Он выключил свет, закрыл глаза и стал думать о дедушке и о своей обиде, о том, что он остался совсем один. И о том, как он хочет, нет, требует, замирая от ужаса перед собственной наглостью, чтобы дедушку выпустили из старого снимка и вернули на место: в кабинет, в кресло с затхло пахнущим валиком под поясницей. Владя хотел этого так сильно, что у него даже заболел живот.
Квартира осталась за Владиными мамой и бабушкой, но на движимое имущество дочери и другая родня бронзоволикого академика налетели, как птицы на рябину. По частям утащили библиотеку, мебель «красного дерева» (на самом деле – неизвестно из чего, но добротная), столовое серебро, хрусталь – этого добра было много, в основном нераспечатанные коробки с подарочными наборами. Дедушка, получив очередное подношение, ставил его в шкаф не глядя. Пропали даже всякие мелочи, захламлявшие кабинет: бинокли, древние фотоаппараты, сувениры из санаториев, вроде обязательного деревянного орла или гигантских карандашей, натюрморты и пейзажи неизвестного авторства, дедушкин портрет маслом, из-за которого бабушка поругалась с тетей Клавой, и в итоге портрет вернулся – уже в бабушкину комнату.
И Владе неожиданно досталась часть наследства: после того как были соблюдены все ритуалы и выдержаны мистические сроки, его переселили в опустевший и посветлевший дедушкин кабинет. Вместе с кроватью, маленьким столиком и ящиком для игрушек.
– Рано ему свою комнату, – недовольно сказала бабушка. – Мы вон впятером в одной спали.
Мама привычно забормотала что-то заискивающее, и бабушка смягчилась. На самом деле она уже давно одобрила Владин переезд – не пустовать же комнате. Но эти оттопыренные уши, диатезные щеки, недружелюбный взгляд исподлобья буквально вынуждали ее ворчать.
– И только попробуй тут что-нибудь разрисовать или поцарапать, – объявила бабушка Владе и ушла в свою комнату, размышляя: нет, ну какой трудный ребенок, надо же, как действует на нервы.
Оставшись один, Владя поводил пальцем по обоям бывшего кабинета. На пальце осталось синее.
– Деда, – влюбленно вздохнул Владя.
Поздно вечером, когда все разошлись по своим комнатам, Владя начал действовать. Нашел в кухонном шкафу, в самом низу, где хранились соль и сода, остатки дедушкиного кофе. Он был в зернах, но Владя решил, что и так сойдет. Ссыпал зерна в турку, налил холодной воды и поставил этот кофейный суп на плиту.
Когда вода закипела, и даже смутно запахло кофе, Владя на цыпочках вернулся в бывший дедушкин кабинет. Хотел поставить турку на стол, но испугался, что останется пятно, и поставил на пол. Достал потемневшие от времени и прикосновений карты, разложил их для пасьянса на ковре. Раскрыл фотоальбом.
– Деда, приходи, – неуверенно обратился он к полусмазанному мальчику. – Я вот тебе все сделал…
Семейство, забравшее дедушку, смотрело на него мертвыми спокойными глазами.
Владя поводил рукой над картами, которые лежали рубашкой кверху, загадал: если вытащит туза червей, то деда вернется. Потом подумал, что вряд ли выйдет сразу туз, и загадал просто червонную карту, любую. Вытащилась бубновая десятка, но ведь это тоже была красная масть…
Ритуал надо было как-то продолжать. Владя закрыл альбом, поставил на обложку турку и начал бормотать только что придуманное заклинание:
– Акара-манакара-тацакара… Деда, приходи! Деда, приходи!..
Потом спохватился: а вдруг от горячего испортятся фотографии? Торопливо отставил турку, посмотрел на снимок – нет, все такие же, сидят, довольные. У них и диван, и ковер мягкий, и они вместе – конечно, им хорошо. Владя с размаху ткнул пальцем в лицо благородной прабабушке Ираиде:
– Отдайте деду!
Потом – братику Юре (целился в ускользающую кружевную девочку, но пожалел):
– Деда мой!
Владя очень ждал, что, может, замигает лампочка в люстре, или упадет с полки одна из оставшихся дедушкиных книг – никому не приглянувшихся научных трудов, – или застучит в углу неведомо что. Но было тихо, бубнил за стеной вечный телевизор, и только мохнатая ночная бабочка, рассыпая с крыльев нежную пыль, упала вдруг прямо в турку, где плавали в остывающей воде зерна кофе.
ebooksa