязал его конец к трубе отопления, подергал что было силы — прочно ли? — затем бережно упрятал свой белобрысый парик на груди и, зажав ручку дипломата в зубах, принялся спускаться. Простыни закончились быстрее, чем хотелось бы. Повиснув на вытянутых руках, Савельев пальцы разжал, мягко приземлился в самую середину лужи и неспешным шагом начал обходить гостиницу по большой дуге.

Как бы там ни было, со стволом он пока не расставался. Только ступив гуляющей походкой под мокрые кроны деревьев в парке Победы, выбрал пруд посимпатичней и, зашвырнув пистолет на его середину, облегченно вздохнул — теперь он уже не мокрушник. Вообще, ему здорово сегодня везло. Видимо, погода была настолько мерзкой, что ни гуляющие, ни менты мокнуть под моросящим дождем не пожелали. Единственным живым существом, повстречавшимся Савельеву среди аллей, был страдалец бультерьер, справлявший максимальную нужду под кустом.

«Ну, вот и все». — Юрий Павлович залез в «семерку», с третьего раза уговорил мотор завестись и, с трудом включив первую передачу, — видимо, корзина сцепления накрывалась, — начал выруливать на Витебский проспект. Машину здорово тянуло влево. Решив на скользкой дороге судьбу не искушать, Юрий Павлович проглотил голодную слюну и степенно покатился сквозь дождь по направлению к Серебристому бульвару.

На всякий случай по пути он несколько раз проверялся, однако дела до него никому не было. Заметив несколько странную надпись: «Мини-супермаркет», ликвидатор решил заняться своим желудком. Кассирша посмотрела на него с раздражением: и откуда это у людей столько денег берется? Савельев же, с трудом дотащив все пакеты до машины, устроил себе легкий ужин на лоне природы.

Выбрав место поглуше, напротив заросшего пожелтевшими лопухами пустыря, он первым делом схватился за мороженое, однако есть его не стал, а, вытащив ложку, навалился на финский мясной салат, который выглядел отменно, но закончился очень скоро. Затем Юрий Павлович достал из красивой коробочки холодную пиццу, положил на нее слоями ветчину, колбасу, а также рыбную нарезку с сыром и, сладострастно вонзив в кулинарное чудо зубы, принялся запивать его пивком «Фалькон» трехлетней выдержки — пускай права отбирают, не жалко.

Учуяв через открытое окно запах съестного, откуда-то из темноты около машины появился мокрый пес-неудачник. Однако, опасаясь приближаться на расстояние человеческой ноги, уселся неподалеку на облезлый хвост и просительно тявкнул, мол, дайте жрать.

— Дадим обязательно. — Савельев начал со сладкого, запихнув в собачью пасть мороженое, затем выдал барбосу остатки колбасы и невесело улыбнулся: — Ты, брат, такой же, как я, не нужный никому.

Между тем ему значительно полегчало. Собрав недоеденное в полиэтиленовый пакет, Юрий Павлович с первого раза удачно завел двигатель и неторопливо порулил дальше. Цель его вояжа, гостиница квартирного типа «Чайка», была уже недалеко. Не доехав до нее пару километров, Савельев содрал с себя всю фальшивую мохнорылость, вытащил профессорские документы и, сдернув шланг со штуцера карбюратора, обильно полил все это бензином.

Костерок прогорел мгновенно. Разворошив пепел, Юрий Павлович вернулся в машину, долго вертел кодовый замок дипломата и наконец его открыл. Под пачками долларов имелся тайник. Осторожно приподняв находившийся там контейнер с оружием, ликвидатор вытянул из-под него тонкую красную книжицу, на второй и третьей страницах которой красовались его фотографии, а на первой было написано: «Вознесенский Игорь Константинович».

Глава тринадцатая

Осень 1962 года в Каире, как обычно, выдалась жаркой, и заполнившие до отказа университетский конференц-зал журналисты понемногу начали обливаться потом. Однако чего не сделаешь в погоне за сенсацией, и все присутствующие терпеливо ожидали, когда же доктор Эззеддин Таха начнет вещать о своем открытии века.

Наконец в зале наступила тишина, и собравшиеся приготовились услышать что-то поистине необычайное, однако черноволосый красавец на кафедре начал издалека.

— Господа, — несмотря на духоту, доктор Таха носил строгий черный костюм, а его английский был совсем неплох, — позвольте немного истории. — Заметив, что аудитория сразу заскучала, он примиряюще поднял руку: — Терпение, господа, терпение. Итак, известно всем, что тринадцатого февраля тысяча девятьсот двадцать третьего года семнадцать человек во главе с египтологом Картером и финансировавшим экспедицию лордом Карнарвоном, сломав печати, шагнули в погребальную камеру фараона Тутанхамона. После этого начались странные вещи. — Доктор Таха зловеще сузил красивые оливковые глаза. — Вскоре скончался Карнарвон, затем его друг, миллионер Джордж Голд, за ними открывший главную камеру археолог Мейс, а следом нашел свою смерть промышленник Вульф, побывавший в гробнице всего лишь один раз. Рентгенолог Рит, разрезавший бинты мумии Тутанхамона, едва ступил на родную землю, как тут же перешел в мир иной. Короче говоря, в считанные годы умерли двадцать два человека, причем одни из них побывали в гробнице, другим довелось изучать находки из нее, и каждый раз смерть была быстротечной, а диагнозы самые разнообразные — от бубонной чумы до эмболии, то есть закупорки сосудов легких. Так вот, — все-таки в английском доктора Таха чувствовался еле уловимый южный акцент, и согласные он произносил слишком мягко, — в течение этого года мною накоплен огромный статистический материал по изучению сотрудников Музея египетских древностей в Каире, и в организме каждого из них я обнаружил грибок, провоцирующий лихорадку, а также сильнейшее воспаление дыхательных путей. То есть речь идет, — доктор внезапно сделал какое-то непонятное движение обеими руками, — об огромном скоплении болезнетворных агентов, и среди них печально известный Asperqillus Niqer, обитающий в мумиях, пирамидах, а также склепах, закрытых тысячелетиями от всего мира.