Он выглядит… как? Разочарованно?
Его глаза за очками непроницаемы, лишь на лбу меж бровями залегла глубокая морщинка.
— Ты мне не сказала, — говорит он.
— Нет.
— Почему?
Как я могу это объяснить? Он думает, что я храбрая и сильная, но это не так. Я даже вполовину не такая сильная, как мне хотелось бы. Иногда я боюсь и сомневаюсь. Прямо сейчас меня переполняют эмоции — отчаяние, и злость, и досада на то, что я не понимаю, как теперь все исправить. Если бы я призналась ему раньше — как знать, какие чувства он испытал бы?
Я не хочу отталкивать Финна. Но как рассказать ему, что я передумала и перечувствовала за несколько последних недель?..
Я не уверена, что достаточно смела для этого.
— Я думала, что ты, может быть, догадался, — беспомощно лепечу я. — Когда я пришла посмотреть реестр.
Он качает головой.
— Я подозревал, что, возможно, кто-то из твоих сестер…
— И я, и сестры. Мы все. И мы не просто какие-то обычные ведьмы, о нас есть пророчество. Мы… да ты же слышал, наверное.
Он пожимает плечами:
— Ты кричала.
Я смотрю на Марианну, а она с любопытством смотрит на нас, переводя взгляд с одного на другого. Интересно, какие выводы она сделает.
— Я совсем не знаю, что теперь делать, — говорю я тоненьким, жалобным голоском. — Они заставляют меня поехать в Нью-Лондон. В пророчестве говорится, что одна из нас либо поможет ведьмам вернуться к власти, либо станет причиной нового Террора. Они думают, что это я, а Сестричество… они там все, на самом деле, ведьмы… а мне придется навсегда уехать из Чатэма, и…
Мой голос срывается. Я сглатываю Слезы, спрятав лицо в ладонях. Чтобы восстановить самообладание, я ритмично дышу: вдох-выдох, вдох-выдох. Чья-то рука ложится мне на плечо и разворачивает меня. Сквозь пальцы я вижу, что это Финн. Он смотрит на меня глазами, полными сострадания. Сострадания и еще чего-то; это «что-то» дает мне надежду, что он не станет относиться ко мне хуже, даже если я начну вопить, плакать и швыряться вещами. Он привлекает меня к себе, хотя его мать стоит тут же рядом.
Он смелее, чем я.
Я шмыгаю носом, уткнувшись в его грубую серую хлопчатобумажную рубаху.
— Я не хочу терять тебя. Но и сестер я не хочу терять тоже.