Передо мною, как во сне, развертывалась ежедневная жизнь фараона. Как на стенных картинах, которыми мы любовались в Карнаке и Сиене, так и здесь прислуживали гостям стройные, грациозные девушки с бронзовым цветом кожи, драпированные легкой тканью, обвязанной вокруг чресел.
В глубине зала пировали за отдельным столом придворные дамы, с головы до ног стянутые узкими одеждами из льняной, покрытой рисунками ткани. Древние танцовщицы, вернее — воспроизведение моих приятельниц Гаваци, принимали позы, какие изображаются в священных письменах египтян, и скользили бесшумно под меланхолические звуки трехструнных арф и длинных, тонких свирелей.
Странное собрание было в той же мере удивлено появлением постороннего посетителя, как и сам он при виде небывалого зрелища. Музыка и танцы мгновенно прекратились. Фараон и придворные вскочили и несколько минут смотрели на меня, не трогаясь с места. Затем молодая девушка, с царственной наружностью и в то же время необыкновенно похожая на маленькую Гаваци в Абу-Илле, подошла ко мне и заговорила со мной на древнеегипетском языке:
— О, чужестранец, кто ты и за чем пришел сюда?
Никогда не думал я до той минуты, что могу владеть языком гиероглифов, — и вдруг оказалось, что я без всякого затруднения не только понимал его, но и говорил на нем. Удивительно! Так труден этот древний египетский язык при разборе письменных фигур и в то же время так ясен, когда произносится такими губками, какие были у этой дочери фараонов!
— Десять тысяч раз прошу извинения за мою нескромность, — отвечал я вежливо. — Я не знал, что пирамида эта обитаема. В противном случае я никогда не позволил бы себе бесцеремонно войти сюда… Я английский турист… Позвольте представиться вам.
Вынув визитную карточку из бумажника, который, к счастью, находился при мне, я почтительно передал ее принцессе. Она взяла ее, внимательно осмотрела, но не поняла, очевидно, ее назначения.
— Позвольте и мне узнать в свою очередь, — продолжал я, — в чьем высоком присутствии я нахожусь?
Один из герольдов, стоявших по бокам трона, провозгласил с пафосом:
— В присутствии препрославленного фараона, брата солнца, Тотмеса XXVII из XVIII династии{63}.
— О, чужестранец! Приветствуй владыку мира! — крикнул с тем же пафосом второй герольд.
Я отвесил глубокий поклон его величеству и вошел в зал.
III
Надо полагать, что я, сам не зная того, нарушил придворный этикет Египта, ибо среди красивых рабынь с бронзовым цветом кожи послышался вдруг заглушенный смех. Но великий фараон, довольный, по-видимому, моей искренностью, ласково улыбнулся. Обернувшись к придворному, который ближе всех стоял подле него, он сказал ему величественным и в то же время кротким голосом:
— Омбос! Чужестранец этот представляет собою любопытный феномен. В нем нет ничего общего с эфиопами и другими дикарями юга. Он не походит также на людей с бледным лицом, которые приезжают к нам на судах из Ахагие, хотя чертами своими он мало отличается от них. Нелепая одежда его указывает, однако, что он должен принадлежать в варварам.
Я с досадой взглянул на свой костюм туриста из материи с серыми и коричневыми клетками, последнее слово моды от знаменитого портного из Бонд-Стрита. Егиитяне эти, надо полагать, были одарены плохим вкусом, если не приходили в восторг при виде такого образца наших мужских мод.
— Если прах, который попирается стопами твоего пре-прославленного величества, имеет право высказать свое мнение, — сказал вельможа, с которым говорил фараон, — то я сказал бы, что молодой чужестранец, этот заблудившийся путешественник, явился сюда из ледяных стран севера. Головной убор в его руках указывает на то, что это туземец с полюса.
— Пусть чужестранец наденет свой головной убор, — сказал фараон.
— Варвар, надень свой головной убор! — крикнул герольд.
Я заметил, что фараон никогда и ни к кому не обращался прямо, за исключением вельмож самого высокого ранга. Я исполнил приказание и надел шляпу.
ebooksa