Небеса ликуют

Я вздрогнул, чувствуя знакомый холод в разом оледеневших ладонях. Нет-нет, Брахман ни о чем не подозревает! Он просто спросил!..

— Брат Мигель погиб девять месяцев назад.

— Упокой, Господи!.. Знаете, в молодости, когда я был меньшим циником, мне казалось, что брат Пинто наверняка станет святым.

Я сжал зубы, отвернулся, прикрыл глаза. Milagrossa Virgen Azul, ты все видишь!..

— Жаль… Еще одним настоящим человеком меньше! Знаете, я шел сюда, чтобы посоветовать вам поскорее скрыться. Теперь настало время усмехаться мне.

— Взаимно, брат Паоло!

— Вы не понимаете. Думаете дождаться здесь королевских войск? Не получится! Будет резня, страшная резня!

Я поглядел вниз, на молодых парней в свитках и рубахах. Да, будет резня. А у них даже нет оружия!

— То красно дякуто за турботу, пане сотник!

Мы медленно двинулись вдоль вала, стараясь держаться подальше от падающей с лопат земли. Я вдруг представил, как там, посреди мертвого поля, кто-то старательно, не торопясь, наводит на нас мушкет, выбирая первую жертву. На миг стало не по себе, но затем страх исчез, сменившись пустым гулким равнодушием. Пусть себе!

— В коллегиуме мне самому очень нравились идеи Мора. Да и здесь, в Киеве, я часто спорил с братом Алессо. Наш Нострадамус был от Мора в ужасе.

…Оказывается, в Киеве бывшего башмачника тоже называли Нострадамусом!..

— Он был уверен… То есть он якобы видел, что в будущем идеи Мора и Колокольца будут использованы во зло.

— Чушь! — не сдержался я. — Весь смысл того, что мы делаем в Гуаире, состоит в мирном переходе к новому обществу. Только идеи Мора способны остановить войны, сделать людей по-настоящему, по-Божьему, равными, счастливыми!..

— Браво! — Его ладонь на миг коснулась моего плеча. — Завидую вам, брат Гуаира! Признаться, лично я не очень верил в видения брата Алессо, а тем более в его астрологию и арабскую мистику. Зато верили другие… Присядем? По-моему, подходит.

Внизу, под самым валом, сиротливо стояла брошенная кем-то тачка. Я не возражал.

Дерево предательски заскрипело, но все же выдержало. Брат Паоло достал из кармана широких шаровар турецкую люльку и принялся, не торопясь, ее раскуривать.

— Так вот, ему верили… Вы что-то знаете об этом? Прежде чем ответить, я задумался. Черный Херувим прав — это не мое дело. Совсем не мое! Отмолчаться?

— Брат Алессо увидел, что Республике грозит опасность. Он считал, что период, который он называл «ва-ль-Кадар», продлится семь лет. Критический год — 1648-й…

Удивленный взгляд, невеселая усмешка.