Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

Я понял. Акцент! Я ведь тоже говорю с кастильским акцентом, как и бедняга де ла Риверо!

— Я не испанец, синьор дю Бартас. И даже не португалец.

— Правда? — Голубые глаза засветились радостью. — О, мой друг, поистине это хорошая новость! Вы мне дороги, будь вы даже гололобым турком, но то, что вы не поганая испанская собака, — это отличная новость!

Я невольно сглотнул. Поганая испанская собака, гололобый турок, английский еретик, итальяшка, грязный индеец, пархатый жид…

А ведь шевалье не из худших в человеческой стае!

— Я русин, если вы, конечно, не против. Дю Бартас решительно качнул головой:

— Помилуйте, мой друг! Как я могу быть против?.. Гм-м, а это где? В Америке?

Я чуть было не удивился, но вовремя вспомнил о синьорине Коломбине. Кажется, без нее не обошлось.

— Чуть ближе.

— Эх, взглянуть бы! — мечтательно протянул шевалье. — А то, признаться, даже скучно! Никогда не бывал дальше Перпиньяна. Вот только сюда занесло, и то без медяка в кармане.

Желания, высказанные вслух, имеют обыкновение сбываться. По крайней мере иногда.

* * *

Ужинал шевалье с превеликим аппетитом, утоляя жажду отличным неаполитанским «греко». На этот раз я решил проявить здоровую инициативу и лично распорядился по поводу вина.

— Отменно! — констатировал дю Бартас, осушая третий кубок. — Жизнь, дорогой де Гуаира, становится все краше! Кстати, вы деретесь завтра на рассвете, после заутрени. Аппиева дорога, возле гробницы синьоры Цецилии Метеллини.

Глоток «греко», которым я запивал жареную пулярку, на миг застрял в горле. Завтра?

— Мы решили не тянуть. Такие дела надо решать быстро!

Выходит, маркиз Мисирилли решил не утруждать себя тренировками в искусстве плевания колючками. Жаль! Завтра и без того трудный день.

— Расстояние десять шагов, очередность — по жребию, колючки — ваши. Жаль, не придется все это удвоить!

Опять — удвоить! Переспрашивать я не стал, но дю Бартас разгадал мое недоумение.

— Как, мой дорогой друг? И вы тоже не слыхали об этом? Сколь медленно распространяются добрые обычаи! В Париже давно всех удваивают. Дерутся не только вызванный и принявший вызов, но и секунданты. Впрочем, удвоить — не предел. Однажды я дрался с самим д"Артаньяном, лейтенантом «черных» мушкетеров. Мы были с ним секундантами; а всего в тот день скрестили шпаги восемь человек. Мне тогда проткнули бедро. Вот это жизнь!

Как мало нужно человеку для счастья!