Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

Я с удовольствием перевел. Пикардиец, оставив шляпу в покое, гордо надул щеки.

— Друг мой, переведите прекрасной синьорине Ружинской…

Он задумался, но я не стал ждать.

— …Зацный и пышный пан дю Бартас в том великую честь видит и не пожалеет самой жизни для прекрасной панны, нимало на награду не надеясь!

Она кивнула, вполне удовлетворенная.

— В том слышу я голос истинного лыцаря. Однако же переведи, Адамка, что людишки пана мечника по тысяче цехинов получат за труды от отца моего, моцного пана Антония Ружинского, каштеляна гомельского.

Прежде чем сообщить эту радостную весть, я поглядел направо. Лес, лес, лес… Все еще Хортица — значит, нам дальше.

— Переводи, Адамка!

Пятка вновь ударила в настил. Пришлось подчиниться. Услыхав про цехины, славный лыцарь дю Бартас удовлетворенно хмыкнул, брат Азиний дернул прыщавым носом и поспешил уткнуться в молитвенник.

— Синьорина! Не слушайте его! Не слушайте! Глаза сьера еретика горели гневом. Но гнев тут же угас, столкнувшись с ледяным холодом ее взгляда.

— То пан Гарсиласио — только секретарь? Так-так! Уйми его, Адамка, негоже мугырю письменному без спросу в панский разговор лезть!

Не знаю, что (и на каком наречии) он наплел нашей гостье за эти дни, но отныне судьба «пана секретаря» была решена.

Внезапно она застонала и медленно опустилась на помост. Странно, что у нее хватило сил на этот разговор.

— Брат Азиний! — распорядился я. — Кажется, у нас есть какая-то мазь. Помогите синьорине!

— Шут! — Сьер де ла Риверо сорвался с места, кинулся ко мне, сжимая кулаки. Я поднял сарбакан.

— Комедиант! Я…

— Ты — паленое мясо, сопляк! Ты — и твоя семья! И моли Бога, что ты мне пока нужен!

Слушать, как он скрипит зубами, было приятно.

* * *

Острый мыс, покрытый огромными серыми валунами, уходил вдаль. Хортица осталась позади, и я понял, что пора браться за весла.

Бурбон, Марсель увидя, Своим воякам рек: О, Боже, кто к нам выйдет, Лишь ступим за порог?

Шевалье поет — значит, все в порядке.