— Там ест… На кнопку нажымаеш, — ответил пленник, брызгая кровью.
— Сейчас позвоним, скажешь, что он, — Слава кивнул на меня, — в магазин ходил и вернулся. Говорить будешь по-русски, вякнешь хоть слово на своем — сразу убью, отрежу яйца, засуну тебе в рот и кожу с торса на башку натяну. Так духи с нашими пленными делали, — пояснил он мне. — Ну, все понял?
— Понял.
Я нажал кнопку вызова, подождал, пока наберется номер, и сунул «мотороллер» под ухо горцу.
— Ало, Рафик, да. Я вэрнулся. Этот в магазин ходыл. Да, домой сэйчас пришол. Всо, жду.
— Ну? — спросил Слава.
— Сказали, чтоб ждал. В шэст часов смэнят.
— Значит, до шести время есть. — Слава взглянул на часы. — Ну а ты колись, паскуда, что тебе еще Малик про нас говорил?
— Гаварыл, чтоб сматрэл за ним, — указал на меня азер. — Всо, болшэ ничэго не гаварыл.
— Сколько пацанов у Малика в бригаде?
— Пять.
— Вместе с тобой?
— Я шэстой.
Это уж точно. Я выгреб из окровавленного пиджака барахло, которое он там носил, и внимательно изучил его. Лопатник с парой сотен тысяч, носовой платок и перочинный ножик особого интереса не представляли, а вот записная книжка заслуживала пристального внимания.
— Где Малик живет? — продолжил Слава допрос.
«Черный» помялся.
— Ну! — гаркнул Слава. — В уши долбишься, что ли?
— П-праспэкт Руставели…
— Слюшай, дарагой, ты затрахал, да? — Я сунул ему под нос записную, где на литеру «М» на последней строчке был записан адрес бригадира, а старый — на Руставели — зачеркнут. — Хватит нам тут порожняк гнать!
— Забыл… — Дрогнувшая под ударом кулака печень заставила проглотить конец фразы.