Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

Я сам не понимаю, как шевельнулись мои губы.

— Нет! Я грешен, отче! Грешен!..

Он уже не смеется. На бледном лице — брезгливая гримаса.

— Кто ты такой, чтобы судить? Ты труп в моих руках, ты топор дровосека! Или ты не знаешь, что сын Общества обязан выполнить любой приказ — даже заложить свою душу Дьяволу?

Я холодею. О таком не говорят вслух, но каждый из нас ведает, что ради Общества можно все. И мы делаем все!

Делаем — и побеждаем!

— Ступай в свой Рай! Ты ведь знаешь: когда праведник восходит к Престолу Божьему, Небеса ликуют!..

Под ногами — черный провал и тонкая нить. Гитарная струна, ведущая в Эдем. Мое место там…

Небеса ликуют… Не беса ли куют?

Беса? Еще одного Черного Херувима?

— Чего ты ждешь? — Хриплый голос бьет в уши, звоном отдается в висках. — Иди! Или ты не знаешь, что выполнить приказ — твой долг? Разве отец Мигель Пинто не вел переговоры с голландцами, врагами нашей Церкви? И разве ты не должен был доложить об этом?

Я закрываю глаза. Должен… Доложить, дождаться ответа, исполнить повеление Конгрегации. Я помнил о долге…

…Стальные клинья в запястьях, стальное острие пробивает сердце…

Почему я жалею о Джудекке?

— Погоди! Нить может порваться, оставь это здесь! Я открываю глаза. Это? Но ведь у меня ничего…

…Слева — Черная Книга. Справа — гитара в чехле.

— Оставь здесь! — Рука Святого нетерпеливо тычет в рукопись брата Алессо. — Ты не должен был даже заглядывать в нее! Оставь!

Уже не хрип — визг. Его рука жадно тянется к Черной Книге, хватает, швыряет в сторону…

— А это можешь взять!

Гитара? Но почему? Ведь мессер Инголи запретил!