— Мать меня убьёт. Реально.
— Я…
— Ты в туалет не хочешь?
— Нет, я…
— Ага, хочешь. Слушай тогда: выйдешь из комнаты, направо по коридору, потом направо же свернёшь, пройдёшь мимо двери, такой… напротив афиши «Горного эха», ну, увидишь, её легко найти… Да-а-а… так ты в неё не входи,
Сашка кивнул, пытаясь сообразить, кого же ему так напоминает Курдин.
— Ну так иди, чего встал.
Снаружи было пусто и темно. Как, подумал Сашка, в коридоре какого-нибудь средневекового храма. Он медленно пошёл, глядя на стены. Афиши были самые разные, некоторые — в полстены, на всех — знакомая фамилия.
На многих — две знакомые фамилии.
Возле «Горного эха» Сашка остановился, как будто для того, чтобы рассмотреть получше. Напротив была дверь, вполне обычная, если не считать маленького цветастого половичка перед ней. Кто в собственной квартире перед одной из комнат кладёт половичок?
За дверью было тихо, он толкнул её, зачем-то вытер ноги и вошёл.
Пахло тонкими дорогими духами. В полутьме он увидел чей-то невысокий силуэт, шарахнулся назад, и только упершись спиной в дверь, сообразил: это его собственное отражение. Зеркало висело над столиком, по бокам — круглые лампочки, как бутоны тропических цветов. На стенах — фотоснимки, картины; вдоль стен, в стеклянных витринах, — какие-то нелепые вещи: засохший букет, воротничок, тусклая ручка с обломанным пером, чашка с трещиной, щербатая расчёска…
Перед зеркалом покачивался на светлом стебельке ещё один бутон. Серебристый, с тонкими чёрными прожилками. Снизу подвявшим листком — ленточка с именем и датами.
Сашка шагнул навстречу шарику, перебирая в уме все накопившиеся вопросы.
Шарик заговорил первым. Это были вполне отчётливые, хоть и приглушённые слова, и Сашка поначалу от неожиданности проглотил язык. Стоял ни жив, ни мёртв, а громадный полосатый бутон всё говорил, говорил, говорил…
— …несомненно! Хотелось ещё раз поднять тему… по моему скромному мнению… я — профи, я знаю… зритель, конечно, не всегда готов… сознательное решение… отказались от буквального следования тексту… Иные поражения дороже успехов… Автор зачастую сам не понимает, что и зачем пишет, его рукой водит… Я — коммерческий режисёр, это правда, но никогда не шёл на поводу у публики…
Голос то пропадал, то делался громче — казалось, кто-то бездумно поворачивает верньер радиоприёмника.
Сашка как-то сразу понял, что длится это уже не один час. Может, и не один день. Бесконечное само-интервью, вглядывание в собственный образ по ту сторону зеркала. Умножение личности на бездну.
Интересно, подумал он, отступая к двери, интересно, какая часть моего «я» сейчас всё это именно так воспринимает?..
Он протиснулся в коридор, даже не оглянулся по сторонам, есть ли кто рядом, и решил наведаться в туалет. Идти к Курдину был пока не готов.