Гобелен

Остаюсь твой навеки

Дж. С.»

Дочитывая последние строки, Джейн обливалась слезами. Увы, ничего нельзя было сделать. Она должна возвращаться домой. Она войдет в свое тело, снова станет Джейн Грейнджер. Именно поэтому она сидит сейчас на валуне, ждет. Разумеется, Сесилия протестовала – не хотела оставаться в Траквере с Анной и родственниками Уинифред, но Джейн удалось убедить бедняжку.

– Я дала обещание мужу, – лгала Джейн, зная, что Уинифред простит ее.

– Что хорошего граф нашел в этой пустоши? – недоумевала Сесилия.

Джейн взглянула на Мэри.

– Однажды, еще мальчиком, Уильям там побывал. Ему кажется, это место исполнено духовной силы. Впрочем, толком он не может объяснить.

В глазах Мэри отразилось изумление, однако она промолчала.

– Допустим; но как это связано с твоим сегодняшним визитом туда, дорогая Уини? – не сдавалась Сесилия. Джейн знала: подруга искренне беспокоится. Поэтому она затолкала раздражение подальше.

– Так и связано. Уильям уверен, что больше никогда не ступит на эту священную землю, вот и попросил меня побывать в Пиблс, хранящем первые и ярчайшие впечатления его детства.

Мэри покачала головой, как бы говоря, что больше не желает потворствовать подобным причудам.

– Что ж, если это важно для него…

– Очень важно, – подтвердила Джейн.

Тут уж Сесилии было нечем крыть, раз даже родные Уильяма согласились отпустить Уинифред одну.

– Если это облегчит ему бремя изгнания… – пробормотала Сесилия.

Джейн улыбнулась.

– Спасибо, дорогая. Будь добра, собери и одень Анну. Мы тронемся в путь сразу, как я вернусь из Пиблс. Это займет всего один день.

Просить экипаж ей не пришлось.

– Велю юному Энгусу отвезти тебя, милая сестрица, – сказала Мэри.

И вот Джейн – в круге, выложенном из камней. Энгус отправлен в ближайшую деревню за элем и сыром, столь необходимыми в пути. Предложение исходило от Уинифред. Таким образом, Джейн была предоставлена самой себе.

Впрочем, не совсем. К валуну приближалась знакомая фигура. По узенькой тропинке, обрамленной ростками папоротников, перемещалась Робин. Ноги ее не оставляли следов, весенняя грязца не липла к длинному подолу. Казалось, Робин не идет, а парит над землей.