Так-так! Брат Азиний, кажется, решил, принять обет миссионерства.
Лошади скучали возле высокой черной маслины. Сьер Гарсиласио с независимым видом разглядывал вершины близких гор, славный дю Бартас, явно не зная, что делать, топтался посреди дороги.
Проводник спрятался.
Я оглянулся и понял почему.
К сожалению, ослиный рев услыхали. И не только безразличные ко всему скалы.
Татары!
Четверо всадников на низкорослых лохматых конях. Огромные, закрывающие лица малахаи, темные халаты, подбитые лисьим мехом, красные сафьяновые сапожки. Кривые сабли, луки в сагайдаках…
Они стояли чуть в стороне, безмолвные, недвижные, словно высеченные из камня.
Слушали.
К счастью, попик вещал на скверной латыни, едва ли понятной этим гуннам. Но слишком уж громко!
— А посему молю вас, братья! Повторяйте за мной Символ Веры, на Феррарском Соборе заново утвержденный! Повторяйте, и да спадет с вас короста заблуждений ложных!..
Я начал быстро спускаться, надеясь успеть. Первым делом — кулаком по шее, затем заткнуть орущий рот феской…
— И осенит благодать, от престола Святого Петра исходящая…
Не успел! Недвижный камень дрогнул. Малахаи переглянулись.
— Понтико!
Странное слово хлестнуло, словно плеть. Ударили в камень копыта.
— Эй-эй! — запоздало вскричал дю Бартас. — Это наш поп!
— Стойте! Стойте! — вторил ему сьер еретик. Поздно!
Поп был уже не наш. Свистнул аркан. Один из всадников резко дернул рукой…
— Ай-а-а-а-я-я!