— «Александр»? — переспросил у Сашки Курдин, выгнув бровь. — Вот прям «Александр»?
— Привет,
Курдин скорчил рожу.
— Живой. А ты?..
— Да я поблагодарить хотел. Ну… Вообще раньше надо было зайти, но…
Курдин отмахнулся, подтянул к себе пакет и, покосившись на дверь, достал печенюху.
— Ерунда. Обращайся. Чем там всё закончилось? Мать мне толком не сказала, они тут все… — он сделал неопределённый жест. — Типа, берегут меня.
— Всю кодлу из школы выперли. Одно время говорили, что будет суд…
— Не будет, — прервал Курдин. — Мои решили не раздувать. Это я знаю, про суд и про школу. Как вообще? В смысле, Рукопят больше не совался? Мстить там… вендеттить.
— Рукопята лечат.
— О! Грищук силён. А на вид не скажешь. Настя как?
Сашка пожал плечами.
— Да нормально. Она тебе не звонила?
— Чего ей звонить? Мы с ней не очень общаемся. Девчонки, о чём с ними говорить?.. — Курдин с преувеличенной небрежностью пожал плечами. — А я, блин, представь, на «Легенду…» не попал. Целый год ждал — и здрасьте. Клёвая?
— Смотреть можно. Кстати, её ещё долго будут крутить, может, успеешь.
Курдин махнул рукой.
— Эти козлы…
— Михаил! — возмутилась Александра Григорьевна, входя с подносом в руках. — Что за лексика?!
— Извини, мам. — Курдин начал освобождать столик, при этом печенье отодвинул подальше, чтоб не было видно надорванный край пакета.
— Постарайся впредь следить за своим языком. А вы, Александр, не потворствуйте Михаилу, прошу вас.