Люди, боги, звери

22
18
20
22
24
26
28
30

— Заедем, — приказал генерал.

На вершине плоского холма стояла весьма мощная радиостанция; китайцы, отступая, частично разрушили ее, но инженеры барона Унгерна быстро восстановили. Генерал внимательно прочитал телеграммы и передал их мне. Депеши из Москвы, Читы, Владивостока и Пекина. На отдельном желтом листке располагались закодированные послания. Барон сунул их в карман со словами:

— Это от моих агентов — из Читы, Иркутска, Хар-лые и отважные люди. Здесь у меня тоже служит один еврей, Вудфович, он офицер — командует правым флангом. Свиреп, как сам сатана, но умен и храбр… Ну а теперь продолжим наш стремительный бег…

И мы вновь нырнули во мрак. Какая бешеная езда! Автомобиль то и дело подпрыгивал, минуя канавки и небольшие камни, а крупные валуны первоклассный шофер объезжал, искусно лавируя между ними. Когда мы вырвались в степь, я заметил в отдалении яркие вспышки огоньков; продержавшись се-кунду-другую, они гасли, чтобы через мгновение загореться вновь.

— Волчьи глаза, — улыбнувшись, объяснил мне мой спутник. — Досыта накормили их своими мертвецами и трупами врагов, — спокойно откомментировал он и продолжил исповедь: — Во время войны русская армия постепенно разлагалась. Мы предвидели предательство Россией союзников и нарастающую угрозу революции. В целях противодействия было решено объединить все монгольские народы, не забывшие еще древних верований и обычаев, в одно азиатское государство, состоящее из племенных автономий, под эгидой Китая — страны высокой и древней культуры. В этом государстве жили бы китайцы, монголы, тибетцы, афганцы, монгольские племена Туркестана, татары, буряты, киргизы и калмыки. Предполагалось, что это могучее — физически и духовно — государство должно преградить дорогу революции, ограждать от чужеродных посягательств свое духовное бытие, философию и политику. И если обезумевший, развращенный мир вновь посягнет на божественное начало в человеке, захочет в очередной раз пролить кровь и затормозить нравственное развитие, азиатское государство решительно воспрепятствует этому и установит прочный постоянный мир. Пропаганда этих идей даже во время войны пользовалась большой популярностью у туркменов, киргизов, бурят и монголов… Стоп! — вдруг вскричал барон.

Автомобиль резко затормозил. Генерал вышел из машины, пригласив меня последовать его примеру. Мы шагали по степи, барон все время нагибался, что-то высматривая на земле.

— Ага, — пробормотал он наконец. — Уехал!..

Я удивленно смотрел на него.

— Здесь стояла юрта богатого монгола, поставщика русского купца Носкова. Носков был прежестокая бестия, об этом можно судить и по данному ему монголами прозвищу — «Сатана». Своих должников он избивал или при пособничестве китайских властей заключал в тюрьму. Он безжалостно ограбил этого монгола, и тот, потеряв свое богатство, переехал на другое место, в тридцати милях от старого. Но Носков и там нашел его и, отобрав последний скот и немногих лошадей, оставил его с семьей умирать с голоду. Когда я занял Ургу, этот монгол пришел ко мне, а с ним главы еще тридцати семейств, разоренных Носковым. Они требовали его смерти… Я повесил Сатану…

Автомобиль вновь рванулся вперед, сделав большой круг по степи, а барон Унгерн опять заговорил — резко и нервно, тоже вернувшись кружным путем к своим мыслям об обстоятельствах азиатской жизни:

— Подписав Брест-Литовский договор, Россия предала Францию, Англию и Америку, а себя ввергла в хаос. Тогда мы решили столкнуть с Германией Азию. Наши посланцы разъехались во все концы Монголии, Тибета, Туркестана и Китая. В это время большевики начали резать русских офицеров, и нам пришлось, оставив на время наши паназиатские планы, вмешаться, объявив им войну. — Однако мы надеемся еще вернуться к ним, разбудить Азию и с ее помощью вернуть народам покой и веру. Хочу надеяться, что, освобождая Монголию, я помогаю этой идее. — Он умолк и задумался, но вскоре вновь заговорил: — Некоторые из моих соратников по движению не любят меня из-за так называемых зверств и жестокостей, — печально заметил он. — Никак не могут уразуметь, что наш противник — не политическая партия, а банда уголовников, растлителей современной духовной культуры. Почему итальянцы не церемонятся с членами «Черной руки»? Почему американцы сажают на электрический стул анархистов, взрывающих бомбы? А я что — не могу освободить мир от негодяев, покусившихся на душу человека? Я, тевтонец, потомок крестоносцев и пиратов, караю убийц смертью!.. Назад! — скомандовал он шоферу.

Спустя полтора часа мы увидели огоньки Урги.

Лагерь мучеников

На въезде в город перед маленьким домиком стоял автомобиль.

— Что это значит? — выкрикнул барон. — Подъедем туда!

Наш автомобиль остановился рядом с другой машиной. Дверь дома распахнулась, наружу выскочили несколько офицеров и попытались незаметно ускользнуть.

— Назад, — приказал генерал. — Войти в дом!

Офицеры повиновались, генерал, опираясь на трость, последовал за ними. Дверь осталась открытой, и я мог видеть и слышать все, что происходило в доме.

— Горе им! — прошептал шофер. — Офицеры, узнав, что барон покинул город — а это всегда надолго, — решили повеселиться. Он прикажет забить их палками до смерти.

Мне был виден краешек стола, заставленный бутылками и консервами. За столом сидели две молодые женщины, они вскочили при виде генерала. Раздался хриплый голос барона — он говорил короткими, рублеными фразами: